Галина Леонова, "Известия-Казахстан", 6 января

Он родился в поселке Боровское Кустанайской области в 1932 году. Отец Идриса был номенклатурным работником, поэтому семья по зову партии часто переезжала с места на место. В городе Гурьеве, например, подросток посещал кружок ИЗО во Дворце нефтяников, а вообще рисованием увлекся еще в классе пятом, часто оформлял школьные стенгазеты. Его рисунки попали на республиканскую выставку юных дарований в Алма-Ате, где на Карсакбаева уже обратили внимание и порекомендовали поступить в театрально-художественное училище столицы, что он и сделал в 1947 году. Там, кстати, учились многие будущие кинематографисты Казахстана.
Но на творческую стезю Идрис Карсакбаев ступил чуть позже – после небольшого зигзага судьбы. Практически всю жизнь он посвятил кинематографу, приложив свою руку в буквальном смысле слова как художник-постановщик больше чем к 20 картинам. Некоторые из них по праву вошли в золотой фонд "Казахфильма": "За нами – Москва", "Путешествие в детство", "Транссибирский экспресс". Во время очередной нашей встречи мы вспомнили и о фильмах, и о режиссерах, с которыми работал мастер. Правда, первый мой вопрос касался того самого поворота: как же молодой человек, работавший в Лениногорске, вдруг решил связать свою судьбу с кино? Только Идрис Есенгалиевич повернул разговор в иное русло, вспомнив об одном любопытном факте...
– Начнем с другого. Однажды в Доме кино мы суетились по поводу празднования юбилея Александра Семеновича Федулина, десять лет руководившего Госкино Казахстана. Тогда я уже вышел на пенсию и был председателем Совета ветеранов в Союзе кинематографистов. Вдруг звонок, секретарь сообщает, что какой-то мужчина просит меня подойти к телефону. Беру трубку и слышу: "Здравствуйте, это Димаш Ахмедович Кунаев". Я удивился, а он продолжает: "В пять часов вечера приглашаю вас к себе, надо поговорить по поводу республиканского Совета ветеранов". Но тут же ему возражаю: "Я никак не могу, Димаш Ахмедович!". Мои волосы стали дыбом подниматься от собственной дерзости: такой уважаемый человек звонит мне, а я, видите ли, не могу – дела важные решаю! Он промолчал, но я объяснил: "Сегодня у нас чествуют Федулина". – "Тогда завтра утром в девять я вас жду. А Александру Семеновичу передайте мой огромный привет и поздравления с 80-летием". Федулин был тронут его вниманием, юбилей прошел замечательно...
На следующее утро я пришел домой к Кунаеву. Мы часа три беседовали на разные темы, даже вспомнили художника Китаева, писавшего портрет Димаша Ахмедовича. У меня с собой была книга Кунаева в мягком переплете. Перед уходом я попросил его поставить автограф, заметив: "В ней сказано, что вы работали на Лениногорском руднике, где трудился и я тоже – слесарем-подземщиком седьмого разряда". Он удивился еще больше, когда я назвал фамилию директора Риддерского рудника Тусеева: "О, ты и его знаешь?!". Улыбаясь, Димаш Ахмедович сделал надпись на книге с теплыми словами. Это было 16 августа 1993 года. "Я уеду, а в начале сентября, когда вернусь в Алма-Ату, мы встретимся. Я сам тебя найду", – сказал на прощание Кунаев. Но через неделю его не стало...
– Так как все же вы в кино попали?
– Меня только оформили слесарем, на самом же деле я работал художником рудоуправления. А до этого в Баку почти пять лет отслужил в армии. Вся наглядная агитация авиационного полка была, естественно, на мне. В Лениногорске я тоже был активистом, поэтому через пару лет стал уже работником идеологического фронта в райкоме комсомола. А потом вдруг номенклатурные товарищи из горкома партии заявили: "Карсакбаев, мы хотим вас рекомендовать на должность освобожденного секретаря комитета комсомола в Алтайшахтстрой". Говорю: "Я должен с отцом посоветоваться". Пришел домой, объяснил ситуацию и услышал от папы: "Знаешь, всю жизнь я был на комсомольско-партийной работе. А у тебя есть богом данный талант и профессия художника. Пока я жив – занимайся своим делом!". На следующий день секретарю горкома партии я сообщил, что после разговора с отцом решил все же продолжить учебу в вузе. Надо мной стали хохотать...
– Дескать, смешно от теплого места отказываться?
– И это тоже. Но подтрунивали над тем, что я собрался в Москву – во ВГИК поступать! Кстати, еще до армии я мечтал там учиться. Да и пример был: художники Сахи Романов, Айша Галимбаева окончили постановочный факультет киноинститута. Приехал я в Алма-Ату на полгода, чтобы наконец забрать диплом из училища. А киностудия как раз набирала молодежь для учебы во ВГИКе. Нас 17 человек и отправили на разные факультеты, художников было где-то 5-7. Конкурс большой: на наш факульт поступало 200 абитуриентов, а мест всего 12! Из Казахстана остались двое: Тихоненко и я. Мы учились на одном потоке с Колей Губенко, Болотом Шамшиевым, Сергеем Никоненко, Ларисой Лужиной…
– Ваша трудовая жизнь на "Казахфильме" началась с должности ассистента художника на картинах "Чинара на скале" и "Крылья песни".
– Поначалу после ВГИКа мы были на подхвате: отвечали и за костюмы, и за декорации. Меня пригласили на "Киргизфильм", где я проработал год с зарплатой 71 рубль. Это большие деньги были! Потом вернулся в Алма-Ату.
– И первым вашим большим проектом сразу стал серьезный фильм Мажита Бегалина "За нами – Москва".
– Он был сложно-постановочным: всевозможные окопы, блиндажи, танки и все прочее. Поэтому мы работали вдвоем с художником Виктором Ледневым. Вместе с режиссером выстраивали каждый кадр, мизансцены. У нас с Бегалиным сложились приятельские отношения, в нем не было фанфаронства.
– В общем – подружились, иначе он не позвал бы вас вновь поработать на последнем его фильме "Степные раскаты" ("Уральск в огне").
– Конечно. Но до этого мы встретились еще на одной картине о войне: он был худруком "Лесной баллады", ставили ее Нурмухан Жантурин и Цой Гук Ин. А "Уральск в огне" долгие годы пролежал "на полке". Этот фильм о революционной поре оказался под пристальным вниманием главного политического управления, сам генерал Волкогонов курировал картину. Консультантом же был генерал армии Лучинский, который постоянно лез в творческие дела. Мажит с ним страшно ругался! Идеологи смотрели фильм, нареканий много было, вот и решили не выпускать его в прокат. А ведь на картину много средств ушло! Тачанки, фаэтоны, всю амуницию, костюмы мы собирали по крохам в Харькове, Баку, Москве...
– Получается, два фильма из вашего творческого списка лежали "на полке": еще и трогательная картина Виктора Пусурманова "Там, где горы белые". Ну а ее-то за что "приговорили"?
– Товарищи-идеологи, посмотрев фильм по повести Сатимжана Санбаева "Белая Аруана", спросили: "Что это такое? А где руководящая роль партии?". И дали фильму низкую категорию.
– Режиссер Лейла Аранышева как-то рассказывала мне, что для картины "Тройной прыжок "Пантеры" вы умудрились раздобыть чертежи "Юнкерса-52" и "соорудили" чуть ли не из "кукурузника" фашистскую модель самолета, который в финале необходимо было взорвать.
– О, это отдельная история. Мы сотрудничали со студией Довженко, где делали макет самолета и грузовика для комбинированных съемок. Поисками самолета занимались долго: модели необходимой конструкции сохранились только в полярной авиации. Похожий аналог был у американцев – двухтурбинный "Дуглас". У немцев же – цельнометаллический "Мессершмитт", каким-то образом уцелевший в африканских странах. Но если бы мы и нашли там самолет, для нас он стал бы просто "золотым". Поэтому в Джамбулской области купили тысяч за десять рублей "кукурузник". Чтобы "подделка" была не так заметна, съемки вели ночью, в том числе и его взрыв с помощью грузовика "Захар", который отыскали у какого-то пчеловода.
– С "Транссибирским экспрессом", я слышала, тоже связана интересная история...
– Для меня как художника самым сложным в работе над этой картиной было найти вагоны 20-х годов прошлого столетия. Нам пришлось переоборудовать международный вагон поезда "Москва – Берлин" для основных съемок. А интерьер вагона-ресторана мы соорудили из уникального штаб-вагона Лаврентия Берии.
– Этот приключенческий фильм, снятый в 1977 году, побил кассовый рекорд в советском прокате.
– С режиссером Эльдором Уразбаевым мы объездили весь Казахстан, представляя картину зрителям. Кроме нас Госпремии им. Куляш Байсеитовой были удостоены Никита Михалков и Александр Адабашьян, написавшие сценарий.
– Повезло – вы работали в разножанровом кино. А можете определить три главных фильма своего творчества?
– Это довольно трудно сделать, они все дороги мне. Но попробую... Конечно, "Транссибирский экспресс", да и "Тройной прыжок "Пантеры" мне как-то запал в душу. Знаете, я ведь не сразу согласился идти на эту картину, но Ляля Аранышева уговорила: "Давай вместе поработаем...". Только я выдвинул одно условие: провести часть натурных съемок в городе моего детства – Кзыл-Орде. Режиссер не возражала, у нее волевой характер, она умело руководила процессом. Кстати, следом мы еще снимали и картину "Вместе". Ну а третьей любимой работой я, пожалуй, назову "До свидания, Медео!".
– Он стал плодом сотрудничества кинематографистов двух стран...
– Да, "Казахфильм" впервые работал с чехословацкой студией "Барандов". Сценарий писал армянин Валерий Карен, режиссер, оператор, художник по костюмам – чехи, я – художник-постановщик, а вторым режиссером стала Аранышева. А почему мы начали с чехами работать? Да потому что для фильма-ревю у нас в то застойное время не было ни иголок, ни ниток, ни пуговиц. Кругом – сплошной дефицит! И тогда мы вышли на чехов, поехали к ним. Там на нас смотрели, как на монголов. В разговорах за кружкой пива выяснилось, что у них никаких проблем с костюмами не возникнет: хотите – вуаль, хотите – тюль, а уж чешская бижутерия славилась всегда. Помню, на отдыхе в Юрмале мы обсуждали вопрос участия в нашем фильме чехословацких звезд эстрады. Тридцать лет назад они были очень популярными в СССР: Карел Готт, Иржи Корн и Хелена Вондрачкова – три туза! Но у мужчин на несколько лет был подписан контракт с немецким Фридрихштатпаластом, где они успешно выступали в знаменитом ревю. Осталась одна Вондрачкова.
– Зато с казахстанской стороны две главные роли – сестер-близняшек – симпатично сыграла молодая звезда советской эстрады Роза Рымбаева.
– Хотя в самом начале относительно ее кандидатуры наше киноначальство сомневалось. В фильме также снялись братья Досхан и Ерик Жолжаксыновы, Касым Жакибаев, Димаш Ахимов, Мухтар Бахтыгереев. Участвовали и чешские артисты, московский "Балет на льду", ансамбли "Отрар Сазы", "Гульдер", "Кокшетау", "Молодой балет Алма-Аты".
– По сюжету пражский режиссер готовит представление "Восточной сказки", снимая ее в Казахстане. Поэтому фильм попутно знакомил зрителя, особенно иностранного, со старинными казахскими традициями и обрядами, с экзотической природой, с неповторимым высокогорным катком. В то время это была – как бы сейчас сказали – еще и реклама нашей республике.
– Конечно! Вообще планировалось снять фильм в течение трех месяцев. Но чехам так понравилось у нас, что они жалобно просили: "Идрис, ну куда мы спешим?! Давай помедленнее работать...".
– У вас ведь еще и актерский опыт имеется?
– Небольшой. В фильме Абдуллы Карсакбаева "Путешествие в детство" я был не только художником: по просьбе режиссера-однофамильца сыграл еще и кузнеца. Тогда-то я понял, сколь труден актерский хлеб! А потому отказался от предложения режиссера Александра Серого сняться в роли Василия Алибабаевича в комедии "Джентльмены удачи". Мои дети и внуки до сих пор сожалеют об этом. Но все же актерствовал не раз: в музыкальной комедии Шакена Айманова "Ангел в тюбетейке" я был соседом-трубачом, а в криминальной драме Болата Шманова "Потерпевшие претензий не имеют" – шашлычником. 1 января по телевизору уж в который раз показали "Ангела в тюбетейке".
– Интересно, на этой картине художником вы не работали, как же Шакен Айманов вас позвал – просто позвонил и предложил?
– Вот так – давай, и все! Время есть свободное – вперед! Между прочим, Шакен Кенжетаевич многих участников своей съемочной группы задействовал в массовых сценах. В эпизоде тоя, где Бибигуль Тулегенова поет песню, директора фильма, например, одели в форму майора и посадили за стол.
– Вы не только участвовали в работе конкретных кинолент – какое-то время являлись главным художником "Казахфильма".
– Да, лет 10-15 до ухода на пенсию я работал на этом посту. Большинство моих картин так или иначе связаны с кино – эскизы, эскизы и эскизы к разным фильмам. Какие-то из них казахстанцы могли видеть на моих персональных выставках.
– Уйдя на заслуженный отдых, вы, насколько я знаю, связи с кино не теряли: ходили на все премьеры и фестивали, встречались с ветеранами...
– Сейчас – чуть реже. Но всегда радуюсь успехам своих молодых коллег, которые, уверен, любят кино не меньше, чем я. Несмотря на то, что недавно лежал в больнице, я все же побывал перед Новым годом в Доме кино, где чествовали новых лауреатов премии "Кулагер" и "Экран шеберi".
– Пять лет назад вы сами были в числе первых киношников, удостоенных этого почетного титула Союза кинематографистов Казахстана – "Мастер экрана".
– Мне особенно приятно сознавать, что я оказался тогда в одной компании с такими великими кинематографистами, как Шакен Айманов, Мажит Бегалин, Нурмухан Жантурин...
– А как вы встретили 2012 год? Он ведь для вас юбилейный – 2 сентября справите 80-летие!
– Мы с моей женой Сарой Камаловной отметили его в узком семейном кругу. Вечером 31 декабря к нам приходили внуки со своими кастрюлями, сковородками, подарками. Чуть раньше зять заглянул, чтобы поздравить с наступающим праздником. Правнучку не захватили – ей только годик исполнился, она чуть приболела. Я за Новый год поднял было бокал шампанского, но даже глоток мне показался жгучим, как коньяк. Надо немного подождать – здоровье укрепить... Знаете, где-то в конце декабря я получил открытку от нашего президента! Нурсултан Абишевич поздравил меня, а также моих родных и близких с наступающим Новым годом, пожелав счастья и здоровья. Такое проявление внимания со стороны первого лица государства очень приятно. Кстати, у меня сохранилась фотография, где Нурсултан Абишевич 30 лет назад награждает меня почетным званием "Заслуженный деятель искусств Казахской ССР".
– Недавно, к 20-летию независимости, вы были отмечены юбилейной медалью... Скажите, Идрис-ага, что в сегодняшней жизни вам больше всего нравится?
– Тишина.
– А не нравится?
– Суета.
– Вы ведь никогда не унывали, трудились на совесть – честно, с огоньком.
– Какой там "не унывали"?! Это не то слово – мы горели на работе!.. Я оптимист и своей жизнью доволен.