Дмитрий ШИШКИН, "Комсомольская правда - Казахстан", 22 апреля

Две судьбы…

По нелепой, злой иронии в Казахстане есть два населенных пункта с одним и тем же названием, но с совершенно разной судьбой. Актау - морской порт на Каспии, где работают инвесторы с мировыми именами, и поселок Актау в Карагандинской области, где заправляет фактически никому не известная компания с хозяевами из Малайзии. Иностранные инвесторы там и иностранные инвесторы здесь - а если не видно разницы, то зачем платить больше? Вот малазийские владельцы Актауского цементного завода и не стали больше платить. Ни своим работникам, ни бюджету, ни кредиторам. В итоге разница стала все же очевидной: Актау-город активно развивается и сияет новостройками, а Актау-поселок разваливается на глазах и зияет черными дырами окон брошенных многоэтажек. На въезде в населенный пункт очень странный памятник - глыба цемента, смахивающая на надгробие. Позади красноречивый фон: полуразрушенные дома и чуть далее - четыре активно дымящие трубы над рассыпающимся от ветхости заводом. Три целых и одна недавно частично обвалившаяся. Ремонтировать ее не стали - в эту трубу не должны вылетать малазийские деньги! Ремонт, реставрация, забота о здоровье рабочих и даже просто поддержание завода в пригодном для безопасной эксплуатации состоянии - здесь непозволительная роскошь. Ощущение, что правят бал временщики, не покидает тебя в поселке Актау никогда. "Счастье - это когда ты едешь отсюда. Хоть на пару часов", - философствует на автобусной остановке пожилая (ей, впрочем, нет и шестидесяти - но все равно пожилая, потому что до такого возраста здесь редко кто доживает) мест­ная жительница.

Власть

Она здесь есть. Она не может не есть. Наверное, не все так и плохо в поселке цементников. Вот, например, аким там выглядит вполне довольным. Он прикормлен. В самом буквальном смысле - питается Самат Мурзатаев в столовой у малазийских друзей. И инвесторами он доволен. Говорит, что поселок прямо-таки преображается. Или вот-вот преобразится. Но сам в Актау предпочитает не жить - ездит на работу из Темиртау. От своих подданных здесь хозяева жизни стараются держаться подальше. В ту же столовую, что в двадцати метрах от здания заводского управления (в просторечье именуемого "конторой"), гендиректор Там Хок Сун (в просторечье именуемый "мистер Там") ходит в сопровождении рослых охранников. На всякий случай. И охрана, на всякий случай, - не из мест­ных. Малазийцы наняли бойцов из очень солидной охранной фирмы с иностранным же участием. В Алма-Ате деньги на ее услуги находят только крупные банки и торговые предприятия. Но малазийцы, хотя и рассказывают везде, что денег у них на нужды завода и рабочих постоянно не хватает, на обеспечение собственной безопасности не поскупились. Хотя в Актау они тоже жить не рискуют - приезжают из того же Темиртау в сопровождении телохранителей. В поселке просто жить нельзя. Ни по западным стандартам, ни по малазийским, ни даже по темиртауским. Так что власть здесь - наездами.

Местные

Они делятся на умеренно несчастных - кому удалось найти работу на цемзаводе, и совсем несчастных - кого на завод не взяли. Умеренно несчастные вкалывают на вредном производстве, молока не получают, но получают около 10 тысяч тенге в месяц. Порядка пяти тысяч из них уходит на комуслуги. На остальные деньги кормят семьи. Женщинам здесь работы почти совсем нет. Зато есть для детей. Официально, конечно, детский труд в Казахстане запрещен. Но в Актау, где государственная власть - наездами, а реальная - в руках малазийцев, мальчиков, начиная с двенадцатилетнего возраста, активно к труду прив­лекают. Почему с двенадцатилетнего? Потому что раньше ребенок просто не сможет поднять кувалду. А кувалда - орудие актауского пролетариата. Ею можно добыть из бетонных блоков за­брошенных многоэтажек арматуру. За килограмм ровных арматурин дают 12 тенге. За "сопутствующий металлолом" - 2 тенге. Дети с утра идут на "полигон" в который превратился, в общем-то, уже весь поселок, и долбят кувалдами бетон. Полигон - это груды останков многоэтажных домов. Сначала предприниматели кранами разбирают пригодные для строительства блоки. Затем отдают развалины "на разграбление" местным. Удачно помахав кувалдой, ребенок здесь может "намыть" до 500 тенге в день. Солидное подспорье для семейного бюджета. Дети - наше все. Ведь папы на цемзаводе зарабатывают только на хлеб и китайскую лапшу. Вечерами эти дети гулять не выходят - болят спины. Впрочем, это, по словам родителей, даже хорошо - по вечерам здесь гулять опасно. Очень много безработных людей, особенно молодежи. От безделья и голодной ненависти они периодически кого-нибудь убивают. Поэтому с наступлением темноты здесь наступает и необъявленный "комендантский час". Власть к этому времени поселок уже покидает, и хозяевами населенного пункта становятся грабители и убийцы.

Жилье

Его здесь много. Даже слишком. Ведь "инвесторы" за более чем шесть лет своего правления так и не смогли вывести завод хотя бы на треть проектной мощности! Поэтому более двух третей людей здесь стали лишними. Многие бежали. Еженедельно десятки семей, побросав свои дома и скарб, выезжали в места, где нет таких инвесторов. Большинство пятиэтажек стоят пустыми. Но остались те, кому бежать некуда. У многих из них нет даже денег на счастливый железнодорожный билет. Они… стоят в очереди на квартиры! 513 семей почему-то до сих пор надеются, что им выделят жилье. Помножив на коэффициент семейственности, получаем почти 2 тысячи оптимистов в поселке Актау! Но жилье они не получат. Переговоры с малазийскими инвесторами зашли в тупик. Их просили отремонтировать некоторые многоэтажки, чтобы они вновь стали пригодными для жилья. Задача не очень сложная - во многих городах Казахстана люди с радостью приобретают квартиры с "черновой отделкой" - лишь бы были коммуникации. Расчет был такой - инвесторы обещали вложить хоть немного денег в развитие производства. Тогда заводу потребуются еще сотни рабочих рук. Вот их, а заодно и очередников, заселят в новые старые квартиры. Но малазийцы так и не согласились. Наверное, слухи о вкладывании денег в производство оказались сильно преувеличенными.

На дне

Впрочем, брошенные дома, оказывается, - это настоящее "золотое дно" поселка. И даже более того - это двигатель стройиндустрии республики. Местная власть отдает их на слом предпринимателям. Те продают пригодные для пов­торного использования материалы в Астану. Так что малазийцы некоторым товарищам даже сделали благое дело. Разруха в Актау - дело, так сказать, взаимовыгодное. Инвесторам не надо тратить деньги на увеличение мощностей и на жилье работникам, местным властям не надо заниматься благоустройством, плюс у них еще есть возможность раздавать контракты на слом.

Арматуру, что добывают дети, и бетонные блоки покупают предприимчивые могильщики поселка (те, кто финансирует разрушение советского наследия - крупнопанельных домов). Они здесь - первые люди на деревне. Отстроили себе двухэтажные коттеджи на окраине. И только они из местных богачей позволяют себе в поселке жить. За разрухой нужен контроль. Аким радостно сообщил нам, что ни копейки из бюджета на разрушение поселка не потрачено! Немая сцена. Журналисты с открытыми от изумления ртами и довольный произведенным эффектом аким. "Мы думали… думали... - вяло пытаюсь парировать Самату Мурзатаеву, - что на разруху и не должны тратиться государственные деньги… Что бюджет, наоборот, должен хоть что-то поиметь взамен разрушенных домов…" Но аким непреклонен. И продолжает описывать "успехи": "На совещании в областном акимате, когда обсуждалось послание президента к народу, отдельно затрагивалась тема жилищного строительства. Ведь это - одно из основных поручений главы государства. Так вот я отчитался: у нас этой проблемы нет, у нас даже несколько многоэтажных домов с прекрасной ленинградской планировкой зарезервировано!"

Местные-2 Рабы немы

По поселку ходит страшный слух, рожденный где-то в глубинах конторы цементного завода: малазийцев выгонят, но от этого станет еще хуже. Зарплату не будут платить как минимум полгода. "Деза" распространилась очень быстро - других-то новостей в поселке нет. Люди здесь приучены бояться всего. Вышел затемно на улицу - могут убить. Погибнуть можно и прямо на рабочем месте. Случаи уже были - рухнувшая кровля убила молодых парня и девушку… А недавно посыпавшиеся из-под небес кирпичи с обвалившейся трубы только чудом никого не зацепили. Но даже страшнее быстрой смерти - потерять работу. Тогда вся семья может умереть от голода. Уволить могут, если часто болеешь. Если пытаешься отстаивать свои права. Если неуважительно отзываешься о малазийских хозяевах. Страх сплачивает коллектив, страх заставляет работать и не роптать. И страх этот постоянно кем-то в обществе поддерживается. Кому это выгодно - легко догадаться, но догадки лучше держать при себе - у "кого-то" - целая армия высокооплачиваемых юристов, засудят. И рабская психология настолько въелась в мозги местных жителей, что они уже начали… бояться потерять хозяина. Он ведь хоть что-то, хоть иногда дает покушать… В светлое будущее здесь уже почти никто не верит. Кто верит и пытается хоть чего-то добиться - очень плохо кончает. У профкома цементного завода - уже пятый председатель. Из четырех предыдущих двое скончались от инфарктов, двое были выдворены малазийцами с их частной территории, пусть и расположенной на территории Республики Казахстан. Пятый, Айкин Ахметов, умирать не хочет - он решил пойти на сотрудничество с иностранцами. Он с гордостью сообщил нам, что сейчас уже 100 рабочих (из почти 1200 человек, трудящихся на вредном производстве) получают молоко. И, если инвестор смилостивится, молоко получат еще 450 трудяг. Письмо, по передаваемой из уст в уста легенде, уже лежит прямо в столе гендиректора. Возможно, мистер Там его подпишет - и будет народу счастье. "А еще, - расхрабрился председатель профкома, - мы будем просить у инвесторов повышения зарплаты на 10%!"

Предыдущий профсоюзный лидер (при нем профком долго действовал подпольно!) Геннадий Пак ничего у иностранцев не просил. Он требовал. За это его в течение трех лет не пускали на завод! В итоге он добился - на завод его пустили, профком легализовали. Борьба за права рабочих стала для него роковой. 29 февраля 2004 года сердце Геннадия Пака не выдержало. Назревал социальный взрыв - даже самые забитые работяги начали роптать. Причина смерти лидера, который сам взвалил на себя груз, - говорить все, о чем боятся сказать рабочие - была всем прекрасно понятна. Даже управляющим! Они в спешке приняли решение все-таки повысить заработную плату сотрудникам цемзавода. 20-процентную надбавку, которую Пак выбивал в течение нескольких лет и которая стоила ему жизни, рабочие получили 1 марта - на следующий день после смерти Геннадия Борисовича. Это около 2 тысяч на человека. Расчеты на заводе ведутся просто: большинству платят не столько, сколько стоит труд человека, а столько, сколько можно заплатить по закону о минимальной заработной плате. 6600 тенге - такова минимальная ставка. Управляющие добавили к ней 20% "президентских" - после обращения Нурсултана Назарбаева к иностранным инвесторам с призывом увеличить зарплаты казахстанским рабочим. И теперь добавились еще 20%, которые втихую (чтобы хозяин или его вездесущие секьюрити не услышали) рабочие называют между собой "поминальными".

Местные возвращаются

Хуже всех в Актау тем, кому больше всего обещали. Когда казахов, живших в Монголии, приг­лашали на историческую родину, то, по словам председателя общества аксакалов поселка Актау Абдыкарима Иманулы, говорили: "Если вам даже придется баранов пасти, то делать это будете на автомобилях!" Но в Актау приехавшие из Монголии казахи баранов на машинах не пасут. Потому что нет ни баранов, ни тем более машин. Кое у кого есть коровы, но они мрут как мухи. Очень уж неблагополучная здесь экологическая обстановка. Геннадий Пак в свое время проводил здесь экспертизу, так многие пробы показали, что содержание вредных веществ в 50 раз выше предельно допустимых норм! Вот коровы и дохнут. А люди - ничего, живут. Плохо, но мало.

Управляющие и местная власть оралманов не жалуют. Аким отказывается называть их оралманами. Когда те приехали, закона о репатриантах еще не было, поэтому никаких льгот им не положено. А они льгот и не просят. Они просят работы. Если кому и удается "воткнуться" на завод, то только на самую черную и низкооплачиваемую работу - грузчиком. И то - удержаться на этом "блатном" месте трудно.

24-летний Кабдылмулик Конысхан, бывший грузчик, выглядит гораздо старше своих лет. Он болен. Подозревает, что заболевание у него - профессиональное. Но он ошибается - профессиональных заболеваний в поселке Актау нет! По крайней мере, открывшаяся год назад на деньги темиртауского бюджета поселковая больница ни одного такого не выявила. Если бы факты профзаболеваний на вредном производстве выявились, малазийцам пришлось бы выплачивать больным специальные пенсии… Но главврач поселковой больницы Алимуса Айдынбеков утверждает, что если работники цемзавода от чего и страдают, то только от простуды и остеохондроза. А малазийцы хорошие - подарили больнице целый телевизор! Обещают еще денег подкопить и вручить главврачу стиральную машину. Но это, наверное, только если и в текущем году ни одного профзаболевания не выявится… Кабдылмулика уволили, когда он вернулся с больничного. "Сказали, что я очень часто болею… Я просил дать какую-нибудь работу полегче, ведь в нашей семье только я один работал… Братья безработные, мама очень болеет, потому что в доме сырость - у нас вода прямо до пола дошла, а другого дома не найти… Я каждый день хожу на завод просить хоть о какой-нибудь работе, но мне отказывают".

Аксакал Абдыкарим Иманулы утверждает, что оралманов не берут на завод, даже тех, кто имеет техническое образование, из-за незнания русского языка! Мистер Там такие обвинения, конечно же, опровергает. Языка межнационального общения не знает и он - так ведь не может быть, что в стране, где государственный язык - казахский, на работу гендиректором брали людей, не знающих ни казахского, ни русского, а на работу грузчиком принимались бы только двуязычные граждане… А раз такого быть не может, значит, этого нет. С мистером Тамом в Актау спорить не принято - это, по меньшей мере, просто неэтично. Ведь именно благодаря малазийским "инвесторам" поселок все еще процветает, распространяя по округе благоухание.

Духовность

Ее признаков в Актау целых три, если не считать известных каждому своей благодетельностью малазийцев. Первый признак - уже упомянутый "монумент" на въезде, символизирующий абстрактное отношение цементников к жизни.

Второй признак символизирует теплое отношение актаусцев к прош­лому. Ленин здесь до сих пор живее всех живых. Он стоит в центре заброшенного парка и указывает дланью на заброшенный еще в годы социализма строительный объект, который должен был стать спортивным центром. Монумент немного облез - кусками отваливается краска-серебрянка, фрагменты тела вождя, торчат куски арматуры, но рука все еще простерта в светлое будущее. Дети с молотами к памятнику не добрались - арматура там гнутая, такую по 12 тенге за кг не сдашь. А за 2 тенге валить признак духовности с высокого постамента хлопотно. Местным властям тоже не до него. Все равно никаких признаков новой идеологии в поселке нет, даже стенд "Наши достижения" пустует. Не вывесишь же на него в самом деле плакат "Казахстан 2030", ведь прямо за ним - красноречивая картина: десятки разрушенных домов. Да и отчет акима об отсутствии в поселке проблем с жилищным строительством не подойдет…

Третий признак - недостроенное здание мечети. Здесь почти как в Москве - был храм, снесли, построили бассейн, снесли, построили храм. Но только там нашлись инвесторы-меценаты, профинансировавшие возрождение духовности, а здесь - нет. Здесь был спортивный центр. В советские времена его содержало, само собой, градообразующее предприятие - цемзавод. Но управляющих здоровое тело местных жителей не интересует. Не интересует, очевидно, и здоровый дух. Потому что предприниматели из Малайзии (страны-председателя Организации Исламская Конференция, между прочим) денег на строительство мечети не дали. Продолжать работы пытается за собственные средства местный мулла-подвижник. Но средств не хватает. Строительство заморожено. А вместе с ним, получается, и духовность. Но местные жители даже об этом говорят полушепотом и оглядываясь по сторонам. Тут лишь бы выжить…