Александр Михайлов, "Версия", 1 апреля

Любовь к спецслужбам - явление аномальное, как, впрочем, и ненависть. И тем не менее чем сложнее ситуация в стране, тем больше споров вокруг российских спецслужб.

86 лет назад произошло событие, на первый взгляд ничем не примечательное на фоне грандиозных перемен того времени. Добровольно ушел из жизни, пустив себе пулю в висок, человек, с деятельностью которого была связана целая эпоха, пусть даже уместилась она в пятнадцати годах его активной деятельности. Эта эпоха и имя, с которым она была связана, стали нарицательными в истории революции. И имя ее - зубатовщина.

Сергей Васильевич Зубатов, как бы мы к нему ни относились, был, безусловно, самой яркой фигурой на политической арене конца XIX - начала XX века. Он был нелюбим многими. И теми, с кем боролся, и теми, ради кого он делал свое не очень почетное дело.

Революция стала плахой для целых поколений русских людей. Но переоценка истории не всегда приводит к переоценке личностей. А уж если речь идет о представителе специальных служб, то о реабилитации речь идти не может. Впрочем, имя надворного советника Сергея Васильевича Зубатова уже давно реабилитировано по существу. Все специальные службы мира ведут сыск (будь то уголовный или политический) по его методу.

Сергея Васильевича Зубатова называют по-разному: великим провокатором, гением политического сыска, злодеем и реформатором. Он родился в Москве в 1864 году, ровно через два года после отмены крепостного права. Кипящие страсти, политические борения на фоне проводимых реформ не прошли мимо гимназии, в которой он учился. С шестого класса Зубатов оказался участником работы кружка радикальной молодежи. Руководству гимназии это не нравилось, и ему, как и многим его товарищам, из гимназии пришлось уйти.

Позже, уже после женитьбы, он стал участником революционного кружка, который собирался на квартире, а точнее, в библиотеке его жены А.Н. Михиной. Там его уважали, любили.

Распространение радикальных идей в обществе было характерной чертой того времени. Постоянный полицейский контроль за деятельностью кружков не мог не сказаться на внутренней атмосфере и этого кружка. 13 июня 1886 года, в один из ставших впоследствии роковым дней, полицейские чины аккуратно и незаметно для окружающих "изъяли" Сергея Васильевича Зубатова из толпы и, погрузив на извозчика, тайно доставили в Московское охранное отделение.

Беседу с ним проводил лично начальник московской охранки Бердяев. Разговор длился долго и на первый взгляд напоминал диалог двух революционеров, пытавшихся найти истину там, где ее, может, и быть-то не могло.

Но факт остается фактом: они сошлись во мнении, что надо что-то делать для будущего устройства России, что многое из того, что сегодня происходит, вредно для российского общества. Что не все так просто и одними разговорами историю не повернуть. Что на этой ниве кормятся не только искренние патриоты, радеющие о судьбе Отечества, но в большинстве своем пришедшие на волне моды люди не столько честолюбивые, сколько тщеславные, которые заботятся не о судьбе России, а видят в революционной агитации исключительно форму самовыражения, превратив революционные кружки в особо опасные секты, где зреют опасные для граждан и государства процессы. И с провокаторами под личиной революционеров необходимо бороться.

Агент охранки

Результатом беседы стало то, что на языке профессионалов называется вербовкой. Согласие на сотрудничество с властью Зубатов дал без колебаний.

Сегодня много спорят, был ли Зубатов провокатором по сути или же он глубоко идеалистически воспринимал окружающую действительность и потому делал непростительные ошибки, которые больше чем преступление. Был ли он верным сыном своего Отечества или, напротив, боролся против такового, своими действиями попирая Закон, уничтожая мораль и нравственность и, в конце концов, способствовал краху России?

Собиравшиеся на вечеринках участники революционного кружка стали предметом глубочайшего, теперь уже профессионального исследования Сергея Васильевича. На многих и многое он взглянул иными глазами. Горящий глаз, истерические речи. Слова, слова, слова...

Но что бы они ни говорили, к каким вершинам человеческой справедливости ни призывали, практически все они были перед действующим законодательством преступниками. Преступниками, которые сеют в народе смуту, которые зовут к революции, которые готовят, а зачастую и осуществляют террористические акты, а попросту жестокие убийства людей, виновных только в том, что служат государю.

Статистика того времени - это статистика политических убийств. Десятки губернаторов, десятки полицмейстеров, сотни рядовых чинов полиции погибли от рук террористов, или бомбистов, как их называли в те годы, оставив сиротами детей, вдовами жен. Зачастую человека, занимающего должностное положение, приговаривали к смертной казни люди без роду без племени, люди с горящими глазами реформаторов-революционеров только за то, что он занимал определенное положение в рамках существующего государства. Азарт, с каким велась эта охота, - предмет изучения психологов, а может, психиатров. Ведь часто жертвами террористов становились случайные прохожие, оказавшиеся в тот роковой момент в том месте, где очередной параноик вершил суд. Вершил, чтобы с таким же горящим взглядом взойти на эшафот.

Зубатов не просто выполнял поручения охранки, он подходил к делу творчески, и не всегда его задачей было выявить и передать палачам того или иного революционера. У него были свои принципы, у него были свои подходы к государственному устройству, у него был свой взгляд на развитие общества.

Впоследствии, через многие десятилетия, какой-то мудрый человек сформулирует принцип, положенный Зубатовым в основу его жандармской деятельности. Если нельзя бороться со злом - необходимо его возглавить. В конечном итоге он его и возглавил, хотя не всегда его усилия увенчивались успехом и результат получался не тот, который он хотел.

Профессионал

С 1886 года начались аресты. Охранка, располагавшая многочисленными материалами о преступной деятельности членов революционных кружков, приступила к массовым зачисткам. Не остался в стороне от этого процесса и Зубатов. По его информации о преступной деятельности членов кружков было изолировано от общества более чем 200 человек, так или иначе участвовавших в революционном движении и становившихся социально опасными. "Какое злодейство!" - воскликнет просвещенный либерал. Но...

Мы даже не можем предположить, сколько таким образом жертв удалось избежать, сколько человек тогда спас Зубатов от покушений террористов. Революционная молодежь воспринимала убийство представителей власти как их неотвратимую кару за "поруганную свободу", а себя - как орудие возмездия за грехи и преступления власти. Свою гибель террористы считали высокой и необходимой жертвой во имя справедливости, восходя на эшафот с полным осознанием собственной правоты и убежденностью. Процесс разгрома антигосударственных структур был обвальным. Такое число провалов, безусловно, не могло не вызвать подозрения внутри самой революционной среды, разоблачение Зубатова было предопределено.

Руководство московской охранки ищет выход: как вывести из разработки своего верного агента. Выход находят стандартный - Зубатов становится штатным сотрудником Московского охранного отделения. С 1889 по 1896 год - помощник, а с 1889 по 1902-й - начальник московской охранки.

Как человек, безусловно, талантливый, думающий, знающий не понаслышке проблемы революционного движения изнутри, он становится в буквальном смысле новатором своего дела, а заняв руководящий пост, получает возможность реализовать накопленные идеи в оперативно-разыскной деятельности.

Реформатор политического сыска

Став руководителем охранки, он принципиально меняет подходы к политическому сыску, к целям и задачам оперативной деятельности. Если внимательно читать материалы, многие из которых написаны лично Зубатовым, каждый профессионал скажет, что мы имеем дело с революционным прорывом от хаотичного, неэффективного и в известной степени консервативного сыскного ремесла к принципиально иному, основанному на прогнозе, аналитике, глубоком знании предмета, стремлении упредить и нейтрализовать в нужный момент наступление тяжких последствий. Более того, многое, если не большинство из придуманного им стало азбукой сыска.

Для контроля за революционными группами Зубатов приказывал арестовывать только их руководящие звенья, рядовых участников оставляли "на разводку". Лишь в исключительных случаях, когда, например, замышлялось убийство видного сановника или готовилось покушение на лиц императорской фамилии, жандармы полностью ликвидировали организацию. Такая система борьбы с революционным движением впоследствии была принята всеми охранными отделениями и жандармскими управлениями.

И здесь был отнюдь не злой или особо коварный умысел. Каждый, кто был связан с проблемами доказательств, прекрасно понимает, что доказывать можно только то, что реально имелось в действиях обвиняемого. Масса участников революционных групп выполняла роль статистов. И вся их вина состояла только в том, что они разделяли взгляды своих учителей. Тотальные зачистки ничего, кроме компрометации власти, дать не могли. Изъятие лидеров на время парализовало действия злоумышленников.

В те годы революционных борений Зубатов увидел и осознал главное, что оперативно-разыскная деятельность, лишенная мысли, прогноза и понимания обстоятельств, а также существовавшие принципы "держать и не пущать" не просто устарели, они стали вредны.

Старый полицейский аппарат был практически обречен на неуспех, так как влившиеся в революционное движение люди были молоды и значительно образованнее своих оппонентов, работавших в охранных структурах.

Зубатов заложил принципиально новые подходы агентурной деятельности, создав так называемый институт внутренней агентуры. Он создал мощную разветвленную сеть своих источников на самых ключевых участках, откуда исходила угроза для государственной и общественной безопасности России в первую очередь террористического характера.

Персональный подход

Жизнь Зубатова в охранке была непроста. Консервативная система, которую он с течением времени возглавил, яростно сопротивлялась новшествам в сыскном деле. Многие из сотрудников охранки были необразованны и заскорузлы в своем мышлении, многие руководители уже давно пережили свой век, и потому любые телодвижения, которые им приходилось делать, исполняя приказы и указания молодого и энергичного руководителя, были для них тяжелы.

Он много и упорно лично работал с каждым революционером, с которым его сводила судьба. Интеллигентная внешность, страсть, напор, умение убеждать... И многое получалось. Получалось если не "перековать", то уж убедить в противоправности действий ему удавалось многих.

И при этом он, как никто другой, увидел в марксизме, который набирал силу в политической жизни России, серьезнейшую опасность, а потому предпринимал все меры для уничтожения этой опасности изнутри. Для создания условий, при которых революционное движение будет развиваться не само по себе, а будет постоянно находиться под неусыпным контролем государственных органов власти.

И тем не менее ситуация осложнялась. Россия приближалась к катастрофе. Внутри революционно настроенной интеллигенции зрел бунт. И этот бунт мог вывести на поверхность такие силы, перед которыми будут беспомощны вся государственная машина, все общество. Ссылки и каторги для многих революционеров были не просто школой, не просто университетами борьбы, они были полигонами, где испытывается новое смертоносное оружие. Оружие, которое взорвет Империю.

Уж кто-кто, а Сергей Зубатов знал это прекрасно. В кружках, которые он посещал, были не рафинированные юноши, а бунтари с большой буквы, единственной целью которых было уничтожить, убить, погибнуть. Фанатики с горящими глазами! От таких можно ожидать всего. Именно там теперь в ночной тиши туруханской, иркутской, томской, омской зимы созревает гидра, которая уничтожит и самодержавие, и самих революционеров, и их детей.

Полицейский социализм

"Сейчас вопрос стоит так, - убеждал он великого князя Сергея Александровича, - кто владеет этим рабочим движением: мы или социалисты? Если им владеют социалисты, революция в России будет неизбежна".

Как он был прав в своих подходах к борьбе с "политической заразой", которая через тридцать лет фактически обескровила уже новую Россию.

Его идею экономического просвещения рабочих поддержали, поддержали на самом верху. Концепция системы полицейского социализма содержала четыре принципа:

отрицание всех форм и методов насилия, замена революционного движения "эволюционным";

самодержавная форма правления - "внеклассовая" - в области социальных отношений включает в себя "третейское начало, склонное к справедливости";

противопоставление профессионального движения, не отрицающего капиталистического строя, рабочему движению, исходящему из социалистических начал;

строгое разграничение самодеятельности власти. Самодеятельность ограничивается там, где начинаются права власти. Все должно идти через власть и ею направляться.

Принцип, по которому существовали кружки, был прост: подменить понятие политической борьбы понятием экономической. Ряд кружков находился не просто под полицейским контролем. В них среди слушателей можно было наблюдать чинов царской охранки в цивильном платье, которые с неменьшим интересом внимали пропагандистам. И дело здесь было не только в собственно контроле.

Для Зубатова было важно, чтобы эти самые чины не тупо исполняли свою работу, а понимали значение нынешних проблем, разбирались в экономике, своими глазами видели не противника, а людей, живущих в этом же государстве, которые ищут ответы на вопросы бытия.

Зубатов торопится. Торопит своих коллег. Пытается разбудить тех, от кого зависит "быть или не быть". Выступая перед своими подчиненными, Зубатов утверждал: "Охранение общественной безопасности невозможно без политического розыска, а розыск без информации - это гончая собака без нюха. Жизнь меняется. При царе Иване Грозном преступников четвертовали, при нашем государе мы поставлены на пороге парламентаризма". Но, кроме генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича и обер-полицмейстера Трепова, ему никто не сочувствовал. Все видели в нем человека, который не вписывается в классически сложившиеся представления о жандармах, о политическом сыске и охранке:

- Эх! Дали бы власти! Мы бы их!

- Не так надо, господа, не так! - возражал им Зубатов.

Достаточно быстро после назначения в октябре 1902 года начальником Особого отдела Департамента полиции Зубатов стал продвигать своих единомышленников и подчиненных по Московскому охранному отделению в столичные полицейские учреждения. Быстро рос архив ведомства. Активно велась регистрация лиц, связанных с революционной деятельностью. В 1902 году Особый отдел Департамента полиции располагал именной картотекой из 55 тысяч учетных карточек с антропологическими данными объектов. Имелось также около 20 тысяч фотографий "государственных преступников" и "политически неблагонадежных лиц", а также пять тысяч экземпляров различных революционных изданий.

Все это служило серьезным подспорьем при дознании, разработке секретных операций, при составлении учебных пособий для курсов по подготовке жандармских офицеров. Но нужно отметить, что высоким профессионализмом, знанием техники разыскного дела обладали только верхи жандармской иерархии в столице и Москве. В провинции дела с политическим розыском в начале двадцатого века обстояли значительно хуже.

Приписки

На смену Зубатову пришли другие люди. Они отбросили многое, многое разрушили. Тогда даже самые ярые приверженцы самодержавия, обласканные двором извне, стали методично и целенаправленно разрушать созданное "великим провокатором". Семнадцатый год поставил точку в жизни этого человека, судьба которого должна стать уроком для многих талантливых людей, не пришедшихся ко времени.

Ушли в прошлое не только Зубатов и его противники, ушли в прошлое его соратники. И даже те, кто методично разрушал созданное Зубатовым, становились такими же изгоями. Незавидна судьба многих полицейских чинов, которые в стремлении приспособиться к новым условиям шли на сделку с совестью, на откровенное предательство идей, которым служили многие годы, и потому становились жертвами и человеческой хулы, и революционных судов.

Были ошибки и у Зубатова. И самой большой из них было то, что он часто пользовался тем материалом, который реально находился у него под рукой. А материал в отдельных случаях был негодным. Поставив перед собой задачу стимулирования деятельности полиции в раскрытии особо опасных государственных преступлений, Зубатов вкладывал значительные средства в поощрение действий жандармских офицеров. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что система исключительных награждений существовала и до Зубатова. Так было и раньше, и, к сожалению, так было и позже. Достаточно вспомнить 30-е годы уже следующего столетия, когда в период массовых репрессий система поощрений, существовавшая в системе органов НКВД, приводила к искусственному завышению показателей, к искусственному раскрытию особо опасных государственных преступлений и как следствие к трагическим поворотам в судьбах многих людей.

Это была ловушка, потому что многие жандармские офицеры, воспитанные в условиях реакции, поняли это как индульгенцию. Некоторые стали стимулировать не оперативный процесс по оздоровлению общества и пресечение крамолы, а, напротив, имитировали развитие революционного движения, которое они "благополучно" пресекали. Фактически стимулировалось самое большое зло, которое впоследствии и явилось основой для осуждения действий Зубатова.

Западня

Увы, должен констатировать, что большевики и левые эсеры, искренне ненавидевшие самодержавие, очень быстро раскусили такого рода приемы и стали использовать их во благо "революционного дела". И не всегда интеллектуального потенциала полиции хватало для того, чтобы вовремя, в нужный момент исключить возможность нежелательных последствий от созданных ими же структур.

Взлет Зубатова на вершину полицейской карьеры фактически явился ее концом. Вскоре после перевода его в столицу, а точнее в августе 1903 года, Сергей Васильевич Зубатов был отстранен от занимаемой должности, без суда и следствия отозван в Москву, где попал под гласный надзор полиции, а в октябре был сослан во Владимир.

Осенью 1904 года уже после убийства министра внутренних дел Плеве, о возможности которого Зубатов предупреждал, его вызывают в Санкт-Петербург. Он объясняется, его реабилитируют. Ему дают пенсию, снимают гласный надзор, но на службу не возвращают. Да и с кем служить? Иных уж нет, а те далече!

К тому времени было демонтировано многое из того, что осуществил Сергей Васильевич Зубатов. Фактически необходимо было начинать сначала. А процесс шел.

Сам он, конечно, недооценил мудрость народа, который увидел в кружках, созданных Зубатовым, реальную почву для реализации своих идей. Конечно, Зубатов был идеалист. Конечно, Зубатов был бессребреник. Он не искал чинов и званий, не скопил богатства. И, несмотря на то что пострадал от режима, он остался на своих позициях. 21 марта 1908 года он пишет: " Я - монархист самобытный, но на свой салтык, и потому глубоко верующий. Ныне идеи чистой монархии переживают глубокий кризис. Понятно, эта драма отзывается на всем моем существе; я переживаю ее с внутренней дрожью. Я защищал эту идею на практике. Я готов иссохнуть по ней, сгнить вместе с нею".

Что же произошло дальше? Все оказалось до банальности просто. Отставка Зубатова повлекла за собой отставку его команды. За этим последовал пересмотр принципов и подходов к работе, а следовательно, наиболее влиятельная агентура (Гапон, Малиновский, Азеф и пр.) вышла в самостоятельное плавание.

Любой опер скажет, что самое сложное - создать позиции в интересующей среде. Лишиться их можно в одну секунду. А потому обвинения, которые выдвигаются в адрес бывшего руководителя охранки - развитие революционной ситуации в целом и террористических акций в частности, - просто несостоятельны. С 1903 года он находился в ссылке, а потому ответственность за все последствия должны нести его преемники. Впрочем, министр внутренних дел России Плеве заплатил за эту ошибку своей жизнью. История наказала всех. И благодушных жандармов, и агрессивных эсеров, и мудрых пропагандистов партии большевиков. Смог бы Зубатов удержать ситуацию? Сказать сложно, но...