Александра АЛЕХОВА, "Литер", 30 мая

Последний год стал для силовых ведомств Казахстана серьезным испытанием – таково мнение большинства казахстанцев. Периодические скандалы на казахстанско-узбекской границе, скандал, связанный со спецподразделением "Арыстан", ЧП с кортежем президента… Что происходит с силовиками, каковы перспективы их работы? Об этом и о многом другом – интервью генерал-лейтенанта Булата Баекенова – последнего председателя КГБ КазССР, первого председателя КНБ РК, секретаря Совета безопасности РК, министра внутренних дел РК, начальника службы охраны президента РК, ныне – президента Ассоциации охранных организаций РК.

– Можно ли считать верными оценки ряда экспертов о кризисе силовых структур?

– Нет никакого кризиса. Однако происходит то, что должно вызывать тревогу не только у докладчиков президенту, но и у самого главы государства: коррупция разъедает силовые ведомства. В советское время секретарь обкома партии не мог устроить сына на работу в КГБ. Отказывали без пометок, была принципиальная установка: на работу детей высокопоставленных чиновников не брать, какими бы золотыми они ни были. Тогда ребят брали от станка, от сохи, из трудовых коллективов – толковых, способных, ответственных. А в конце 80-х годов, в период "разгула демократии" и травли спецслужб, честные и уважающие себя профессионалы из КГБ стали уходить. Когда я был председателем КГБ – лично беседовал с каждым сотрудником, пытался удержать. Но ребята уходили.

Затем началось телефонное право: на госслужбу стали идти мальчики "распальцованные", деловые, при иномарках. Через три месяца после того, как я был назначен министром внутренних дел, состоялся разговор президента со мной. Он считал, что я слишком медленно навожу порядок, имея на руках карт-бланш. Почему я тогда никого не уволил из органов? Потому что привести на их место было некого. Я мог пригласить десяток-другой толковых ребят из КНБ, но что они могли изменить в стотысячной армии полицейских?

– Вы считаете, что казахстанские силовики делают достаточно для борьбы с организованной преступностью?

– Это непростое дело, говорю вам как бывший сотрудник правоохранительных органов. У нас, к сожалению, очевидно запоздание не только в совершенствовании форм и методов работы, но и с материально-техническим обеспечением. Распад СССР борьбу с преступностью сильно подорвал. В то время преступность разрасталась, криминальные авторитеты разъезжали на солидных иномарках, а полицейские – на разбитых "Жигулях" с десятью литрами бензина на день. Время финансового кризиса играло преступности на руку. Но сегодня все иначе. Разве могли мы в начале 90-х годов мечтать о напичканном видеокамерами городе, о новых автомобилях для полиции? Когда я был министром внутренних дел, приходилось буквально "выбивать" деньги на зарплату сотрудникам. А что такое в полиции не получать зарплату – все прекрасно знают.

Поэтому сегодня госслужащим сколько ни плати, после чувства "легких денег" взятки не искоренить, но уменьшить – можно.

– Ваше мнение по поводу ситуации на таможенном посту "Коргас"? Как могло произойти, что на территории строгой таможенной зоны все дела вели криминальные авторитеты?

– Я всегда говорил: одно дело, когда единичный чиновник берет взятки или крадет… Но в таможенных делах создаются преступные сообщества. Это система, в которую вовлекаются как криминальные элементы, так и чиновники, от которых зависят разрешительные вопросы. Что в итоге происходит? Элементарное срастание преступности с сотрудниками силовых ведомств. Вот откуда дикость ситуации: очевидность преступления налицо, а нарушители закона уходят от ответственности.

– В 90-х годах пограничная служба на некоторое время была передана в ведение Министерства обороны. Была ли, по-вашему, необходимость в такой реформе?

– Наша страна после обретения независимости в свете новой экономической формации активно проводила реформы всего и вся. Я бы к этому отнес и создание Государственного следственного комитета, и передачу пограничных войск Минобороны. Но везде бывают ошибки. Надо отдать должное президенту: он сам же вовремя их исправляет. ГСК был упразднен, погранвойска вернули в ведение КНБ. Еще в 1992 году, когда наша страна последней создала собственные вооруженные силы, шли усиленные дебаты, кому подчинить погранвойска – КНБ, Минобороны или сделать их самостоятельными. Победила точка зрения, что пограничные войска нужно закрепить за Комитетом национальной безопасности, поскольку обе структуры имеют много общих задач и функций по их выполнению.

А растаскано многое было еще до того момента, правда, из вооруженных сил. Перед созданием собственной армии, да еще и в условиях открытой границы с Россией, командиры разных рангов объединенных вооруженных сил технику вывозили самолетами и поездами. Причем никто им в этом не препятствовал. Пограничники свою материальную базу сохранили, тогда как база вооруженных сил была подорвана. То, что пограничники многое потеряли за два года подчинения Министерству обороны, – правда. Но "растаскано" ничего не было. Оно было "потаскано". В то время пограничные войска экономно использовали свою авиатехнику, она была у них в рабочем состоянии. А потом стала общей. Минобороны использовало ее по своему усмотрению, и в результате самолеты и вертолеты были "изношены". Сейчас, конечно, все это давно восполнено, силовики в материально-техническом плане экипированы по полной программе.

– Что вы думаете по поводу реакции казахстанской стороны на конфликты на казахстанско-узбекской границе? Нотами обмениваться достаточно?

– А вы что предлагаете: на них войной пойти? Границы никогда живой цепью пограничников не охранялись, существовала и существует по сей день система нарядов, пеших или на транспорте, поэтому пересечению границы можно препятствовать с помощью инженерно-защитных сооружений и технического оснащения. Физически охрану границы обеспечить невозможно. А причинами конфликтов служат чаще бытовые вещи, отсутствие правовой культуры и поведение самих людей, кстати не только узбеков. Дерзко ведут себя и наши соотечественники. Считаю, что людей нужно быстрее отселить подальше от границы. Разумеется, не за их счет – деньги на эти вещи выделяются. Только вот люди как жили в непосредственной близости к границе, так и живут. Наверное, выплаты на переселение до адресатов не доходят.

– Еще один "южный" вопрос. Почему изъятие наркотиков чаще происходит в северных регионах страны, причем российскими спецслужбами, тогда как наркотрафик традиционно идет с юга?

– А почему вы считаете, что только российские спецслужбы показывают результаты борьбы с наркотрафиком? МВД, КНБ и пограничники постоянно рапортуют о задержании особо крупных партий зелья. Встречный вам вопрос: почему наркотики из Афганистана попадают в Америку? сколько границ они пересекают за это время? Преступность совершенствуется. Разве мы думали 15 лет назад, что терроризм приобретет такой размах? Хотя еще в конце 80-х годов били тревогу, что организованная преступность не просто не знает границ – это интернациональное преступное сообщество. В начале 90-х годов криминальные группировки стали формироваться по национальному признаку, но мононациональными они были недолго, да и международные связи криминал имеет очень масштабные.

– В последнее время, обсуждая различные варианты правовой реформы, часто вспоминают историю Государственного следственного комитета...

– Я был яростным противником создания ГСК. Говорил президенту, что, пока мы будем заниматься разделом имущества и распределением функций, преступность поднимется. Не утверждал никогда, что мы ее побороли, но удавалось ее сдерживать. Все-таки часть группировок устранили, кто-то из криминальных авторитетов залег на дно, кто-то покинул Казахстан. Но все же нам было поручено в течение двух недель уже приступить к работе. А табуретки делили долго, выясняли, кто главнее: ГСК или МВД. Случалось даже, что сотрудники конкурировавших структур за соседними столиками в кафе выясняли, кто из них для страны важнее. Первым высказал мнение о создании независимого следственного комитета покойный Нагашбай Шайкенов. Но он вел речь только о следствии – чтобы оно не зависело ни от кого. Однако Каирбек Сулейменов высказался, что без оперативной работы следователь ничего не сделает, надо дать ГСК право вести не только следственную, но и оперативную работу. Чем же тогда будет заниматься МВД? По-моему, любой орган должен дополнять, а не подменять другой. В чем будет разница, если полицейский сменит цвет фуражки и погон? Он придет в ГСК со своим полицейским менталитетом. А когда встал вопрос о противостоянии ГСК и МВД, стало очевидно, что долго ГСК не просуществует. Так оно и вышло: через два года орган был упразднен.

– Вы неоднократно высказывали свое мнение о необходимости принятия закона о детективной деятельности, который сенат недавно отклонил. С чем связана такая необходимость?

– Закон о частной детективной деятельности был инициирован группой депутатов мажилиса, они над ним работали три года. Очевидно, что отдельные чиновники явно заинтересованы в том, чтобы закон не был принят. Еще два года назад Совбез писал записку президенту о том, что нельзя принимать этот закон, потому что есть угроза вмешательства частных детективов в личную жизнь граждан, что якобы будут нарушаться конституционные права. Я не согласен с этой точкой зрения, равно как и многие авторитетные юристы. Еще в 1995 году, когда готовился закон о лицензировании, я внес в правительство от имени МВД предложение, чтобы детективная деятельность была лицензирована. Это позволит контролировать детективов – и кто попало уже такой работой заниматься не будет. Вопрос решился положительно, лицензиаром правительство определило МВД. Но с той поры пошел уже одиннадцатый год, а МВД не выдало – и не выдает – ни одной лицензии, обосновывая это отсутствием закона о детективной деятельности. Это очевидное нарушение прав людей, которые хотят заниматься частным сыском. Граждане не хотят судиться с властью, боятся ее, поэтому ни один детектив, который хочет заниматься своей работой, не подал в суд на МВД.

– Стало быть, детективы работают неофициально?

– В их работе есть только одно нарушение: работа без лицензии. Ведь у нас в государстве этот вид деятельности не запрещен. По Административному кодексу, детективов можно привлечь к административной ответственности и оштрафовать на 20 МРП. А дальше что? Работа детектива продолжится. Попытка отдельных чиновников заставить МВД и прокуратуру выявлять детективов, которые работают без лицензии, и привлекать их к ответственности – стрельба из пушки по воробьям, потому что детективы не скрываются: достаточно открыть газету – и увидеть там массу объявлений. Тем более, раз этот вид деятельности востребован обществом, нужно подумать и создать законные условия для работы.

– А информация детективов является доказательством в суде?

– Нет, в отклоненном законопроекте детектива как участника уголовного или судебного процесса не прописали, но он может быть свидетелем в суде. Наверное, есть страх, что детективы будут конкурировать с полицейскими в оперативно-розыскной работе. Но так вопрос мы никогда не ставили, свидетельских показаний детектива достаточно. Сыщики будут хорошими помощниками адвокатам. Деятельность правоохранительных органов строго регламентирована. И если признаков преступления нет, заявление не рассматривается. Вообще, печально, что работу детективов сводят к тому, что они будут следить за неверными женами. Да даже если и так, клиент волен выбирать, для чего ему нужен сыщик, и оперативно-розыскной деятельности и действиям полиции это не альтернатива, а лишь дополнительные меры по защите интересов граждан. Президента убеждают, что детективы будут собирать компромат на политическую элиту, как это делали Березовский и Гусинский. Сам по себе сбор компромата ни в одной стране мира не узаконен, это всегда было подпольным. Кому нужно, будет собирать компромат даже без закона. Чтобы никто не собирал компромат, элите нужно вести себя элитарно. Главе государства были высказаны мнения, что под эгидой детективных агентств могут скрываться резидентуры иностранной разведки, – бред какой-то! Разведка выбирает себе более солидную "крышу". В западных странах, буквально помешавшихся на правах человека, сыщики работают сотни лет, причем рука об руку с полицией. А мы здесь детективов в такие рамки вгоняем, что они вообще мало что могут.

– Какова ваша позиция в дискуссии о праве ношения огнестрельного оружия для самообороны?

– МВД неоднократно поднимало вопрос о том, что у охранных организаций слишком много оружия, надо бы изъять. У граждан Казахстана огнестрельного нарезного оружия больше, чем во всех охранных организациях, вместе взятых. По закону о контроле за оборотом оружия у человека, увлекающегося охотой, есть право иметь до 5 стволов нарезного оружия. А оно, как выясняется, самое современное. Таких "охотников" в стране более 60 тысяч. Запретили охранникам автоматическое оружие – это правильно. Потому что если стрелять очередями в условиях города – велика опасность поразить случайных людей. Но ведь банки, обменники, инкассаторов нужно снабжать серьезным оружием, потому как на ограбление, к примеру, обменника преступники идут не с дубинками. Эти вопросы должна определять разрешительная система МВД: где и кому какое оружие дозволено иметь и применять. Существует постановление правительства, согласно которому охранник на наружном посту оснащается длинноствольным оружием, а внутри помещения – короткоствольным. Поскольку по сей день в казахстанском законодательстве отсутствует понятие "телохранитель", то сопровождающий физическое лицо приравнивается к охраннику. Парадокс, но получается, что на наружном посту телохранитель должен ходить с ружьем, а внутри помещения быстро менять его на пистолет. Конечно, детализировать постановление правительства так не стоит, но это должна делать хотя бы разрешительная система, а в ней ничего не расписано.