Светлана АНАНЬЕВА, заведующая отделом мировой литературы и международных связей Института литературы и искусства им. М. О. Ауэзова, "Казахстанская правда", 6 апреля
Получив профессию врача, он стал писателем – первый рассказ "Дочь профессора" напечатал, еще будучи студентом, в 1954 году в журнале "Советский Казахстан". Все помнят, что одним из первых в Советском Союзе он начал писать о коррупции в высших эшелонах власти, и его книги "Дефицит" и "Должностные лица" давали друг другу почитать на одну ночь. Он перевел на русский язык произведения Мухтара Ауэзова, Сакена Сейфуллина, Сабита Муканова, Габидена Мустафина, Бердибека Сокпакбаева, Малика Габдуллина, Хамзы Есенжанова. В последние годы активно участвовал в политической жизни, был членом Национального совета при Президенте Республики Казахстан, депутатом Верховного Совета, сенатором. Философско-насыщенная проза Ивана Щеголихина включает страницы целинной эпопеи и современность, художественные образы исторических деятелей прошлого (революционеры, критики, писатели), мотивы родины – большой и малой… "Дефицит", "Снега метельные", "Слишком доброе сердце" – названия броские, запоминающиеся, как и характеры героев, созданные рукой признанного мастера. Панорама общественной и литературной жизни России 60-х годов ХIХ века воссоздана в романе "Слишком доброе сердце", главный герой которого – поэт и общественный деятель Михаил Михайлов. Сын крупного губернского чиновника, внук крепостного Михайлушки, потомок легендарного Урака – героя казахских преданий, Михайлов близко к сердцу принимает беды и страдания казахского и русского народов. Достойны восхищения милосердие и доброта казахов. Из экспедиции главный герой привез сказки, народные предания, описания обычаев казахов и башкир. Необычайно поэтичный перевод только одного слова "айналайн" вкладывает И. Щеголихин в уста главного героя, ибо уверен, что "слово, язык живописуют душу народа". Символичны слова признания в любви к своей Отчизне Чокана Валиханова: "Одна моя любовь вставлена в другую, другая – в третью, вроде как ирбитские сундуки, маленький вложен в большой, а тот – еще в больший". Национальный колорит, масштабность характеров действующих лиц и персонажей, яркие черты их облика – отличительная манера прозаика. И. Щеголихин был глубоко уверен в том, что народ Казахстана имеет древнюю, общую казахско-тюркско-славянскую историю на безграничных просторах Евразии. В последнее десятилетие ХХ века прошлое в философской и эстетической концепции и его соотношение с настоящим раскрыто в романах И. Щеголихина "Не жалею, не зову, не плачу...", "Любовь к дальнему", "Хочу вечности". Личный опыт писателя связан "непосредственно с эпохальными историческими событиями, суровой атмосферой 40–50-х годов, опытом ГУЛАГов. Но автор не отказывается от своего прошлого, он любит его, мотивируя тем, что "сожалеть – значит предавать то время, свои дни, годы, тех людей, которые тебя окружали и с которыми ты шел бок о бок". В 90-е годы ХХ века увидели свет "Старая проза" и "Другие зори" – произведения о судьбе творческой интеллигенции в период культа личности и наступившей оттепели. Высказывание одного из персонажей "Старой прозы": "Нам сейчас не нужна любовь к ближнему. Нам нужна сейчас любовь к дальнему" впоследствии будет обыграно в названии повести И. Щеголихина "Любовь к дальнему". Молодой художник и талантливый писатель ищут себя в мире лжецов, зрячих и трусливых. Никто не виноват в их бедах, в том, что судьба сыграла с Павлом злую шутку, превратила его из молодого блестящего художника, талантливого и яркого, в изгоя. "Каждый виноват только сам" в своей судьбе. Каждый виноват в одиночку. Герой увидел настоящую жизнь деревни, серую, тоскливую, беспросветную, и изобразил все это на холсте. Грязь, убожество, безнадежность. Серо, тоскливо, скучно. Десять дней, проведенные в деревне на плэнере, оказались целой эпохой в жизни Павла. Мотив родины в более поздних вещах получит дальнейшее развитие. Тонкий запах гари напоминает детство, "какую-то неведомую деревню, неведомую Россию, в которой он никогда не был, он в Казахстане родился". Сложность общественных перемен в жизни вносит сумятицу и в жизнь каждого из героев повестей И. Щеголихина "Любовь к дальнему" и "Хочу вечности". Первая выросла из записных книжек, вторая – бессюжетна, "в любом месте можно воткнуть веточку из прошлого, и она безудержно распустится, заслоняя собой настоящее". Для них характерны сочетание публицистики и философии, автобиографического и общечеловеческого. Автор пытается переосмыслить облик России в своей душе. Он озабочен судьбой и ролью русского языка в современном обществе. И. Щеголихин ставит острые историко-политические, социальные, демографические и социологические вопросы. Своеобразно в жанровом плане произведение И. Щеголихина "Мир вам, тревоги прошлых лет". Это строго документальные публикации дневников с 1965 года. По признанию автора, он оставил "самое-самое", от ненужного избавился. Последние произведения посвящены художественному осмыслению сложных постперестроечных лет. Писатель был свидетелем преобразований и стал их художественным летописцем. Среди героев повести "Не стану я искать побед" много известных политических и общественных деятелей. Но главное: анализ ситуации в культурной жизни страны, в литературе ("Культура… добрее и надежнее богов-разделителей, она сметает барьеры, и в ней всегда вырастал и побеждал только тот, кто отважно служил единству и находил свое счастье не в исполнении желаний, а в желании исполнить свое назначение"). Так и слышится убежденный голос писателя: "Русская литература, признанная всем миром, была дворянской, имперской, аристократической… Тогда в России только четверть населения умела читать, но была великая литература, связанная с литературой Европы и Азии, Запада и Востока". Жанр повести включает элементы путевого очерка. Многочисленные поездки по всему миру позволяют сравнивать и сопоставлять. Возникает удивительное взаимопонимание с людьми другой культуры, обмен даже не словами, а чувствами. Зарисовка-миниатюра приема в Брюсселе, во дворце на Королевской площади: "Долго стояли с Элизабет у окна, в руках фужеры с вином, смотрели на площадь, на огни и друг на друга с легкой и внимательной улыбкой, и говорили каждый на своем языке, и без всякой досады, поскольку понимали настроение, состояние. Обменивались не словами, а чувствами". Повесть автобиографична. Трижды автор начинал ее с нуля. После ареста отца и обоих дедов "все старался делать лучше других". Учился только на "отлично", много читал, любил школу. 1945 год. Поступил в институт, отлично учился. На четвертом курсе – арест, трибунал, Сибирь, молибденовый рудник Сора в Хакасии. И снова институт, первый рассказ, первая пишущая машинка. Смерть сына от неизлечимой болезни. Мотивы исторической памяти, мотивы трагического в литературе связаны с лагерями. "Много у ГУЛАГа задач, и одна из них, судя по практике, – оставить человека без надежды. И в лагере, и на воле. Отшибить память. Чтобы все все забыли, чтобы дети поотрекались от родителей, граждане – от своей страны, потомки – от истории". Хлестко – о деградации человека, об отсутствии воспитания в семье и школе, о необратимых последствиях платной медицины, уродующей медиков морально и психически. И о многом другом, актуальном, злободневном, о Родине, душе, языке – в последующих, во многом полемических, автобиографических романах "Не жалею, не зову, не плачу…", "Выхожу один я на дорогу". Старейшему русскому журналу Казахстана, который ранее назывался "Советский Казахстан", Дмитрий Снегин предложил новое название – "Простор", "емкое слово, образное, в нем и горный простор, и степной, и водный, если хотите, наши Арал и Каспий, Балхаш, Иртыш, Сырдарья, да и небесный простор, космический, с нашего Байконура стартовал первый космонавт, – вот какое слово многозначное". Становятся достоянием истории сведения о писателях Казахстана, о редколлегиях журналов, о бурных спорах в писательском союзе. И. Щеголихин был многому свидетель, поэтому так искренне его письмо. В. Бернадский, чуткая душа поэта, "пошел по лагерям, начиная с довоенного 1940 года, вышел на короткое время и снова замели в 49-м до 56-го. Везде он побывал, и в тайге на лесоповале, и в мордовских лагерях, и в Карлаге". Афористичность – отличительная черта стиля. "Главное изобретение, творенье человека на Земле не города, не дворцы, не машины, а книга. Человек без книги – всего лишь тень, очертание". Прослеживая этимологию фамилии, И. Щеголихин склоняется к мнению о том, что правильной фамилия была бы – Шегали-хан. От тюркского слова "гвоздь", "так называли тех, кто шел в солдаты, у них сапоги с гвоздями, а у тюрков сапоги шитые. От тюркского гвоздя пошел русский щеголь". Русские писатели Казахстана пытаются ответить на вопрос: "Что значит для тебя страна – Отечество или место жительства" (И. Щеголихин). И глубоко верят в то, что "только ради любви стоит оставаться на этом свете. Любую беду она может превратить в надежду". В романе-эссе "Не жалею, не зову, не плачу..." И. Щеголихин прослеживает путь от юношеского романтического восприятия жизни, со свойственным ему максимализмом, к душевному смятению зрелой поры, глубоким философским раздумьям. Автор затрагивает тему детства и взросления, смысла жизни и выбора жизненного пути. Образы дома и семьи, памяти личной и исторической – центральные в повествовании. Деды героя романа-эссе раскулачены за то, что не могли понять "высоту и красоту советской власти", но от них передалась неукротимость мужицкая, стойкость, единоличность. "Иногда мне хочется забыть прошлое, без него легче. Иногда – вспомнить и сохранить все до мимолетных мгновений, поскольку это я сам", – делится сокровенным герой-автор. Он не может вспомнить дом в родном селе Ново-Троицком Костанайской области, только большое-пребольшое озеро. А над ним туман. В голодные 1933–1934 годы зимой он приникал к окну и жадно смотрел на вечернюю снежную улицу, ждал, "когда же пойдет по дороге этот самый тиф, которого все так боялись". И остается в памяти картинка детства Жени Писаренко: мама, идущая под высоким небом, несет сестренку на руках, а за ней еще трое мал мала меньше, "идут по полю голодные, босые, усталые, шесть верст шагать, плачут и тащат друг друга – куда? В светлое будущее". Роман восстанавливает исторический контекст и воссоздает историческую личность. Причем роман начала 90-х годов ХХ века – это уже история. Яркое этому подтверждение – автобиографические романы и философско-интеллектуальные эссе И. Щеголихина. В поздней прозе сильно автобиографическое начало. Писатель пытался предвидеть будущее в условиях мультикультурного мира. Литературная традиция совмещается с историческими документами и новыми теориями дискурсов. Воспоминания хранят личные судьбы. Это часть народной памяти, сохранение и передача которой потомкам позволяет обрести чувство защищенности перед будущим. |