"Коммерсантъ Деньги", 1 апреля

Почему казахская экономика растет быстрее российской, есть ли будущее у единой валюты на постсоветском пространстве и как сэкономить с помощью интернета председатель Нацбанка Казахстана рассказал обозревателю "Денег" Евгению Сигалу.
– Как Казахстану удалось относительно безболезненно пройти кризис, избежать рецессии и восстановить годовой рост экономики на уровне 5-6%?
– Тут несколько моментов. Во-первых, Казахстан раньше других стран, еще в конце 2000 года, создал национальный фонд. На рынке говорили, что модель норвежского стабфонда, подразумевающая как стабилизационную, так и сберегательную составляющую, является лучшей. Мы с министром финансов съездили в Норвегию, посмотрели, и президент Назарбаев принял решение. Многие нам тогда говорили: зачем копить, давайте лучше потратим. Но мы создали фонд, и это сыграло ключевую роль во время кризиса: на антикризисные меры поддержки из Нацфонда было потрачено $10 млрд, из бюджета – $9 млрд. Подушка безопасности в кризис сильно помогла.
Во-вторых, в Казахстане кризис в каком-то варианте начался раньше. В России настоящий кризис разгорелся только осенью 2008 года, а у нас уже до этого были проблемы в банковском секторе и сфере недвижимости, которая во многом кредитовалась за счет банков. В 2006-2007 годах до половины прироста ВВП давали финансовый и строительный сектора. Структура роста была неправильная. Долг финсектора при этом достигал $47 млрд, или почти 50% ВВП того времени. Из обязательств банков 53% составляли внешние обязательства. И, хотя цены на сырье оставались высокими и экспортный сектор быстро увеличивался, у нас подсели банки, сектор недвижимости и строительство.
Так как проблемы начались раньше, то и реакция на них последовала раньше. Сейчас долг банковского сектора составляет $10,5 млрд, а внешняя часть в обязательствах банков – менее 15%. Если смотреть с 2000 года, то среднегодовой прирост экономики в Казахстане в полтора раза выше, чем в России. А инфляция на треть ниже.
– Но все равно достаточно высокая. Не мешает сохранять рост?
– Если посмотреть на инфляцию на длительных периодах, ее среднегодовой показатель у нас около 7%, а среднегодовой прирост ВВП за этот же период – порядка 8,5%. Нельзя, конечно, назвать инфляцию на уровне 6-7% приемлемой, но это и не галопирующая инфляция 90-х. В мире есть примеры, когда такой уровень инфляции не противоречил ускорению роста. При этом надо помнить и обратные примеры: Банк Канады в 90-х подавил инфляцию, а вместе с ней и экономическую активность. Потом выяснили, что потеряли таким образом два процентных пункта роста ВВП в год.
Весь вопрос в типе инфляции: если она монетарная, это плохо. Но в Казахстане монетарные факторы на уровень инфляции влияния давно не оказывают: денег мы не печатаем, номинальный ВВП растет быстрее, чем денежные агрегаты. А если инфляция не монетарная, а структурная, то усилиями ЦБ проблемы не решить, он в своих действиях ограничен. Надо проводить структурные реформы экономики.
Если посмотреть на длительные периоды, у нас одну пятую часть инфляции дает прирост цен на фрукты и овощи. Несмотря на теплый климат в Казахстане они выше, чем в Западной Европе. А в Узбекистане и Таджикистане фрукты и овощи в три–пять раз дешевле, чем на алма-атинском рынке. Если бы не проблемы на границах, не проблемы на дорогах, вызванные действиями полиции, не проблемы на базаре, порожденные базарным комитетом, определяющим цены, годовая инфляция была бы в среднем на 1,5 процентного пункта ниже.
Что касается одежды, многие бренды – Benetton, Zara и другие – стоят у нас в полтора раза дороже, чем в США и Европе. Но активно развивается интернет-торговля: покупатели приходят в магазины, меряют, записывают артикулы и заказывают по сети. Пусть на несколько дней позже, но зато на 30-40% дешевле.
– Сейчас в Казахстане идет консолидация пенсионных накоплений в единый пенсионный фонд. Для чего это делается?
– Сначала пенсионные фонды вели активную работу по привлечению вкладчиков: у нас более 8,5 млн граждан имеют такие счета, а в 1999 году их было всего 2 млн. А сейчас они зачастую просто переманивают вкладчиков друг у друга. В России обсуждается законопроект, по которому менять НПФ можно не чаще одного раза в пять лет. В Казахстане действовало правило: не чаще двух раз в год. Началась недобросовестная конкуренция, частые переходы из фонда в фонд; пенсионные накопления вкладывались, изымались, снова вкладывались и перекладывались. В долгосрочном плане для вкладчиков это не выгодно, они теряют. Поэтому было принято решение об объединении фондов и передаче в управление Нацбанку. Частные фонды могут преобразоваться в управляющие компании и получать мандаты на инвестирование средств единого пенсионного фонда.
– Как планируете управлять пенсионными деньгами?
– Если фонд один, не нужна агентская сеть, и система управления упрощается. Нацбанк уже управляет золотовалютными резервами и Нацфондом. Эти активы по закону должны быть инвестированы за рубежом. У пенсионных фондов другое ограничение: 40% за рубежом, 60% – внутри страны.
– В России это сейчас самый острый дискуссионный вопрос: тратить или сберегать?
– Я считаю, что этот вопрос очень часто приобретает эмоциональную окраску. На самом деле всегда есть срединный путь. Стабфонды создавались с определенными целями, и это деньги будущих поколений. В России пик нефти где-то рядом, в Казахстане еще лет десять будет расти добыча. А потом и у нас будет пик и плато с последующим снижением. Вряд ли в 40-50-е годы мы будем добывать больше нефти, чем сейчас. И если сейчас под лозунги деньги потратить, а потом они не вернутся, то, спустив пенсионные накопления, мы обманем самих себя, а израсходовав средства резервных фондов – будущие поколения.
Есть те, кто говорит, что инфраструктура все решит. Но давайте я не буду рассказывать вам, какие проекты в РФ строили и во сколько раз расходы превысили изначальные оценки. И какой смысл тратить деньги будущих поколений на такие проекты?
Если тратить, надо разбираться, на что. И это вопрос не только окупаемости конкретных проектов, но и мультипликативного эффекта для всей экономики. Мы придерживаемся курса на государственно-частное партнерство: инвестор играет основную роль, но и несет основные риски. Оптимальная ситуация: 51% рисков несет стратегический инвестор, для привлечения дополнительных средств выпущены облигации, которые приобретают банки, инвестиционные и страховые компании. В таком случае, если проект, конечно, рентабельный, можно использовать часть пенсионных накоплений или часть средств Нацфонда для вложения в национальную экономику.
– Как вы оцениваете перспективы российской экономики в плане ускорения роста?
– Мы в этом крайне заинтересованы. Если мы будем расти быстрее, то Россию за собой не вытянем. Но если Россия будет расти быстрее, она может вытянуть нас за собой.
– А планы по созданию единой валютной зоны в рамках стран ЕврАзЭС или Таможенного союза?
– Это пока теоретические разговоры, и они продолжаются уже 12 лет. Моя позиция с 2001 года не изменилась: нам вначале необходимо определиться с теми макроэкономическими параметрами, которые мы должны будем выполнять. Опыт стран еврозоны, кстати, продемонстрировал, что маастрихтских параметров явно недостаточно. Уровень долга, инфляции и бюджетного дефицита – важные параметры, но их должно быть больше. Необходима и согласованная фискальная политика.
Когда критерии будут определены, мы должны не менее пяти лет их неукоснительно выполнять, причем в более жестком, чем в еврозоне, формате. Потом создать институты для подготовки к интеграции, затем – наднациональный ЦБ. И только потом уже можно будет эмитировать наднациональную валюту. Если мы даже завтра все критерии согласуем, эта работа займет восемь–десять лет. А никаких серьезных шагов в этом направлении не делается.
Инфляция в Белоруссии, например, в прошлом году была 102%, в этом году ожидают на уровне 20% с чем-то. О каком выполнении и каких критериев можно в таком случае говорить?
– Избранная еврозоной и США политика количественного смягчения поможет им избежать рецессии?
– Что касается глобальных моментов, мы, как ЦБ Казахстана, на эти процессы никакого воздействия оказать не можем. Мера ответственности есть только за то, на что можно повлиять.
Очевидно, что чрезмерный уровень долга является крайне негативным фактором. И за это рано или поздно придется платить. Как эти проблемы будут решаться, сказать пока нельзя. Системного решения нет ни в США, ни в Европе, ни в Японии. В здании был пожар, его залили водой, но выйдет солнце, стены высохнут, и дом может снова загореться.
В начале кризиса много говорили, что надо менять мировую финансовую архитектуру, но потом остановились. Даже по действиям Базельского комитета (по банковскому надзору, в него входят главы крупнейших мировых ЦБ.– "Деньги") видно, как предлагаются вполне разумные меры, но потом подключаются политики и банковское лобби, и процесс тормозится. Никаких структурных изменений пока нет.
– В последние недели активно циркулировали слухи, что вы находились в шорт-листе кандидатов на пост главы российского ЦБ. С вами вели какие-то консультации?
– До меня эти слухи тоже доходили, но никто из официальных лиц со мной не разговаривал. Мой контракт в Нацбанке Казахстана истекает в январе 2015 года. Продлять его я не собираюсь. У нас по закону, если скопил необходимый размер накопительной части пенсии, можно выйти на нее в 55 лет. Я это сделаю, в том числе и для того, чтобы продемонстрировать: система работает.
А с российским ЦБ мы дружим на институциональном уровне. У нас хорошие отношения с Сергеем Михайловичем (Игнатьев, уходящий глава ЦБ РФ.– "Деньги"), мы рады, когда он в гости приезжает. С Геращенко дружим до сих пор. Если будет Набиуллина, значит, будем работать с ней.
– Вообще-то, уже без "если". Владимир Путин предложил ее кандидатуру.
– Парамонову два раза представляли, и Дума оба раза отклоняла. Мы опытные люди и давно работаем: пока не будет официального заявления о состоявшемся утверждении, торопиться не будем. А то многие товарищи слали в августе 1991 года поздравительные телеграммы в адрес ГКЧП, а потом им неудобно было. Жаль, что Кудрин отказался, но Набиуллина – тоже достойный кандидат.