Расул ШБИНТАЕВ, "Экспресс-К", 10 сентября

"Я оцениваю свои книги по тому, сколько труда и мучений вложено в них". Так говорить о своем творчестве с полным правом может Дукенбай Досжан, написавший более четырех десятков остропроблемных, всегда художественно впечатляющих книг, переведенных на 18 языков мира и изданных тиражом свыше двух миллионов экземпляров. На днях писателю "тысяч судеб", как называют его коллеги, лауреату Государственной премии РК и Национальной премии имени Мухтара Ауэзова исполнилось 60 лет. Человек взошел на Гору.

- Что дает вам писательство?

- Кроме душевных мучений, ничего. Но это моя профессия. С детства, с 14 лет, я начал писать стихи, поэмы, потом рассказы. В 15 лет была первая публикация - рассказ "Кокпар" в "Лениншил жас". Так что я тоже начинал с "Ленинской смены". Потом это вошло в характер: не могу без ручки и бумаги прожить день. Даже если не пишу большую прозу, веду дневник или пишу письма.

- И что вас подвигло на это?

- Много читал в детстве. Родители на это никак не повлияли. Отец после войны был председателем колхоза, и, когда я появился, ему было уже 50 лет - он был уже аксакалом, матери же было 37. Я рос среди дикой природы, моим воспитанием никто не занимался. Я нашел в горах заброшенную библиотеку и перечитал все книги, бывшие там. Понимать или нет, вникать или нет в содержание книг - это не было для меня важным. Главное - появилась страсть к чтению, и она дала мне жгучее желание стать известным писателем. Чтобы обо мне тоже знали. Я читал переведенные на казахский язык произведения Гоголя, Тургенева, читал Ауэзова и думал: "А почему я не могу так писать?!" Так я начал писать и рассылать свои рассказы по редакциям газет. Когда вышел "Кокпар", я очень вдохновился этим. И учась уже в десятом классе, дал себе зарок каждую неделю отправлять по письму с рассказами в центральные газеты. А тогда было правило обязательно отвечать на каждое письмо читателя. Мои письма, оказывается, надоели так… Когда я шестнадцатилетним приехал в Алматы поступать в институт (1959 год, КазГУ, филфак), то первым делом, устроившись в общежитии, пошел по газетам. Как только я называл свою фамилию, раздавался дикий хохот: "Вот он, наш великий мучитель появился!" Каждую неделю они были вынуждены отправлять на мое письмо шаблонный ответ: "Ваш материал не годится". Объясняя, что приехал учиться, я вытаскивал из кармана стопку стихов. "У нас в ящике твоих таких же полно! Ты лучше иди, займи очередь за пивом!" - смеялись они. Так меня такие большие поэты, как Шамши Калдаяков, Мукагали Макатаев, вместо того чтобы сказать хорошие, умные речи, все время посылали занимать очередь за пивом. Я общался и с тогда второкурсниками Магауином, Кекильбаевым.

- Кто вам преподавал?

- Мадзигон-старший, Фролова - кстати, репрессированная, из Ленинграда. Она даже летом ходила в шинели. Наизусть знала Байрона, Шекспира. Все студенты убегают с лекции, остаюсь только я, и она даже для меня одного читала. Меня она называла "мальчик-соня". Вставали тогда рано - вот я и выглядел так. Она мне и привила любовь к Бальзаку, Байрону, "Дон Кихоту".

- И чем из тех лет вы гордитесь сейчас?

- Исторической повестью "Шелковый путь". Я родом с юга, рос рядом с историческими развалинами древних городов Отрар, Сауран… Я все время проводил на этих холмах, сидел на солнцепеке и много думал. У меня и сейчас эта привычка: я могу часами сидеть и глядеть на степь. Например, когда едешь в поезде, приезжие посмотрят в окно и говорят: "Ой, какая скука!", - и закрывают занавески. А я - напротив... Мне, например, тесно и душно в российских лесах. Степь без края дает простор моей фантазии. Эта привычка сказывается еще в одном. Когда мои дети, жена хотят ехать за рубеж отдыхать, я, несмотря на то, что деньги на то есть, говорю: "Зачем лишние растраты? Вы возьмите хорошую книгу об этих странах, прочитайте и почувствуете, что будто уже побывали там". Жюль Верн ведь так поступал всегда. Я, например, свой первый роман "Путь Мухтара" написал так. Он основан на дневнике Мухтара Ауэзова, который он вел, когда побывал в Японии. Но обработать его он не успел - умер в 1961 году. Я написал главу в 30 страниц - взгляд, раздумья Ауэзова о японских рыбаках, гейшах, массаже… Я могу мечтать, живо представить себе, например, Аргентину, Анды, вулканы, могу так побывать в любой стране. А не таскаться там с сумками.

- А реально вы в какой стране были?

- Один-единственный раз в Монголии. А написал о Японии, Индии, Америке - глазами Ауэзова. В Америке делегация Ауэзова встретила казахов, уехавших туда еще в царское время. Николаю II американский президент прислал депешу с просьбой помочь с приготовлением лечебного напитка - кумыса. Попросил прислать 10 казахов, умеющих его готовить. А Николай II поручил это губернатору Омска, и не 10, а целых 30 семей было отправлено в Америку. Договор был заключен на пять лет, но потом грянула революция, и они там остались. Сейчас они живут по всему штату. Одного парня, допустим, зовут Конрад. На самом деле он из рода конырат. Джон - это Дюсен. Дети этих казахов сейчас еле-еле смыслят в нашем языке, а родители тоскуют все время. Когда они встретились с Ауэзовым, попросили пучок степной полыни, которую обычно казахи берут с собой в путешествие. У Ауэзова ее, конечно, не было, и он оставил им свой портсигар и домбру.

- Все это было в его дневнике?

- Нет, когда он читал лекцию, то промелькнули слова, что в Америке он встретился с казахами. А то, что там осталось 30 семей, я узнал из других источников. И, фантазируя, написал эту главу, как бы глазами Ауэзова. Потом я написал второй роман об Ауэзове, "Судный день". О том периоде его жизни, когда его посадили в тюрьму, гоняли энкавэдэшники и позже, в 50-х годах, кагэбэшники.

- Правда, что вы стали первым писателем, допущенным к архивам КГБ?

- Я искал тогда, в 1986-1987 годах, рукописи допросов Ауэзова. В архив КГБ меня допустили по письмам Олжаса Сулейменова председателю комитета, в которых содержалась просьба "для ознакомления". Сотрудник приносил мне материалы для ознакомления, но не давал даже переписывать некоторые факты, детали. Но я шел на хитрости и списывал запрещенное, когда он выходил покурить. Даже коньяк захватывал с собой - он выпивать любил и иногда позволял записывать. Когда роман вышел в журнале, они подняли страшный шум! "Наши запрещенные документы публикует какой-то писатель!" И хотели конфисковать записи. Тогда у меня было где-то 19 тетрадей. Но Олжас Сулейменов и Мухтар Шаханов заступились за меня…

- Чем она еще трудна?

- Сейчас больное место писателей - книги не расходятся, гонорары не платятся. Привилегии дают артистам - они ведь себя как-то подают, а мы молчуны. Как динозавры. Я сейчас ищу пути, чтобы иметь в каждой области менеджера, который распространял бы мои книги. Сейчас у меня есть менеджеры в Караганде, Шымкенте и Туркестане. Вот так выживаем. Государство нам сейчас не помогает, издавать что-то очень трудно. Но у меня готовится к выходу тринадцатитомник.

За шесть месяцев этого года отредактировал шесть томов. Остальные тома появятся в следующем году. Часть возьмут на себя менеджеры, остальное я подарю библиотекам. Сейчас библиотеки "голодают". Им нужна хорошая, добротная проза.

- В вашей профессии нужен надежный тыл...

- Первая жена Марьям умерла в 1981 году, оставив мне двух детей: сына и дочь. Сын Ардак в свое время работал в "Экспрессе К", занимался переводами, дочь сейчас работает экономистом. Я их воспитывал сам, и, когда они закончили вузы, то есть через восемь лет, я женился вторично. От Сауле у меня три дочери. Всего у меня пятеро детей, со всеми общаюсь. И пятеро внуков.

- Вы говорили, что любите степь. Как вы относитесь к продаже земли в частную собственность?

- Да, депутаты сейчас мучаются головной болью. Я считаю, что землю надо давать людям с пятидесятилетним стажем проживания на земле. Неважно, немец он, кореец, русский или казах - если 50 лет он здесь живет, ему можно продавать землю. Почему? В 1952 году умер Сталин, началось освоение целины, сюда приехало много зеков, тюремщиков, всякого сброда. Когда здесь были русские переселенцы, другие нации, было лучше: относятся они человечнее, бережнее к земле. Были и ссыльные - ученые интеллигентные люди. Они тоже, оставаясь в Казахстане, с пониманием относились к земле. У нас даже преподаватели в вузах были ссыльные. Я недавно это сказал министру сельского хозяйства Ахметжану Смагуловичу Есимову: "Надо смотреть на стаж 50 лет. Тогда эти рвачи, захватчики, националисты, бандиты не проникнут к земле!". Давать ее тем, кто жил здесь еще в дохрущевское время.

- На днях вам исполнилось 60 лет. И какой для вас этот возраст?

- Словно поднялся на большую гору. Во-первых, все вокруг видно насквозь: какие люди меня окружают - добрые, злые, их намерения. Во-вторых, я подытожил свою сорокалетнюю творческую деятельность, все-таки шесть месяцев сидел над томами! Так что день рождения свят для меня по двум причинам: умнее станешь и итог подведешь. У казахов есть пословица: до 60-летия - дни твои, после 60-летия - дни, отпущенные Богом. То есть это уже не твои дни, а поэтому ответственность за свою жизнь больше. Но я к ней полностью готов.