Виктор Варов, "Столичная жизнь", 19 августа

Мой разговор с Верой Васильевной Сидоровой начался не совсем обычно. Хотя редакционное задание было вполне обыденным. Несколько дней назад эта женщина отметила свой семидесятилетний юбилей. Сегодняшняя алмаатинка, она приехала в Казахстан в середине пятидесятых годов прошлого века. По комсомольской путевке и, как тогда говорили, "по зову сердца и партии" - поднимать целину в северных районах республики. Много лет была на комсомольской и партийной работе в единственной тогда партии - КПСС.

Первый секретарь райкома, второй обкома… Герой Социалистического Труда. Кавалер многих тогда престижных орденов. Она и сегодня верит в ту компартию. Все нынешние политические объединения считает искусственно созданными. Но на выборы пойдет. Правда, еще не определилась, кому отдаст свой голос.

Готовясь к беседе с Верой Васильевной, я прочитал то немногое, что мог найти о ней в Интернете. И оказалось, что однажды мы с ней присутствовали на одном мероприятии. Правда, я сидел на галерке.

Работая в республиканской молодежной газете "Ленинская смена" ("Экспресс-К"), мне пришлось освещать заседания одного из последних съездов комсомола республики. Именно того, в работе которого принял участие вновь назначенный первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Геннадий Колбин. Тот самый, из-за которого и произошли печальные декабрьские события в республике. Вера Сидорова была тогда заместителем председателя Президиума Верховного Совета Казахской ССР.

- Вера Васильевна, помните, как вдруг, выйдя на трибуну, Колбин заговорил на казахском языке, что было встречено овацией зала…

- Аплодисменты не совсем заслуженные. Как сегодня бы сказали, таким образом Геннадий Васильевич хотел "прогнуться" перед аудиторией. Очки заработать. Ведь его авторитет в республике после известных событий пошатнулся. И выходя к людям, большинство которых - люди коренной национальности, надо было хоть проконсультироваться, уроки языка взять. Я сидела рядом с девочками из Кзыл-Орды. Так они, услышав речь Колбина, чуть под стол от стыда не полезли. Я потом спрашивала, в чем дело. Ой бай, говорят. Звуки есть, а слов нет. Смысла нет. И зачем тогда все это?

- Как зачем? Мы же тогда в очередной раз в двуязычие играли. Вот и надо было собственным примером…

- Но получился обратный эффект. Сужу об этом по залу. Причем стыдно было всем - и русским, и казахам. Очередной пример показухи. А что касается двуязычия, я спрашивала у аксакалов, а потом и сама нашла подтверждение в архивах - вопрос о нем поднимался еще в 1958 году. Но постановление так и осталось проектом. Думаю, прими его тогда, нас, русских, это бы подстегнуло. Мы же с освоением целины бросились в другую крайность - несколько тысяч казахских школ закрыли на севере республики. Тем самым лишились кадров учителей, носителей языка. До сих пор расхлебываем…

- Вера Васильевна, я понимаю, что вам, первоцелиннице, есть что сказать о той эпохе, но давайте чуть позже. Вернемся к Колбину. Ведь вам пришлось работать в непосредственном контакте с этим человеком. Опять же выход на площадь "декабристов" и дальнейший разбор полетов… Все это проходило непосредственно на ваших глазах. Вообще, как сегодня, по прошествии многих лет, вы бы оценили те события?

- На мой взгляд, это было хорошо организованное мероприятие. И в чем-то правильное, форма только выбрана была неудачная. Я считаю, что республика в те годы была достойна своего выдвиженца. А тут привезли Колбина. Помню, лечу из Уральска, там я была вторым секретарем райкома партии, на пленум ЦК. Приземляемся на дозаправку в Актюбинске. Купила свежую газету и там прочитала, кто такой Колбин, который едет к нам вместо Кунаева. Ну, такая партийная глыба, судя по публикации.

- Кстати, о Кунаеве. Выражаясь тем языком, вы были его выдвиженкой…

- И мне пришлось за это поплатиться. Помните, в то время модно было занимать два высших поста. Что в стране, что в республиках. Вот и Колбин примерял на себя мундир председателя президиума Верховного Совета. Мне рассказывал занимавший этот пост в то время Михаил Исиналиев, что Первый не раз вызывал его к себе и предлагал: давай Сидоровой предложим уйти на пенсию досрочно, я стану председателем, а ты замом. Исиналиев ему на это: Геннадий Васильевич, у нас с вами уже седина пробивается, а Сидорова лет на двадцать младше. Во-вторых, мы, казахи, не позволим, чтобы на втором посту в государстве был представитель некоренной нации. Это и в Конституции записано. Так это было или нет, повторюсь, что говорю со слов Исиналиева, но в один прекрасный день меня вызвали в ЦК и предложили: пишите заявление на пенсию. И еще вы должны выразить благодарность руководству республики и страны за то, что вам доверяли высокие посты и позволяли (?) работать. Ну, я сказала, что заявление напишу, но никаких поклонов делать никому не буду. И ушла. Не успела доехать домой - звонок от второго секретаря ЦК Марата Мендыбаева: вернитесь. ЦК КПСС не позволил вам уходить. Вернулась и стала работать…

- Такие милые аппаратные игры? Боюсь, правда, что сегодняшнему читателю, особенно "племени молодому и незнакомому", все это будет непонятно.

- Вот-вот. Пришла тут ко мне корреспондентка одной из наших газет. Милая такая молодая девчушка. И спрашивает: с какими чувствами вы ехали на целину, что вас толкнуло на это? Тем не менее, там все было как-то честнее, откровеннее. Конечно, "игры" свои тоже были, но игроки открытые…

- И все-таки интересно, Вера Васильевна, пусть вопрос и наивный, что толкнуло?

- И вы туда же. Судьба, наверное. Училась я в Казанском сельхозинституте на агронома. Преддипломную практику проходила под Казанью в колхозе "Заветы Ильича". Видимо, что-то у меня получалось, если председатель сказал, что возьмет меня на работу главным агрономом хозяйства. Я в восторге. Тем более что в этом же колхозе предложили работу моей сокурснице, подружке. Уже и направления у нас на руках были. Но тут прошел слух, что на казахстанскую целину нужны специалисты. Слухи стали явью, когда нас пригласил на беседу секретарь парткома курса и говорит: столько-то человек должны ехать в Казахстан. Пишите заявления. Никто не пишет. И я в том числе. Ведь уже знаю, где буду работать. Видит он такое дело и говорит: я сейчас всех вас на ключ закрою в аудитории и никуда не отпущу. Мы посидели, посидели да и написали заявления. Семь человек с нашей общежитской комнаты. Взяли энциклопедию, открыли атлас Казахской ССР, сидим, выбираем. Чем-то мне приглянулась Кустанайская область. Леса, озера. И еще прочитала о почвах области, агроном же. Тоже понравились. А вы говорите, чувства! Правда, они потом появились. И прежде всего незнакомого нынче патриотизма. Правда, я и раньше идейная была. В комскомитет в институте входила. А тут еще в Кустанае, как только приехали, первого, кого встретили, - дезертира. Здоровенный такой парень, с давно немытой и нечесаной головой, небритый. С огромным чемоданом. Обложил он нас матом и посоветовал в обратный путь трогаться. Сам он свой трактор в борозде кинул - и на поезд… Но мы должны были оправдать доверие. Сегодня это сложно объяснить. А тогда мы так и думали. И поехали в областное управление сельского хозяйства. Переночевали в кабинете. Кто на столе, кто на диване. Утром на "кукурузнике" улетели по месту службы. В Карасуский район. Сбросили нас в Карасу между двумя кладбищами - мусульманским и христианским. Никто не встречает. Пешком дошли до сельхозуправления. Там совещание идет. Ждем. Вышли директора. Посмотрели на нас и говорят: парней бы надо! Тем не менее, разобрали по совхозам. Я попала в "Джамбулский". Агрономом отделения. Две тракторные бригады. В одной десять тысяч гектаров земли да в другой семь. Было это в мае 1958 года.

- Маленькая хозяйка большого поля. И что, не разочаровала она директора своего? Ведь угодили вы на целину как раз накануне весеннего сева.

- Для начала мне Юрий Васильевич Всеволжский, директор, преподал несколько уроков. Наглядных. Сам он был очень интересный человек. С Украины приехал, в числе так называемых "тридцатитысячников" - коммунистов, направленных партией в эти края. Так вот, едем мы с ним в совхоз. Вдали стоит трактор, вокруг тракторист ходит. Всеволжский говорит: давай посмотрим, что там. Подъехали. Юрий Васильевич спрашивает у тракториста: молодой человек, почему вы босиком? У нас каждый человек на счету, а вы простынете, земля еще холодная. Тот в ответ: а у меня всего одни сапоги. Сношу их, а потом в чем работать и ходить буду? Не волнуйтесь, говорит директор, у нас на складе сапоги есть. Так, а с трактором что? Утром повел меня Всеволжский в бригаду. Подгадал к завтраку. Посадил вместе со всеми, накормил. Потом говорит: вот вам агроном. Звать Вера Васильевна. Если услышу, что вы ее будете Верой звать, то я не вас накажу, а ее. Но она же молодая дивчина, неужели вы ее не пожалеете?

- Педагог директор был. Вера Васильевна, я знаю, что агрономом вы проработали немного. Затем были экономистом в этом же совхозе, начали заниматься общественными делами. Попали на комсомольскую работу, затем на партийную. О каждом этапе вашей трудовой биографии можно написать отдельный рассказ. И тогда нам и двух газетных страниц не хватит. Давайте о главном. В первую очередь целина - это люди. Я сам в этом убедился, бывая в совхозах соседней с вашей Северо-Казахстанской области, где был собкором той же "Ленинской смены"…

- …И наверняка тогда знакомы с Василием Петровичем Демиденко, первым секретарем обкома партии. Мне приходилось и с ним работать, когда его перевели на Кустанайщину.

- Да, но до него был Андрей Михайлович Бородин. Неоднозначная личность, на мой взгляд.

- Не знаю, поймут ли меня читатели, если я скажу, что это был истинный партийный работник. В лучшем смысле этого слова, как его понимали тогда. Постараюсь объяснить. Прежде всего это был очень грамотный человек, с которым можно было поговорить не только на сугубо профессиональные темы. Он умел ставить людей на такие посты, где бы проявлялись их лучшие качества. И не важно, какого возраста эти люди. Профессионализм прежде всего. Заботился о людях. Я сама эту заботу не раз на себе ощущала. Помню, один год в уборку пошли у нас затяжные дожди. Зерно уже в валках прорастает. У Бородина - микроинфаркт. Ему бы дня два полежать надо, а тут из Москвы Месяц приезжает. Министр сельского хозяйства Союза. Собираем авторитетное совещание. Сидим, за окном дождь не прекращается. Моей дочери только сто дней исполнилось. Мне бы с ней быть. А тут… Выступают секретари райкомов, отчитываются, предлагают меры по спасению урожая. Я готовлюсь к слову. И тут слышу: "Сидорову не тронь. Она кормящая мать". Я, конечно, выступила. Не любила снисхождений. Но запомнила. Впрочем, у него самого пять дочерей было. Мог понять. Или еще о дожде. Звонок в четыре часа утра. Звонит Бородин. "Ты что делаешь", - спрашивает. "Сплю, конечно", - говорю. "Ты бы хоть для приличия сказала, что дождем любуешься". Открыла окно - и правда дождь. Хорошо на сердце стало. Тут, наверное, необходимо пояснение. Был июнь. А мы на целине знали, что если июнь без дождя, то пиши пропало хлебу. "А я, как первая капля о подоконник стукнула, вскочил, - продолжает Бородин. - И тебе звоню. Выйди, голову помочи, босиком походи". В этих словах вся его крестьянская закваска. Учил он меня выходить из разных затруднительных положений. Однажды случилось такое, что один из директоров проворовался. А подельщиком у него был ни много ни мало - председатель райисполкома. Милиция каким-то образом записала их телефонный разговор на пленку. Пришли ко мне. Я прослушала - и так противно стало. Позвонила Андрею Михайловичу. Мол, встретиться надо. Встретились. Рассказала ему все. Он говорит: "С этой категорией людей невозможно бороться ни судом, ни прокуратурой. Ни даже партбилетом. Положит билет на стол, но как воровал, так и воровать будет. Ты поговори с одним из них". Я пригласила директора совхоза. Он пришел - в белой рубашке, галстуке. Зубы золотые во весь рот, духами на весь кабинет пахнет. "Что делать будем?" - спрашиваю. И слова ему с той пленки повторяю. Саму пленку по понятным причинам прослушать дать не могу. А человек этот очень награды любил. Спрашиваю у него: "Ну что - грудь в крестах или голова в кустах?" Голову опустил. А потом говорит: "Лучше грудь в крестах". Бородин мне тогда сказал: "К каждому человеку уметь ключ подобрать надо. От дома, квартиры, склада ключи есть. И у человека должен быть". О Бородине я еще много чего могу сказать… Эпизодов уйму помню. Все-таки 22 года рядом. Правда, закончилась наша дружба не очень хорошо. До сих пор жалею. Все из-за его зятя произошло. Из-за Переверзева, директора одного из совхозов района. Много он стал себе позволять. Я его не раз предупреждала. Наверное, что-то он там и про меня "капнул"…

- Ну вот. А вы говорите, что на целине аппаратных игр не было… А нужна ли была она сама? Сегодня разные мнения можно услышать. И о том, что вместо того чтобы распахивать земли, надо было под пастбища их использовать.

- Но хлеб же основа всего. И животноводства тоже. Его основа - фуражное зерно. А где его можно было взять в разоренной войной стране? И народ накормить надо было. Я была на пятидесятилетии целины. Ее поругивали. Но все-таки благодаря ей Казахстан стал крупной зерновой державой и не менее крупным производителем молока и мяса. Были построены новые города, промышленные центры. На Кустанайщине - это Лисаковск, Рудный…

- Сказывается партийная закваска. Советское - значит, лучшее. Так тогда рассуждали.

- Я пятнадцать лет была членом комитета советских женщин. Терешкова который возглавляла. Так вот, советский образ жизни я ездила пропагандировать в те годы и в США, и в Японию. В 1979 году в Оклахома-сити русских вообще не видели. Мне даже такой вопрос задавали: почему я приехала в красном платье? Тоже пропаганда? Конечно, дискуссии были. Один парень написал потом в книге отзывов: "Да здравствует коммунизм, но не на моей планете". Всякое было. И шок от обилия товаров, и цепи на дверях квартир из-за разгула преступности. Хотите еще забавный эпизод? Мы были на проповеди в церкви. И вот рядом со мной сел бизнесмен, который оплачивал нашу поездку, и вдруг положил мне руку на колено. Что делать? Я не девочка уже - сорок три года. Стыдно руку сбросить и сидеть так негоже. Все-таки решилась - взяла его громаднейшую кисть и сбросила.

- Но, признайтесь, приятно было, что мужчины на вас внимание обращают? И вообще, я представляю, что творилось в том же "Джамбулском", когда молодая Вера Лазукина очутилась в сугубо мужском коллективе.

- А что представлять? Начали морды друг другу бить. Пришлось на хитрость пойти - объявила, что я замужем и муж через год приезжает. После окончания института. Драки прекратились. Меня домой чуть ли не всей бригадой стали провожать.

- Вообще, парням трудно было на целине без женской ласки?

- Наверное, именно об этом думали многочисленные москвички, когда приехали на север Казахстана с одной-единственной целью - погулять, а то и мужа подцепить. Много их было. Потом начали уезжать, когда увидели, что целина не совсем то, что они ожидали. Вспоминаю еще один случай. Я тогда в комсомоле работала. А на песочный карьер прислали молодых девчонок. Уж не помню, из какого города они были. Читаю сводки - там такие показатели, что и здоровые мужики вытянуть не могут. И вот как-то прихожу летом на Тобол, на пляж, а там эти девчонки отдыхают. Разделась и к ним подсела. В купальнике же не видно, какого я звания. Разговорились. Невзначай и спрашиваю: как вы умудряетесь такую норму делать? А они мне - мы с экскаваторщиком по очереди спим, он нам и помогает. Так что всякое видела.

- Но мужа все-таки на целине нашли?

- 28 лет мне было. Антон, ныне Антон Львович, тоже по комсомольской путевке приехал. Из Джамбулской области. Зоотехник. Думала, будет семья - и брошу я все эти игрушки партийно-комсомольские. Но не получилось. И не жалею. Вырастили двух дочерей. Словом, жили и живем по совести. Пусть и не все в этой новой жизни принимаем.