Сергей БОРИСОВ, "Литер", 29 марта

Россия намерена восстановить комплекс атомной промышленности, который существовал в СССР, конечно же, на новых равнопартнерских, взаимовыгодных условиях. Во время недавнего визита президента Нурсултана Назарбаева в Москву наш глава государства подтвердил, что именно Казахстан станет первым иностранным клиентом Международного центра по обогащению урана в Ангарске. Для завершения всех формальностей Н. Назарбаев пригласил В. Путина приехать в Казахстан летом. О сегодняшнем состоянии самого большого осколка великой "империи уран" наш корреспондент расспрашивал президента АО "НАК "Казатомпром" Мухтара Джакишева.

ЛИТЕР-Неделя: Мухтар Еркынович, где-то я слышал такую фразу: "Господь Бог не знал, где будет коммунизм, а где капитализм, поэтому он равнодушно разбросал запасы урана по всей Земле". Между тем с распадом Советского союза основные разведанные запасы урана оказались за пределами России, в частности в Казахстане. Так ли это?

М.Д.: Да, это верно, Казахстану повезло. Наша республика располагает 19 процентами всех разведанных запасов урана и занимает второе место в мире после Австралии. На ее территории разведано 129 месторождений и рудопроявлений урана. Запасы и ресурсы составляют 1690 тысяч тонн урана, расположенного компактно в тех местах, где у Казатомпрома максимально сильные позиции – есть кадры и развита инфраструктура.

ЛИТЕР-Неделя: Известно, что Казахстан является одним из мировых лидеров по добыче урана методом подземного выщелачивания на месторождениях роллового типа. Для извлечения урана у нас используется сернокислотная технология. Между тем в США используется щелочная технология, экологически более щадящая. Почему она не применяется у нас?

М.Д.: После распада Советского Союза американцы начали пропагандировать свою технологию добычи урана, так называемую технологию карбонатного выщелачивания. Их утверждение, что она является более щадящей для природы, основана на том, что карбонаты, в простонародье называемые содой, с экологической точки зрения более естественны для природы. Как выяснилось позже, когда начали разбирать этот метод с научной точки зрения и сравнили его с методом кислотного подземного выщелачивания, все обстоит с точностью до наоборот. И метод кислотного выщелачивания как раз и является экологически более безопасным.

Поясню: при использовании карбонатов в свободное состояние вместе с ураном переходит радий. Если вы поедете на любой американский рудник, вы обнаружите там, помимо того, что вы видите на наших рудниках: завод, полигон, здание по переработке продуктивных растворов, еще и пруд-накопитель, в котором американцы складируют свободный радий, период полураспада которого 1600 лет. Вот представьте себе, этот радий перешел в свободное состояние и поднялся на поверхность вместе с ураном. В народном хозяйстве он не нужен, что с ним делать, они не знают. Итак, они накапливают свободный радий в этих прудах, а утилизация его очень проблематичен. Каким образом его потом хоронить? Вопрос остается открытым, так как полный распад радиоактивного радия происходит в течении 10 периодов полураспада, а это 16000 лет. При сернокислотной же технологии, как показали научные исследования, идет полное самовосстановление горизонта. Мы используем серную кислоту только для изменения кислотности среды. Просто меняем уровень РН среды с ее помощью. Выяснилось, что наша технология переводит в растворенное состояние только уран и не создает дополнительных радиоактивных отходов. Плюс, как показали наши многолетние мониторинги, в частности по месторождению Ирколь, в течение 15 лет идет самовосстановление горизонта. То есть фактически после прекращения воздействия на РН среду происходит полное самовосстановление подземного горизонта. И составы подземных вод до отработки и после отработки этого горизонта практически идентичны. Как выяснилось, добыча урана с помощью щадящих карбонатов – всего лишь миф. Данные исследования были доложены нами на конференции в МАГАТЭ, которое признало, что этот метод добычи, используемый в Казахстане, не оказывает никакого отрицательного воздействия на окружающую среду и на сегодняшний день является эталонным для природного урана.

ЛИТЕР-Неделя: Во время визита в прошлом году делегации Росатома в Казахстан в Актау было подписано соглашение о создании на базе Буденновского месторождения российско-казахстанского совместного предприятия по добыче урана. Что представляет собой месторождение, какова мощность будущего СП, какие средства будут вложены сторонами, чем оно будет отличаться от уже существующих СП – Инкай и Катко?

М.Д.: Если говорить о совместном предприятии (СП) с Россией, которое будет разрабатывать месторождение Буденновское, то, во-первых, речь идет не обо всем месторождении, а только о четырех его блоках. Само по себе это месторождение очень крупное, практически последнее из открытых еще во времена Советского Союза. Буденновским его назвали в честь бывшего министра среднего машиностроения СССР Е. Славского. Дело в том, что Ефим Павлович служил в конной армии Буденного, отсюда и название. Сейчас разведан только небольшой его участок. Остальные запасы – прогнозные, и необходима их доразведка.

И вот на этих четырех блоках и планируется создать совместное с Россией добычное предприятие мощностью 4000 тонн урана в год. Принцип создания нового СП, которое будет разрабатывать это месторождение, отличается от принципов, по которым до этого были созданы совместные предприятия Заречное (с Россией), Инкай (с Канадой) и Катко (с Францией). Те СП были созданы давно, в условиях очень низких цен на уран. Каждый из наших партнеров по этим СП свой вклад уже внес.

Сегодня, когда у Казатомпрома достаточно собственных денежных средств, наши новые совместные предприятия появляются уже на других принципах, и получить долю в месторождениях Казахстана, просто вкладывая денежные средства и инвестиции в их развитие, становится невозможно. Сейчас доли во всех наших СП компании получают на принципах взаимной выгоды. Суть принципа заключается в обмене долями. К примеру, если мы допускаем какую-то компанию к добыче природного урана, т.е. пускаем ее в наш бизнес, она обязана пустить нас в аналогичный бизнес там, где это интересно Казатомпрому. Именно такой принцип реализован и по новому совместному с Россией предприятию – руднику Буденновское. В данном случае мы поменяли долю в добычном предприятии на долю в российском предприятии по обогащению урана. Тут мы сразу убиваем нескольких зайцев. Первое – получаем доступ к тем звеньям ядерно-топливного цикла, которых у нас нет, и таким образом делаем Казатомпром еще более устойчивым, т.е. строим вертикально интегрированную компанию. Это даст возможность Казахстану в будущем торговать уже не исходным сырьем, а продуктом более высокой степени передела. И второе – если вдруг завтра цена на уран пойдет вниз, то наш доход от участия в российском предприятии останется стабильным. Этот принцип фактически позволяет нам диверсифицировать риски. Ведь цена на продукцию предприятий по обогащению урана остается более или менее стабильной на протяжении последних 30 лет.

ЛИТЕР-Неделя: Сейчас добытый в Казахстане уран (желтый кек) увозится в Россию, после обогащения он опять возвращается в Казахстан, затем из него на Ульбе спекают таблетки, которые в свою очередь отправляются в Глазов, где они служат основой для производства твэлов и далее – тепловыделяющих сборок (ТВС). Изменится ли эта цепочка после того, как заработает российско-казахстанское совместное предприятие по обогащению урана в Ангарске?

М.Д.: Это не совсем так. Во-первых, не желтый кек покидает территорию Казахстана, а закись-окись урана. А во-вторых, эта закись-окись идет не в Россию. В основном мы экспортируем уран в Америку, Японию, Китай, Корею и Европу. В силу исторически сложившихся обстоятельств атомная промышленность в Казахстане для стороннего наблюдателя немного необычна. Потому что, если рассматривать ее с точки зрения наличия всех звеньев ядерно-топливного цикла, у нас есть начальный цикл, т.е. добыча урана, но нет конверсии и обогащения, есть реконверсия и производство топливных таблеток, но нет производства тепловыделяющих сборок. Ульбинский металлургический завод (УМЗ) в этом плане уникальное предприятие, потому что нет ни одного другого завода в мире, конечным продуктом которого была бы топливная таблетка. Обычно все топливные предприятия атомной отрасли в мире начинают свою работу с порошка диоксида урана и заканчивают производством тепловыделяющей сборки. Ульба же начинает свою работу с газом урана, потом производит порошок, а затем – топливную таблетку, которая и является конечным продуктом. Вот, к примеру, сейчас мы занялись решением вопроса по выходу на западные типы реакторов. Почему? Рынок России стабилен, атомные станции в последнее время особо сильно не строились, не развивались, Россия создавала замещающие производства. И наш Ульбинский завод, начиная с развала Союза, постепенно терял свои заказы в связи с развитием аналогичных заводов в России. Так, с объемов производства таблеток в 1800 тонн его объемы скатились до 300 тонн на сегодняшний день. Понятно, что 300 тонн – это 20 процентов загрузки завода, и нам очень тяжело в данной ситуации строить экономику предприятия при такой колоссальной недозагрузке. Поэтому лет восемь назад мы приступили к вопросу получения новых заказов, а это реакторы нового западного дизайна. Для этого начали сертифицировать свой порошок и таблетки для топливных сборок таких реакторов.

Процесс сертификации порошка – очень сложная, наукоемкая задача, и требует достаточно большого количества времени, бумажных согласований и, в конце концов, благосклонного отношения потребителя и производителя этого топлива к нашей продукции. На западе запуск новых реакторов также велся не слишком активно, за исключением Японии и Южной Кореи. Поэтому тамошние мощности по производству топлива сбалансированы с потреблением атомной энергетики. Советский Союз никогда не производил топливо для Запада. Атомная отрасль была сильно политизирована, и страны, находящиеся по ту сторону "железного занавеса", даже и не знали, что представляет таинственный Средмаш. Поэтому нам, новичкам, достаточно сложно было найти на их рынке свою нишу. Фактически эту нишу мы должны были занять не как освободившуюся, а отыграть ее у западного производителя, доказать, что наша продукция лучше. А если учесть, что сертифицировать нашу продукцию должен был тот же западный производитель, который с нами и конкурировал, то задача эта сначала казалась невыполнимой. И о том, что мы сделали, в двух словах не расскажешь. Самое главное – мы все-таки вышли на сертификацию порошка и сегодня являемся сертифицированным поставщиком топлива для кипящих реакторов западного дизайна.

В данное время успешно ведем процесс сертификации топливных таблеток как для кипящих реакторов, так и для реакторов под давлением. Мы не сомневаемся, что все эти программы реализуются, и Ульба получит возможность производить топливо не только для реакторов советского дизайна, но и для реакторов западного дизайна, а это достаточно большой рывок на этом рынке. Такой мы и закладывали стратегию развития Казатомпрома – удержать и сохранить уникальное производство Ульбинского металлургического завода. С этой задачей мы успешно справились, и нет никаких сомнений в том, что завод в будущем будет становиться все рентабельнее и рентабельнее. Потому что такие договоренности и объемы заказов, которые планируется в дальнейшем разместить на этом заводе, потребуют даже расширения существующих мощностей, не говоря уже о полной загрузке предприятия.

Ну, а если говорить о российско-казахстанском совместном предприятии по обогащению урана, то, в первую очередь, обогатительные услуги, которые мы будем получать на данном СП в России, будут работать на производство топлива для реакторов западного дизайна, т.е. на тех рынках, где мы не будем конкурировать с Росатомом.

ЛИТЕР-Неделя: На Ульбе был продемонстрирован экспериментальный процесс по превращению высокообогащенного урана в низкообогащенный. Каковы причины его проведения, был ли это единичный эксперимент, есть ли у него дальнейшая перспектива?

М.Д.: Он не экспериментальный, это была разовая процедура. Дело в том, что после завершения работы нашего реактора на быстрых нейтронах в Актау, от него осталось топливо, которое еще не побывало в реакторе. Поскольку реактор был остановлен, необходимость в этом топливе отпала. Но оно было обогащенным до 26 процентов по урану 235 (U235). Согласно международной квалификации, это считается средним обогащением. Совместно с американскими правительственными и неправительственными организациями была подготовлена программа по переводу этого материала из потенциально опасного в материал, обогащением ниже 20 процентов, который уже не может быть применен для создания ядерного оружия. Эта программа была запущена нами на базе имеющегося оборудования и цехов Ульбинского завода. Завод еще в советские времена был сертифицирован на работу с материалом, обогащенным до 92 процентов по урану 235 (U235). Для работы с такими обогащениями необходимы специальные цеха со специальной геометрией, которая рассчитана таким образом, что материал, находящийся в работе, никогда не достигнет критической массы, то есть не произойдет спонтанной цепной реакции.

Если быть точнее, то в советские времена завод производил топливо для подводных атомных лодок. А первые подлодки работали как раз на уране, обогащенном до 92 процентов по урану 235 (U235). Поэтому тот процесс, который мы производили, фактически является повторением старого, только наоборот. И в нем нет ничего необычного для Ульбы.

А вот какое он может иметь продолжение, вопрос, на самом деле, достаточно хороший. Потому что это может сыграть ключевую роль в будущем. Как известно, 20-летнее падение цен на уран, которое мы наблюдали, закрытие многих предприятий – производителей урана было связано именно с поступлением большого количества оружейного урана на энергетический рынок. В результате этой программы был разбавлен оружейный уран только российского производства. А высокообогащенный уран с американских складов, полученный из демонтированных американских ракет, в общем-то еще не попал на энергетический рынок. И если в дальнейшем этот уран будет использован для удовлетворения потребностей энергетического рынка, американского или мирового, это может привести к существенным колебаням цен. Если учесть, что запасы американских складов даже больше российских, можете себе представить, на какой срок это может сказаться на мировых ценах на уран. Поэтому возможность Ульбы работать с материалом достаточно высокого обогащения дает потенциальную возможность предприятию заняться еще и переработкой оружейного урана с американских складов.

ЛИТЕР-Неделя: Как вы оцениваете мировую конъюнктуру на урановом рынке? Что предпринимает Казатомпром для закрепления на нем? Были заявлены планы по достижению суммарной добычи урана в РК в 15000 тонн. Реальны ли эти планы?

М.Д.: Мы первые в мире заговорили о возможном грядущем дефиците урана – это было в 2001 году. Помнится, когда с этим заявлением мы выступили в Торонто, у представителей 99 процентов компаний это вызвало лишь ухмылки. Многие не верили в наши прогнозы, но все они подтвердились. Потому что мы являемся профессионалами на этом рынке и хорошо в нем разбираемся.

Как я уже говорил ранее, существуют, конечно, риски поступления оружейного урана на рынки. Сейчас огромное количество компаний заявляет о возможности начала добычи урана – это так называемые компании-джуниоры. Мы поддерживаем их усилия по обеспечению атомной энергетики сырьем, поскольку сейчас наступает период, называемый "ядерным ренессансом". Большинство развитых стран уже осознали необходимость развития атомной энергетики и понимают, что для обеспечения человечества энергией в будущем ей пока нет альтернативы. Поэтому планы заявленного строительства атомных станций в мире глобальны. В ближайшее время количество атомных реакторов будет удвоено, и, конечно же, для этих вновь запускаемых реакторов необходимо сырье. Поэтому в 2004 году Казатомпром заявил о своих планах по увеличению объемов добычи урана с целью покрытия грядущего дефицита. Мы объявили о своей программе интенсивного наращивания объемов добычи урана до 15000 тонн в год к 2010 году – это практически пятикратный рост. У большинства стран, с одной стороны, это вызвало недоверие, так как в мире прецедентов подобного увеличения объемов добычи в столь короткий срок еще не было. И не будет, думаю, в будущем. А с другой стороны, у атомных энергетических компаний появилась надежда, что Казахстан все-таки это сделает и тем самым отсрочит время наступления дефицита ядерного топлива. Компании, сотрудничающие с нами, наши партнеры, конечно, не сомневаются, что мы эти планы реализуем. У нас же таких сомнений нет и подавно. Существует даже небольшой своеобразный тотализатор. Одни ставят на то, что наша программа будет реализована, другие на то, что нет. Так вот те, кто нас знает, планируют на этом хорошо заработать.

Можете не сомневаться, мы все свои планы выполним. Более того, ваши цифры немного устарели, сегодня, согласно нашим расчетам, в 2010 году мы будем добывать уже не 15000 тонн, а свыше 18000 тонн урана в год. Для сравнения – в советское время годовой объем добычи урана составлял 13200 тонн, и выдавали его "на гора" более 200000 человек. Наши же планы – добывать свыше 18000 тонн урана при участии не более 5000 специалистов. То есть производительность будет практически в 60 раз выше, чем в советское время. Что касается конъюнктуры на урановом рынке, то, по моему мнению, цена на уран будет еще расти. Конечно же, еще раз повторюсь, это также зависит от планов американского правительства по использованию оружейного урана для стабилизации положения на энергетическом рынке. В случае, если этот уран на энергетический рынок не поступит, цена будет расти до тех пор, пока новые производства не покроют ту потребность в уране, которая сейчас все увеличивается в связи со строительством новых атомных станций. От того огромного удара, который был нанесен по уранодобывающим компаниям, когда в массовом порядке закрывались уранодобывающие предприятия, мировая отрасль до сих пор еще не оправилась. Специалистам понятно, что планы по добыче, которые сейчас заявляют компании-джуниоры, требуют времени. Потому что добыча урана – очень сложный технологический процесс, и развернуть его промышленную добычу – задача непростая. Этим, может быть, и объясняется то небольшое сомнение, которое есть у участников рынка в отношении реализации планов Казатомпрома. По нашей программе мы планируем запускать рудник за три года, хотя традиционно западная практика отпускает на это порядка 7–8 лет. У нас уже есть прецеденты, когда срок запуска новых рудников до выпуска первой партии урана составляет год и два месяца. О том, что у Казатомпрома, существуют и такие сроки запуска, мы мировому сообществу пока и не рассказываем, они в это уж точно не поверят (Смеется.).

(Продолжение следует)