Части: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9

Еркен АЙБАСОВ, "Аграрный Казахстан", 27 февраля

В этих условиях писать письма Сталину об ошибках, голоде, разорении было все равно, что класть свою голову между молотом и наковальней: молот – в руках Сталина, наковальня – руководство Казкрайкома. Нужно было обладать немалым гражданским, да и личным мужеством, чтобы на это решиться.

Только высоким чувством долга, сознанием своей сопричастности судьбам родной страны, патриотизмом можно объяснить поступок Бирмухамеда и его товарищей.

"Письмо шести" вкратце сводилось к следующему:

"Мы обращаем Ваше внимание на 2 факта из практики работы Казахстанской парторганизации. Факт первый. Со дня принятия Постановления ЦК ВКП (б) от 17.09.1932 г. "О развитии сельского хозяйства, в частности, животноводства Казахстана" прошло 5 месяцев, но реализация и популяризация постановления проходит неудовлетворительно. По данным Казсовнаркома, из 800 тыс. казахских хозяйств к 1932 г. осталось 450 тысяч. С весны откочевка и смертность среди крестьянских хозяйств не прекратились, а во многих районах усилились. На сегодня количество казахских хозяйств сократилось на 45-50%.

Руководство партийной организации Казахстана вместо серьезной работы по искоренению недостатков встало на путь замазывания, очковтирательства и обмана. Пишут, что мы, мол, "имеем" ряд достижений в социалистическом переустройстве", а те, кто пишет о недостатках, – это враги. Шли эпитеты– "националисты", контрреволюционеры, алашординцы, преследующие свои классовые, антиправительственные цели... Не на высоте оказалась и краевая печать. Вместо широкого, активного объяснения политики партии на селе она во многом встала на путь поддакивания республиканскому руководству, извращения фактов или замалчивания недостатков. При проверке оказалось, что большинство обкомов партии бездействовало. В результате 11 казахских кочевых и полукочевых районов фактически ликвидированы, осталось по 200-300 индивидуальных хозяйств. В 37 казахских районах массовые откочевки и смертность населения продолжаются (в Казахстане на это время число "чисто" казахских районов составляло 58, – Е.А.).

Второй факт. Недавно председатель Казсовнаркома У. Исаев сделал доклад на объединенном пленуме обкома и горкома ВКП (б) с участием краевого и областного актива "Об итогах январского пленума ЦК ВКП (б) и ЦИК". В докладе он сообщил о постановлении ЦК ВКП (б) о работе Казахстанского партруководства. По докладу Исаева не было ни одного выступления и никакого сообщения. Как это понять? И это не случайно. Бездушно-бюрократическое отношение к решению пленума с одной стороны характеризует политический уровень краевого и областного активов, а с другой стороны – наглядно, насколько краевое и областное руководство (секретари Курамысов, Голюдов и др.) не поняли политического и практического значения решений пленумов ЦК и ЦИК и подошли формально-бюрократически к постановлению ЦК о смене партруководства Казахстана...

Размеры бедствия приняли такой характер и такой размах, что без помощи и вмешательства ЦК ВКП (б) едва ли возможна их ликвидация. Речь идет о спасении жизни казахских трудящихся от голодной смерти и принятии срочных мер по устройству их в хозяйственном отношении. Более 300 тысяч казахских хозяйств разбрелись по железнодорожным станциям Сибири, Средней Азии, центральных городов. По последним сведениям, наплыв усилился, а с ним – эпидемии (тиф и др.) и смертность среди людей. Помощь нужно оказывать теперь, в самом срочном порядке, иначе к весне смертность увеличится, что может даже привести к срыву посевной кампании. Мы просим Вас вмешаться, вызвать Л. Мирзояна с документами и дать новому руководству конкретную директиву для скорейшей ликвидации всех ненормальностей".

С коммунистическим приветом!

Слушатели ИКП

(Института Красной профессуры):

Габбас Искаков

Ильяс Кабулов

Жусупбек Арыстанов

Бирмухамед Айбасов

Габбас Токжанов

Уразалы Джандосов.

Все подписавшие письмо были выдающимися людьми, занимали ответственные посты в республике, были деятелями партии и государства. Каждый из них достоин особого внимания и отдельного повествования.

Например, Габбас Токжанов. В молодые годы работал в Москве в аппарате ЦК ВКП (б). Это он, несмотря на личную неприязнь, дал вполне объективную оценку творчеству молодого Сабита Муканова и пустил его в счастливое плавание. В свое время Токжанов выступал инициатором примирения непрекращающейся мелочной борьбы между алашординцами и пролетарскими писателями, которые использовали газету для сведения счетов. С 1926 года он редактировал центральную республиканскую газету "Енбекші казак". Последняя должность – Председатель Комитета по делам искусств при СНК КазССР. Сейчас, когда рухнула коммунистическая идеология, видишь, как далеко смотрел Габбас Садвакасович, когда призывал Сакена Сейфуллина поменьше лить красной краски в своих сочинениях. И действительно, многие произведения его вторичны, чересчур идейны. Сейчас "Буревестник" Горького, а тем более "Альбатрос" С. Сейфуллина, написанный в подражание Горькому, уже не интересны.

О том, какие нравы царили в то время, и о том, как приходилось работать таким людям, как Токжанов, говорит такой документ: /АП РК, ф.706, Оп.1, д.604/. "Токжанов, будучи одним из руководителей организации литературы и искусства, не принимал никакого участия в работе правления и ни единым словом не обмолвился еще о своих троцкистских националистических ошибках, которыми перегружены все его книги о литературе. В книге "Абай" им превозносятся заклятые враги казахского народа – Байтурсынов, Букейханов, Дулатов – как законные наследники родоначальника казахской литературы Абая, этим самым приписывается алашординской шайке мнимая роль движущей силы развития казахской литературы после Абая". Он преступно идеализирует алашординских писателей, развалил работу Союза писателей, зажимал критику... выпустил книгу бандитки Г. Серебряковой "Юность Маркса".

Уразалы Джандосов, младший брат известного государственного деятеля Ураза Джандосова, учился в Москве вместе с Д. А. Кунаевым, впоследствии членом Политбюро ЦК КПСС. Последняя его должность до расстрела – директор Текелийского рудоуправления.

Их всех шестерых вызвали на Старую площадь и вручили решение ЦК ВКП (б) как опытных работников послать на укрепление животноводства Казахстана. Кабулов Ильяс был назначен заведующим отделом культуры и пропаганды ленинизма Казкрайкома. Оказывается, и таким способом можно укреплять животноводство республики. А вот Арстанову Жусупбеку и Айбасову Бирмухамеду предложили конкретное дело. Первого назначили начальником политотдела Май-Тюбинского мясосовхоза в Аулие-Ата, а второго – начальником политотдела Тургенского овцесовхоза, Энбекши-Казахского района, Алматинской области.

13. 1933-1935 гг. Начальник политотдела Тургенского овцесовхоза

Получив мандат начальника политотдела в здании ЦК на Старой площади в Москве, Айбасов осенью выехал к месту назначения. Он – первый, политотделы только организовались. Ему, как всегда, "везет". Политотделы были симбиозом партийного контроля и ОГПУ, своего рода "партийным глазом" на селе; все колхозники и само правление находились под его постоянным наблюдением. У начальника политотдела власти больше, чем у директора совхоза, его назначает и снимает по представлению первых секретарей крайкомов и обкомов только ЦК ВКП (б). Отсюда один шаг в секретари райкомов и обкомов.

Спасая семью от голода, Бирмухамед перевез из Центрального Казахстана на место своей работы – в село Тургень – отца и братьев – Шамси, Абедена, Жалеля, Халеля, Ескендера, Хазыра и сестер – Гульбарам и Гульзейнеп.

Тургенский совхоз "Овцевод" существовал только на бумаге, его выделили из состава Илийского совхоза в 1932 г. Здесь не было никаких построек, кроме фермы "Кур-Узек" с несколькими саманными развалюхами без окон и дверей, не было. Подозрительные личности или бродяги, копошившиеся в них, оказались рабочей силой совхоза. Озвучивало эту картину истошное икание ишаков. Было от чего сжаться сердцу Назакат после "вечно юной красавицы Москвы": как тут жить, как поднимать хозяйство? Скот полудохлый, пастбища выжжены беспощадным солнцем.

Биркей, где пешком, где на лошади досконально ознакомился с кормовой базой совхоза. Он побывал в песках Прибалхашья, на зимних пастбищах, в горах Заилийского Алатау, на альпийских и субальпийских лугах для летнего нагула – джайлау, на всех перевалах, по которым проходили маршруты отар овец Тургенского овцесовхоза – Асынжолы, Караш, Кумбель, Теректы и, конечно, в широкой долине Ассы.

Подивился богатому разнообразию растительности, осмотрел все отары овец, побывал на всех кошарах, фермах, и понял, что без вмешательства и помощи краевого комитета этот совхоз не поднять. По его обращению в Казкрайком была создана комиссия. На следующий год, в феврале 1934 года, вышло Постановление Казкрайкома ВКП (б) "О положении в Тургенском совхозе "Овцевод" (АП РК ф. 141, оп. 17 д.853).

Крайком констатировал катастрофическое состояние дел в совхозе. Вместо установленного контрольными цифрами выходного поголовья – 36540 голов, фактически имелось 30890 голов – 85%; из них сильно истощенных – 6000 (20%), кроме того, явно безнадежных – не менее 2000.

Бюро Казкрайкома посчитало, что причина кроется не в недостатке кормов и не в болезни овец, а исключительно в преступной бесхозяйственности и халатности руководства совхозов и ферм:

-1... виновны руководство Алматинского Овцетреста и Энбекши-Казахский райком, которые не смогли своевременно вскрыть тяжелое положение совхоза и принять необходимые меры.

Бюро крайкома постановляет:

1. Предложить Наркомюсту немедленно организовать детальное расследование, выявить виновных и привлечь их к судебной ответственности, предрешив вопрос об устройстве показательного суда над виновниками развала совхоза.

2. Обязать Овцетрест, дирекцию и политотдел совхоза немедленно организовать работу по спасению истощенного поголовья.

Для этого: (п.п.а/,б/,в/,г/)

д/.Обязать директора совхоза Бовкун и начальника п.о. Айбасова расставить все руководящие кадры совхоза по фермам на период работы до создания решительного перелома в состоянии поголовья.

5. Предупредить т.т. Бовкун и Айбасова, что оказываемая крайкомом помощь обеспечивает совхозу возможность сохранения всего оставшегося поголовья и что за дальнейший отход поголовья будут отвечать персонально они. Политотделу проработать данное решение на общих собраниях во всех фермах и отарах.

С приходом нового начальника политотдела, после выхода постановления крайкома, работа в совхозе круто изменилась: установилось круглосуточное дежурство всех специалистов на фермах, кошарах; через Кастекский племзавод заменили часть отары овец. Начальник политотдела начал борьбу с расхлябанностью и разгильдяйством, пьянством и воровством; никто не мог отлучиться в город без его разрешения.

За короткое время первые руководители совхоза выправили положение, заложили здоровую основу для подъема хозяйства. Про совхоз стали писать в газетах и говорить по радио, он стал лучшим в районе, затем в области, а потом и в республике. Если в 1933 г. совхоз сдал 23,6 центнера шерсти, то в 1934 г. – 210, в 1935 – 355, в 1936 г. – 428,7 центнера, т.е. за четыре года выход увеличился в 18 раз, причем резко повысилось качество шерсти.

В 1939 году зоотехник совхоза М. Ермеков, работавший практикантом, выпустил брошюру о передовом опыте совхоза. "Тургенский овцесовхоз Алматинской обл. Казахской ССР". Г. Алма-Ата. 1939г. (ЦГА, ф. 929. Оп.1. д.557). В ней он обобщал материалы, начиная с 1932 года. Разумеется, в его работе уже не упоминались первопроходцы – директор Бовкун и начальник политотдела Айбасов. К тому времени они были расстреляны как "враги народа". Зоотехник-практикант со временем стал крупным ученым, доктором наук, ректором Алма-Атинского зооветинститута.

14. Роковые 37-38-е

В Тургене Айбасов проработал до декабря 1935 г. Затем, по ходатайству Казкрайкома ВКП (б), был освобожден от должности и направлен в Казиздат редактором партийно-массового сектора. Затем, на заседании Казкрайкома ВКП (б) от 31.01.1937, он назначается главным редактором только что организованного Казпартиздата.

Это была его последняя должность.

В последние два года жизни Айбасов порядком устал от "пожарной" работы по 10-12 часов в сутки, и переход на более спокойную редакторскую работу был кстати. Меньше стало текучки, появилось время для творчества. Еще до революции он начал печататься в первом казахском журнале "Ай-кап", много печатался в газетах "Казак", "Ак-жол", "Енбекші казак", откликался на животрепещущие события.

Семья перебралась в Алма-Ату. Поселились на улице Лагерной (ныне ул. Шевченко). В довоенной Алма-Ате, больше напоминавшей казачью станицу, эти дома были одними из самых благоустроенных, с ванной, туалетом; их называли "домами специалистов". Этажом выше жили соседи – семья Уразали Джандосова.

Работая в Казпартиздате, он заключил договор с Казахским издательством художественной литературы – КИХЛ – о переводе на казахский язык романа Ивана Тургенева "Отцы и дети" и ряда охотничьих рассказов. Свою часть договора он честно выполнил – перевел, получил отзыв и сдал в КИХЛ шесть печатных листов. Но...

Все тревожней становится жизнь в Алма-Ате. В 1935-36 гг. сюда приезжает измученный ссылками Магжан Жумабаев. Сын привольных ковыльных степей, он семь лет отсидел на Соловецких островах. О диком произволе в тех местах ходили легенды. Власть там была не советская, а "соловецкая"... В родном Петропавловске ему, выдающемуся казахскому поэту, не нашлось должности скромного преподавателя техникума. А ведь Валерий Брюсов, руководитель литературных курсов, на которых обучался Магжан, известный поэт серебряного века, называл Магжана Жумабаева казахским Пушкиным.

Бывшие друзья, почуяв надвигавшуюся грозу, отвернулись от него. Бирмухамед, узнав об этом, послал к нему своего родственника Бакена Дощанова и передал через него чемодан мясных деликатесов – казы, карта, жая, чужук, чтобы как-то поддержать друга.

Если 1937-1938 гг. были тяжелыми вообще для народа Казахстана, то для семьи они приобрели конкретный трагический характер. Летом 1937 года в селе Тургень, что в 60 км от Алма-Аты, умирает отец Бирмухамеда – Айбас Байтабынов, прямо на рабочем месте. В начале 1938 г. на операционном столе умер Абеден. Осенью 1937 -го арестовывают самого Бирмухамеда.

Вспоминает Назима Айбасова – дочь Бирмухамеда.

"Я как сейчас помню, как забирали папу. Это было поздно вечером 3 ноября 1937 г. Папа с другом собирался ранним утром на охоту. Он был заядлым охотником и, как все охотники, бережно относился к охотничьему снаряжению. В тот вечер он разложил на столе разобранное ружье, каждую часть смазал так, что все блестело. Там же лежали патронташ, шомпол и еще что-то, наверное, коробочки с дробью. Мы, ни о чем не подозревая, играли, когда в дверь постучали. Дверь открыл сам папа. Вошли трое русских мужчин. Они ему что-то сказали и сразу завели его в кабинет. Друг его остался в зале у стола, а мама нас всех детей увела на кухню. Была еще какая-то женщина с ней: соседка, а возможно, жена того самого друга. Они стали о чем-то шептаться с ней, были напуганы и сильно волновались. А те трое начали обыск сразу во всех комнатах, листали каждую книгу, трясли каждую вещь... Потом вызвали из кухни маму и велели открыть и вытащить все вещи из сундука. Потом папе приказали собрать разобранное снаряжение, а нам всем остаться в кабинете и не высовываться.

Папу я больше не видела.

Они забрали папу, ружье со всеми принадлежностями, что-то сказали маме и ушли. Даже не дали возможности попрощаться с нами. А может, папа не захотел расстраивать нас. Он все время молчал. Молчал, когда производили обыск, молчал, когда собирался, молчал, когда уводили.

После их ухода мама, естественно, начала рыдать, а мы притихли, вероятно, детским чутьем поняли, что случилась какая-то беда...".

Вскоре, через 2-3 недели, пришли работники НКВД, конфисковали все имущество и выселили семью из "дома специалистов". Семья поселились рядом с зоопарком, в двухкомнатной сторожке, лишенной каких-либо удобств. В первой проходной комнатушке разместились Назакат, ее дети – Назым, Назима, Еркен и Абжакан, двоюродный брат Бирмухамеда. Во второй – соседи по "дому специалистов" – семья Кузьмы Ивановича Однолетко, состоящая из бабушки, жены и дочери Гали. Однолетко приехал из Питера, он был экономистом в секторе тяжелой промышленности. Самого хозяина арестовали вместе с Бирмухамедом и вскоре расстреляли.

продолжение