Наталья БУЕНКО, "Новости недели", 25 декабря

Его уважают и ненавидят. Его любит пресса, но при этом не перестает критиковать. Вокруг него постоянно рождается масса слухов и домыслов. Чтобы развеять последние из них, корреспондент "НН" Наталья БУЕНКО побеседовала с ним - министром внутренних дел Казахстана генерал-полковником Каирбеком Сулейменовым.

На войне как на войне

- Каирбек Шошанович, достаточно давно муссируется вопрос о вашей отставке. Что вы можете сказать по этому поводу?

- Конечно, и до меня доходят такие слухи, но хочу сказать, что сам в отставку подавать не собираюсь. Если бы я сомневался в целесообразности своего пребывания в этой должности или что-то изменилось бы в моей собственной оценке ситуации - тогда другое дело. К тому же, я бы не согласился в начале этого года возвратиться на должность министра. Я так легко решения не меняю.

Что же касается подобных слухов, то я не склонен считать, что это инициатива СМИ. Я думаю, что отдельные граждане, и большей частью в погонах, не хотят, чтобы я находился на этой должности. Некоторых из них мне пришлось отодвинуть, с некоторыми и вовсе расстаться. Именно эти люди и муссируют бесконечно данный вопрос. Они надеются вернуться на руководящие посты в областях и в министерстве, чтобы еще немного "порулить". Я не буду называть какие-то фамилии, поскольку у меня нет прямых доказательств, но есть определенная информация.

Я человек военный, у меня нет никаких иллюзий относительно своей карьеры. Я был оценен в свое время главой государства и вырос до этой должности благодаря результатам своей служебной деятельности. Поэтому у меня нет никаких переживаний, ночных раздумий и прочего. Придет время - и я уйду: не вижу в этом никакой трагедии. Но пока вопрос так не стоит.

- Как долго будет длиться ваше противостояние с Комитетом уголовно-исправительной системы?

- Хороший и прямой вопрос. Однако, вы можете не поверить, но никакого противостояния нет. Есть некоторые разногласия в отношении передачи следственных изоляторов в ведение Министерства юстиции. Передать и отчитаться, как в старые советские времена, очень просто, но надо иметь в виду специфику деятельности правоохранительных органов. Я против того, чтобы передавать СИЗО. Если там есть безобразия, давайте их искоренять. Но следственные изоляторы существуют для того, чтобы эффективно проводить расследования. Для чего мы до суда арестовываем людей? Потому что они продолжают представлять опасность для общества. Почему они сразу после изоляции должны уходить под эгиду Минюста? Подозреваемый попал в руки следователей. Мы должны обеспечить полноту и объективность расследования. Он еще не осужден и на него не может распространяться система перевоспитания осужденных. СИЗО - это следственный дом. Передавать его вместе с колониями в Минюст считаю неправильно.

Вот на этой почве у нас и появились расхождения. Образно говоря, выйдя из системы МВД те же руководители КУИС начали распространять информацию о том, как в МВД было плохо и как сейчас стало хорошо. На второй день! А что изменилось за два дня? В принципе, ничего. Я не говорю, что если бы колонии остались у нас, мы бы разом решили все проблемы, существенно повлияли на условия содержания осужденных. Да, у нас заключенные влачат жалкое существование, но положительные изменения есть. Говорят, что заключенным разрешили не ходить строем, но главное-то не в этом. Важно, как они одеты, чем питаются, как чувствуют себя. И потом, порядок должен быть. Ныне косметические изменения подаются как революционные шаги. Я за эволюционный путь либерализации режима в местах лишения свободы.

Я согласен с передачей функции охраны колоний Минюсту. Пока их охраняют внутренние войска, а надо, чтобы военные ушли и пришли сотрудники Минюста.

- Что это даст?

- Это ничего не даст в плане сокращения расходов, но уменьшится степень милитаризации. На этот шаг надо идти. Создается цельная система, при которой у колонии будет один хозяин - Минюст. Тогда МВД не имело бы к ним никакого отношения. Но это не значит, что внутренние войска будут передаваться в Минюст.

Смягчение режима содержания осужденного должно иметь свои пределы. Не надо забывать, что это все же преступник. Он должен понести наказание, которое заключается не только в изоляции от общества, но и в режиме содержания. Заключенный должен переносить определенные лишения, иначе все эти учреждения можно превратить в закрытые курорты. В ограничениях и заключается суть перевоспитания.

Вы знаете, что в колониях постоянно случаются членовредительства, происходят бунты. К слову, бывает такое и в СИЗО. Нам многое предстоит сделать в закрытых учреждениях, в том числе и совместно. Считаю, что подход должен быть единым, а это значит, что конфликта между КУИС и МВД нет и не будет. Я этого не допущу.

- Вы считаете, что СИЗО должны остаться в ведении МВД. Однако именно там выбивают показания...

- 99,9 процента дел, связанных с рукоприкладством и выбиванием признательных показаний, хотя и редко, но происходят не в СИЗО, а в изоляторах временного содержания. А об их передаче в Минюст вопрос не стоит. В СИЗО никто этих заключенных не избивал. Там единственная проблема - перенаселенность и заболеваемость туберкулезом.

- Другими словами, случаев избиения задержанных стало меньше?

- Эта статистика латентная, скрытая. Официально - меньше, причем существенно. Однако по внутренним данным, каждый 10-й задержанный подвергается психическому насилию, 20-й - рукоприкладству. Это связано с низким моральным уровнем следователей и оперработников. Впрочем, уже есть программа по наведению здесь порядка. Думаю, что через пару лет мы забудем об избиениях.

- В Казахстане уже действует институт защиты свидетелей. Сколько средств выделяется на эту программу?

- В будущем году на эту программу в бюджете заложено 62 млн. тенге. МВД является координатором данной программы, но средства выделяются для всех правоохранительных органов. Конечно, объемы можно было бы увеличить, но, как ни парадоксально, я на этом пока не настаиваю. Потребность есть, но нет практического механизма, опыта. В связи с этим могу сказать, что мы не сделали ни одной пластической операции, не было ни одного переселения и изменения документов, поскольку пока не возникало такой необходимости. Наши граждане безбоязненно изобличают преступников. За последние 10 лет у нас был только один факт покушения на жизнь свидетеля. Преступники к таким методам не прибегают, свои угрозы они, как правило, не реализуют. К тому же мы имеем право допрашивать свидетелей под другой фамилией, не проводить очных ставок. Но если возникнет необходимость, мы готовы поменять внешность, переселить и т. д.

Вечер после трудного дня

- Каирбек Сулейменов - министр и частное лицо. Насколько это разные люди?

- Все настолько смешалось... Есть такое понятие - профессиональная деформация. Я уже не замечаю, когда заканчивается мой рабочий день. Может быть, потому, что я всю свою жизнь провожу в кабинете, работая с 8.00 до 21.00, практически без выходных и праздников. Частное лицо... Все как у всех, ничего экстраординарного.

- Ваша министерская должность так сильно накладывает отпечаток на частную жизнь?

- У меня мало родственников, нет однокашников и друзей детства в Казахстане, поскольку до 26 лет жил в Новосибирске. Поэтому у меня мало обязательств по отношению к частным лицам, которые могли бы отрицательно влиять на выполнение служебного долга. Переступая порог дома, стараюсь "снять погоны", но забыть о работе мне не удается, поскольку звонки с работы идут постоянно.

- Ваш командирский голос в семье не действует?

- Иногда, конечно, я перегибаю палку. Но это, скорее, не печать министра, а черта характера. Я с детства был таким. Даже старшими друзьями в молодости руководил.

- Что для вас работа: смысл жизни или?..

- Наверное, смысл жизни. Я не представляю себя без работы. Многие как-то смело уходят в бизнес, находят себя там. У меня не получится. Может, это моя слабость. Я ничего не умею, кроме своей работы. Я ношу сапоги с 19 лет и другой жизни не видел. Однако я не настолько деформирован, чтобы видеть во всех людях преступников, коррупционеров и взяточников. На такую позицию могут, по-моему, встать люди, психологически не стойкие. Когда есть какая-то внутренняя база, сила духа - это помогает. А так многие, особенно те, у кого нет стержня, в частной жизни продолжают себя чувствовать начальничками. Причем люди со слабым характером "подтягивают" свою репутацию за счет мундира, давя на окружающих. Считаю, что ко всему надо относиться философски, иногда даже с иронией.

- Чем вы любите заниматься в свободное время?

- Спортом. Я десять лет достаточно профессионально занимался боксом, но это было еще в России. Сейчас играю в футбол. И хотя есть негласная рекомендация не заниматься травмоопасными видами спорта, поскольку за последние десять лет пять членов правительства получили серьезные повреждения, продолжаю заниматься этим видом спорта. Ведь даже играя в настольный теннис, можно сломать позвоночник. Дело в том, как и с кем играть.

Раз в год за компанию могу съездить на охоту. И хотя стреляю неплохо, назвать себя любителем такого отдыха не могу. Все же активный спорт лучше.

- Вас часто критикуют в прессе, как вы к этому относитесь?

- Да не просто критикуют, а зачастую натурально "долбают". Я понимаю прессу и философски к этому отношусь. Считаю, что если есть повод - не нервничай и не обижайся. А поводы есть. Ни одной критики без причины не было. Повод давал не я, а мои подчиненные. Но поскольку я первое лицо этой системы, приходится отвечать. Однако когда это переходит на личности, то бывает неприятно. Но таков крест министра МВД, и я с пониманием к этому отношусь. Сейчас нахожусь в комфортном состоянии, потому что уже полгода меня не критикуют. Впрочем, это продлится недолго, до первой пресс-конференции (улыбается). Я человек прямой. Одним словом, с пониманием отношусь к объективной критике и терпимо к необъективной.

- На ваш взгляд, каким должен быть хороший руководитель?

- Главное - не забывать, откуда ты взялся, что ты такой же, как и все, что как пришел, так и уйдешь. Многие забывают об этом. Второе - это "пахать" дни и ночи, чтобы иметь моральное право требовать что-то от подчиненных. Чтобы руководить, надо много работать самому. И наконец, быть на голову выше своих подчиненных. У нас министерство многопрофильное, и надо знать все не только теоретически, но и практически. Даже участвовать самому в проведении следственных действий, в планировании оперативных разработок. Это очень мобилизует. Когда я допрашиваю сам, тогда подчиненные понимают значимость этого уголовного дела, горят желанием трудиться, видят, что я с ними на равных, советуюсь, где-то уступаю. Надо быть с ними не только за столом совещаний или праздничным столом, но и в работе. Навыки терять нельзя.

Жизнь после жизни

- Если вам придется оставить пост министра, чем вы будете заниматься?

- Охранный рынок, в принципе, уже занят, охранять уже некого. Это единственный вид бизнеса, в котором я мог бы что-то делать. А создать какую-то охранную структурку и охранять казино?.. Я на это не пойду. Я ведь не могу работать в малом объеме, мне нужны масштабы, и не потому, что у меня мания величия. Я привык, что работы должно быть много. Отсюда можно сделать вывод, что в бизнесе я себя не вижу.

В политическую деятельность уйти или мемуары писать? Нет, наверное. Может быть, буду консультантом по каким-нибудь неясным вопросам на крупной фирме, причем с не строго регламентированными обязанностями (смеется). Бывают щепетильные ситуации, которые может разрешить только человек с большим опытом именно нашей работы.

А вообще, я не думал над этим. Но это не оттого, что самоуверен, и считаю, что буду востребован до последнего вздоха, что на смертном одре ко мне будут бежать и просить подписать бумагу (улыбается). Нет. Я не пророчу себе служебного долголетия, но пока и не думал об этом. Впрочем, у меня есть друзья, которые создали свой бизнес, и я могу навязать им свои услуги (смеется).

- И последний вопрос из череды муссирующихся в обществе домыслов. Говорят, что у вас какое-то тяжелое заболевание. Так ли это?

- Я отвечу и на это, чтобы развеять слухи. Действительно, мне сделали в Германии операцию. Из-за перенесенной в молодости спортивной травмы у меня произошло механическое перемещение желудка в грудную полость. Операция была экстренной и состоялась 9 октября нынешнего года. Теперь чувствую себя прекрасно и никаких заболеваний у меня нет.