NOMAD (Номад) - новости Казахстана




КАЗАХСТАН: Самрук | Нурбанкгейт | Аблязовгейт | Январская трагедия | правительство Бектенова | правительство Смаилова | Казахстан-2050 | RSS | кадровые перестановки | дни рождения | бестселлеры | Каталог сайтов Казахстана | Реклама на Номаде | аналитика | политика и общество | экономика | оборона и безопасность | семья | экология и здоровье | творчество | юмор | интервью | скандалы | сенсации | криминал и коррупция | культура и спорт | история | календарь | наука и техника | американский империализм | трагедии и ЧП | акционеры | праздники | опросы | анекдоты | архив сайта | Фото Казахстан-2050











Поиск  
Пятница 29.03.2024 11:14 ast
09:14 msk

Ласточка казахской музыки
Столетие со дня рождения выдающегося казахского ученого-музыковеда, композитора, дирижера, народного артиста республики, доктора искусствоведения, профессора Ахмета Жубанова широко отмечается по всей стране
19.06.2006 / история

Гюльнара НУРПЕИСОВА, "Казахстанская правда", 16 июня

Столетие со дня рождения выдающегося казахского ученого-музыковеда, композитора, дирижера, народного артиста республики, доктора искусствоведения, профессора Ахмета Жубанова широко отмечается по всей стране. Скоро юбилейные торжества пройдут на родине музыканта, в Актобе, а также в столице республики Астане.

Ахмет Жубанов стоял у истоков профессионального музыкального образования, музыковедения Казахстана и оказал заметное влияние на его развитие. Один из его биографов - музыковед Петр Аравин отмечал, что "творческий путь А. К. Жубанова органически сливается с развитием всей казахской советской музыки за последние три десятилетия и в какой-то степени отражает в себе этот сложный процесс: от первых примитивных опытов "воздушной оркестровки" народных песен и кюев до крупных симфонических и оперных полотен, от музыканта-любителя до академика Академии наук Казахской ССР и доктора искусствоведения, от "Азбуки музыкальной грамоты", изданной в 1933 году, до оригинальных исследований "Струны столетий" и "Соловьи эпохи", обобщивших результаты многолетних изысканий автора о жизни и творческой деятельности казахских народных музыкантов".

В июне 1934 года состоялся Первый Всеказахстанский слет деятелей народного искусства. В Алматы собрались домбристы-виртуозы Кали Жантлеуов, Уахап Кабигожин, Науша Букейханов, Габдильман Матов, Галим Койшибаев, кобызисты Жаппас Каламбаев, Даулет Мыктыбаев, сыбызгышы Исхак Валиев и другие. КазЦИК, обобщая итоги слета, счел необходимым закрепить на сцене "талантливые кадры из деятелей народного искусства за театрально-зрелищными учреждениями Казахстана". Президиум КазЦИКа постановил "организовать при Наркомпросе из числа участников 1-го слета деятелей народного искусства национальный оркестр из народных инструментов для обслуживания колхозов, совхозов и промышленных предприятий", которому присвоено имя КазЦИКа. Дирижером и художественным руководителем оркестра был назначен Ахмет Жубанов.

7 августа 1944 года Казахскому оркестру народных инструментов указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР присвоено имя народного композитора Курмангазы. С первых дней работы с оркестром Ахмет Куанович проявил себя как талантливый организатор, дирижер, страстный пропагандист казахской народной музыки. Под его руководством и при участии народных кюйши были реконструированы домбра и кобыз и появились оркестровые их виды. Все это сыграло большую роль в дальнейшем развитии оркестра народных инструментов, позволило исполнять не только казахские мелодии, но и произведения мировой музыкальной классики. Казахский государственный оркестр народных инструментов под управлением Ахмета Куановича добился значительных успехов и завоевал широкое признание у зрителей.

Ахмет Жубанов принимал участие в организации и открытии Казахской государственной филармонии имени Джамбула, в течение нескольких лет возглавлял ее. По его инициативе в консерватории была организована кафедра народных инструментов.

Ахмет Жубанов - один из первых авторов музыки к драматическим спектаклям, автор музыки к первому казахскому художественному фильму "Амангельды" (в соавторстве с М. Ф. Гнесиным), многих песен, хоров, романсов, инструментальных сочинений, симфонических поэм. В творческом содружестве с композитором Латифом Хамиди создал оперы "Абай" (1944 год) и "Тулеген Тохтаров" (1947 год), обе на либретто М. О. Ауэзова.

Как писал один из современников Ахмета Жубанова музыковед Бисенгали Гизатов, "...идут годы, сменяются поколения, а созданное им остается людям. Живет его музыка. Живут его книги. Музыка и книги продолжают его жизнь. Его голос не умолк, он звучит в музыке и в написанных Жубановым страницах. В его произведениях живут ум, воля и сердце большого художника. Музыка, научные труды, публицистические работы - статьи, речи, доклады сегодня и еще долгие годы будут служить делу музыкального воспитания казахской молодежи".

В фондах Центрального государственного архива Республики Казахстан есть документы, освещающие отдельные страницы жизни и творчества Ахмета Жубанова, разносторонне одаренной личности, большого знатока музыкальной культуры казахского народа.

В фонде Союза композиторов Казахстана сохранилась автобиография Ахмета Куановича, написанная в 1966 году, в которой он поведал о себе следующее:

"Родился в 1906 году 29 апреля на урочище Косуак-Там ауле № 8 Темир-Уркачевской волости Темирского уезда Уральской области (ныне Актюбинская область, Темирский район) в семье крестьянина-середняка. Отец Куан был человеком необразованным, но грамотным, говорил и писал по-казахски и по-русски... В 1913 году Темирскому уезду дали две русские школы, и одну из них "выпросил" наш отец, как он говорил, для того, чтобы обучать первым долгом своих детей. Она носила название Уркачевское одноклассное русско-киргизское училище.

В 1916 году я окончил это училище (оно было трехгодичное) и поступил в Джурунское двухклассное училище, которое окончил в 1918 году. Учитель, он же заведующий Уркачевским училищем, Хусаин Ашгалиев был человеком большой эрудиции, писал стихи, играл на скрипке, мандолине, балалайке, домбре, знал немного нотную грамоту, был прогрессивно настроенным человеком. Ашгалиев на протяжении всех трех лет пребывал в нашем ауле, жил в нашем доме и полюбил меня как успевающего ученика и "музыкального мальчика", а я, польщенный его похвалами, все время пел в унисон его игре...

В нашем ауле много было замечательных домбристов, певцов, певиц, острословов, поэтов. В летний период возвращались учащиеся-казахи из медресе Хусаиновых в Оренбурге и Галиевых из Уфы. Один из учащихся медресе Галиевых - Жиенгали Тлепбергенов в летний каникулярный период обучал меня и других детей нашего аула казахской грамоте, арабскому и персидскому языкам. Старший брат Худайберген, учащийся медресе Хусаиновых, ежегодно привозил вышедшую в те годы литературу на казахском языке "корзинками", а отец постоянно выписывал газету "Казак", журнал "Айкап", даже газету на татарском языке "Вакыт".

Жиенгали, Хусаин и Худайберген были в одной компании и всегда слагали стихи по разным случаям жизни, а распространителем их "духовной продукции" в числе других был и я. На всех тоях, вечерах (ойынах) я пел под аккомпанемент домбры их стихи. Жиенгали привозил рукописный журнал "Садак" (смысловой перевод "Стрела"), а Худайберген такой же журнал "Тез". Оба журнала выпускались учащимися медресе Галиевых и Хусаиновых на нелегальном положении, потому что на страницах журналов были помещены статьи-призывы казахской молодежи - просвещаться.

Словом, Хусаин Ашгалиев и духовная среда нашего аула повлияли на мои музыкальные перспективы, а на любовь к книгам, литературе, вообще интеллектуальное развитие повлияли Тлепбергенов и брат Худайберген.

В 1918 году Ашгалиев зарезервировал мне место в Уральском реальном училище, но разгар гражданской войны не дал мне возможности добраться до Уральска, была повреждена железная дорога Актюбинск - Илецк, и я вынужден был остаться с двухклассным образованием. В 1919 году в нашем районе свирепствовал тиф, в результате чего осенью того же года умер мой отец Куан.

В 1921 году малочисленное поголовье скота, отправленное моей матерью вместе со стадом одного дальнего родственника, в районе Челкарских озер пало все до одного, и на исходе года у нас была одна единственная корова. Для поддержки семьи я несколько месяцев работал секретарем аулсовета, а весной 1922 года - секретарем трех аулсоветов, получая в качестве зарплаты по одному пуду проса с каждого аулсовета. К лету я освободился от этих работ и занимался хозяйством: пахал землю, косил траву, караган для топлива, ремонтировал землянку и так далее и тому подобное. 1922-1923 годы были урожайными, и я имел уже вторую корову, купил тай (лошадку-одногодку). В 1924 году в феврале я вступил в ряды ВЛКСМ, организовал ячейку в ауле, был ее секретарем, а с марта того же года стал заведующим избой-читальней "Шамшрак" ("Вечный огонь"), открытой в нашем ауле.

Летом 1925 года Темирский уездный отдел народного образования командировал меня в губернский город Актюбинск на одномесячные курсы по подготовке народных учителей школ 1-й ступени. Как успешно окончившего курсы, меня назначили заведующим и учителем только что открытой в том году Акжарской школы, что находилась в ауле № 8 той же волости. К концу 1926 года Акжарская школа называлась "опорной", то есть образцовой, ибо в те годы подавляющее большинство учительского состава не имело даже полного низшего образования, не говоря о русской грамоте. При таком уровне учительских сил я, человек, имеющий двухклассное русское образование, котировался на "рынке просвещения" высоко, и действительно, в результате интенсивной работы над собой и педагогической деятельности вырос сам, выросла и моя школа.

В 1927 году я был назначен учителем Темирской школы-семилетки, а летом 1928 года меня командировали в Актюбинск на двухмесячные курсы низового партактива.

Еще находясь в ауле, я выписывал музыкальную грамоту Пирожникова, элементарную теорию Потоловского, по которым собирался учиться нотной грамоте самостоятельно, что не очень-то получилось. В Темире я играл в русском самодеятельном народном оркестре на балалайке, мандолине, гитаре попеременно на слух, то ведя основную тему, то подбирая аккомпанемент, а репертуар состоял из "Кирпичиков", "Вальса над волнами", "Лесной сказки", "Па-дэспан", "Барыни", "Коробейников", "Гибели Титаника", "Двух собачек", "На сопках Маньчжурии" и так далее. В Актюбинске летом 1928-го, во время нахождения на курсах, познакомился со скрипачом П. Чернюком, окончившим в 1915 году Варшавскую консерваторию. Знакомство состоялось после окончания киносеанса в городском парке. В немом кино Чернюк играл на скрипке, иллюстрируя музыкально то, что появлялось на экране, то есть он играл "Вальс над волнами", если на экране появлялись река или море, "Лесную сказку", если появлялся лес, и т. д.

Осенью 1928 года меня назначили учителем казахской школы, что находилась на Татарской слободке города Актюбинска. Наряду с педагогической работой я занимался по математике, физике, химии, русскому языку, литературе, истории, с тем чтобы сдать экстерном за девятилетку, что и окончилось с хорошим результатом. У Чернюка получал уроки скрипки, сольфеджио, музыкальной грамоты. В Актюбинске я принимал активное участие в работе музыкально-драматического кружка своей школы и педтехникума, часто выступал на домбре, мандолине в концертах, играл роли в пьесах, поставленных силами учащихся совпартшколы, педтехникума (пьесы Ж. Тлепбергенова, К. Кеменгерова, М. Ауэзова). Во второй половине 1928 года брата Худайбергена отозвали в Наркомпрос, где он работал инспектором-методистом. По его совету я готовился поступать в какое-нибудь музыкальное учебное заведение Москвы или Ленинграда, участив уроки у П. Чернюка. Партийные курсы я также окончил очень успешно.

В феврале 1929 года проездом в Ленинград остановился в Актюбинске брат Худайберген, куда его направил Наркомпрос Казахской АССР в аспирантуру по тюркологическому семинару академика Самойловича в Институте живых восточных языков имени А. Енукидзе. Освободившись по собственному желанию от учительской работы через гороно, я поехал с братом в Ленинград для поступления в консерваторию. Мы устроились в одной маленькой комнате на Московско-Нарвской стороне. В консерватории я первым познакомился с молодым композитором Белецким, который учился у профессора Житомирского. Он потащил меня в класс, и я слушал его пьесу, написанную для виолончели и фортепиано, исполненную студентом консерватории. Меня пленил этот инструмент, его мощь, звук. Белецкий познакомил меня с профессором Налбандяном, и по указанию последнего кафедра организовала прослушивание. Увидев мою скрипку, фабричную по выделке, плохую по звуку, мне принесли замечательный инструмент, если мне не изменяет память, доцента Брука, предлагали, чтобы я сыграл что-нибудь национальное. Я исполнил песню "Екi жирен" из сборника А. Затаевича, конечно без всякого сопровождения. После игры профессор Налбандян сказал: "Молодой человек, конечно, таким исполнением вы никого не удивите, но, видать, у вас хороший слух и хорошая правая рука, мы подумаем что-нибудь сделать с вами".

Вскоре меня устроили в техникум имени Глинки, что на набережной Мойки, по классу скрипки. Преподавал студент последнего курса консерватории Лев Абрамович Этигон (класс профессора Зелихмана). Однако я не мог жить без стипендии, ибо техникум содержался на плате от студентов. Поэтому я поступил в консерваторию по классу гобоя, куда приняли сразу и, конечно, со стипендией. Занятия вел сперва молодой педагог Назаров, а позже сам профессор Федор Августович Ниман. Кстати, Ниман тогда руководил оркестром имени Андреева, куда ходил постоянно, изучая инструменты этого прославленного коллектива. Ниман помимо гобоя владел очень хорошо альтом, был вообще человеком эрудированным. В 1931 году у него в Лейпциге вышла "Школа для игры на гобое" на русском, немецком и английском языках, один экземпляр которой он подарил мне, как своему любимому ученику, с очень теплой надписью.

На гобое я быстро продвинулся вперед. Я также посещал занятия историко-теоретического факультета, куда также был зачислен спустя семестр. Занятия вели: полифонию - Х. С. Кушнарев, гармонию - Ю. Тюлин, инструментовку - М. Чернов, историю музыки - А. Оссовский (периодически читал лекции Б. Асафьев), Р. Грубер, слушание музыки - Р. Зарицкая, музыкальную литературу - З. Эвальд, музыку народов СССР - Е. Гиппиус, акустику - А. Римский-Корсаков и другие. Окончив консерваторию досрочно в 1932 году, я поступил в аспирантуру Академии искусствознания (ныне Институт театра, музыки и кино) по музыкальному отделу. Однако не пришлось мне завершить аспирантуру, которую начал с большим рвением. Помимо музыковедческих, общесоциологических, философско-экономических дисциплин, в академии было отлично поставлено дело обучения иностранному языку, я с большим успехом занимался немецким и французским языками.

В феврале 1933 года меня отозвали в Алма-Ату для налаживания работы открывшегося полгода тому назад музыкального техникума. Согласно телеграмме за подписями завкультпропом Крайкома ВКП(б) Ж. Садвокасова и наркома просвещения С. Мендешева, руководство академии предоставило мне академический отпуск на один год, который вот уже длится тридцать три года.

Работая завучем и педагогом теоретических дисциплин в техникуме, по моей инициативе был открыт кабинет по изучению и развитию казахской музыки и музыкально-экспериментальная мастерская по усовершенствованию казахских народных инструментов при техникуме (постановление Совнаркома от 29 апреля 1933 года). Для работы в кабинете был мною приглашен Евгений Брусиловский из Ленинграда, Махамбет Букейханов из Урды, Лукбан Мухитов из Каратюбе, Ганбар Медетов из Актюбинска, Борис и Мануил Романенко (музыкальные мастера) и другие. В результате интенсивной работы мастеров к осени того же года были опробованы первые результаты по усовершенствованию домбры в виде выступления на концерте, устроенном силами учащихся в здании драматического театра. Студенты драматического отделения техникума И. Ахметов и Т. Балыкбаев на двух домбрах-альтах играли вместе с Е. Брусиловским, который играл на рояле. Это была первая попытка создать ансамбль народных инструментов совместно с фортепиано. Был исполнен "Кенес-куй" в обработке Е. Брусиловского.

До осени 1935 года домбра осталась в своем прежнем диатоническом звукоряде. Вскоре возник маленький ансамбль домбристов из одиннадцати человек, который выступал по радио, в учебных заведениях. К весне 1934 года ансамбль насчитывал 17 человек... выступил на Первом Всеказахстанском слете деятелей народного искусства в июне 1934 года. Постановлением Совнаркома республики был учрежден Казахский национальный оркестр, которому было присвоено имя КазЦИКа. На основе этого ансамбля с пополнением за счет лучших домбристов, кобызистов, сыбызгистов, оставленных из числа участников слета, оркестр в составе сперва 23-х, позднее - 32-х человек начал работу по освоению кюев, параллельно учась нотной грамоте.

Выступления оркестра у свинцовиков Чимкента, горняков Ачисая, колхозников Кзыл-Ординской, Актюбинской, Уральской областей, у нефтяников Гурьева, Доссора, Маката, тружеников рыбного промысла Каспия, а главное - выступление в концерте в Большом театре Союза ССР на заключительном концерте Декады казахского искусства 23 мая 1936 года в Москве сыграли большую роль в дальнейшем укреплении творческой платформы. После декады оркестр вплотную начал заниматься освоением нотной культуры и 7 ноября 1937 года в дни празднования 20-летия Октябрьской революции выступил с исполнением по нотам "Марша Черномора" из "Руслана и Людмилы" М. И. Глинки и "Музыкального момента" Ф. Шуберта. Это было началом новой фазы в деятельности оркестра. От слуховой игры оркестр перешел к "письменной музыкальной культуре", конечно, ни на минуту не игнорируя и не исключая игру народных кюев в их оригинальном виде, то есть без нот.

В 1937-1938 годах я работал дирижером оперного театра, продирижировал два раза спектаклем "Ер-Таргын" и восемь раз "Кыз-Жибек". Недоброжелательное отношение руководства театра и управления по делам искусств в связи с моим новым "титулом" брата врага народа заставило меня покинуть дирижерский пульт театра раз и навсегда. А 14 ноября 1938 года я был выдворен из филармонии, то есть от руководства оркестром имени Курмангазы по мотивам, указанным выше, и полгода ходил безработным.

В начале марте 1939 года поступил на работу в радиокомитет рядовым редактором по казахскому музыкальному вещанию под руководством М. Майчекина. Возвратился в филармонию в качестве художественного руководителя и главного дирижера национального оркестра в начале октября 1940 года по указанию секретаря ЦК ВКП(б) тов. Бузурбаева.

В марте 1945 года организовал сектор искусствоведения при Президиуме филиала Академии наук СССР, где работал заведующим, а с начала 1945 года - завкафедрой народных инструментов в Алма-Атинской консерватории, с декабря того же года - директором. Официально из оркестра ушел в апреле 1945 года, хотя беспрерывно выступал в качестве дирижера, не порывая связь ни на один месяц: в 1944 году - на Декаде музыки республик Средней Азии и Казахстана, в 1949 году - на Декаде казахской литературы в Москве, в 1950 году - в Синь-Цзяне, в 1954-м - на 20-летии оркестра, в 1959-м - на 25-летии оркестра, в 1965-м - на 30-летии оркестра, не говоря о рядовых выступлениях в разное время в концертах-лекциях, и так далее.

В декабре 1951 года я был отстранен от руководства как консерватории, так и сектора искусствоведения АН Казахской ССР в период "кенесаризма" и работаю с тех пор профессором кафедры народных инструментов (кстати сказать, курс истории казахской музыки, "отобранный" у меня еще тогда, до сего времени не возвращен и читается другим). С сентября 1961 года нахожусь на основной работе в Институте литературы и искусства имени М. О. Ауэзова АН КазССР, оставаясь по совместительству в консерватории, ведя курс дирижирования на кафедре народных инструментов.

Первые мои статьи по музыке появились в 1930 году на страницах молодежного журнала в Алма-Ате, журнале "Рабочий и театр" в Ленинграде, и с тех пор мною написано около 300 статей по музыке.

Первая книга под названием "Музыка алiппесi" ("Азбука музыкальной грамоты") на казахском языке была закончена в 1931 году в студенческий период в Ленинграде, вышла в свет в 1933 году в Алма-Ате. По этому учебнику обучались музыкальной грамоте братья Абдуллины, Дугашев, Кужамьяров, Бейсекова, Досымжанов и многие другие, которые ныне стали видными деятелями казахского музыкального искусства. В 1932 году "Казиздат" потерял мою рукопись "Музыкальные инструменты симфонического оркестра" в объеме 6 печатных листов, она так и не увидела свет не по моей вине. За эти годы мною выпущены книги и брошюры: "Казахский народный композитор - Курмангазы" (1936), "Очерки о жизни и творчестве казахских народных композиторов" (1942), "Евгений Онегин" на казахской сцене" (1946), "Музыкальная грамота" (1950), "Струны столетий" (1958), "Курмангазы" (I960), "Первые шаги в музыке" (1962), "Казахские народные композиторы" (1963), "Мукан Тулебаев" (1962), "Замана бџлбџлдары" (1963), "Музыкальная культура казахского народа" (1946).

Готовятся к печати и должны выйти в этом году книги: "Куйшiлер" (25 п. л.), "Менiн замандастарым" ("Мои ровесники") в объеме 20 п. л. Вся научная продукция двух искусствоведческих отделов Института литературы и искусства выходит под моей редакцией.

Композицией начал заниматься с 1938 года. За это время написано около 50 песен, поэмы "Абай", "Исатай - Махамбет", фантазия на темы Абая, увертюра-фантазия "Тулеген Тохтаров", "Вокальная сюита", две сюиты на темы казахских кюев, пьесы для кобыза или скрипки, виолончели "Ария", "Романс", "Кюй", "Коктем", "Вальс", 10 таджикских танцев для фортепиано, 8 казахских танцев для фортепиано, 3 пьесы для фортепиано (для детей), музыка к кинофильмам "Амангельды" (совместно с М. Ф. Гнесиным), "Райхан" (совместно с В. В. Великановым), музыка к драматическим пьесам "Исатай - Махамбет" (совместно с М. М. Ивановым-Сокольским), "Абай" М. Ауэзова и Л. Соболева, одноактные музыкальные пьесы "Сары" по либретто А. Тажибаева, "Бакыт таны" по либретто Х. Есенжанова, "Азат кыз" по либретто М. Ауэзова, "Козы-Корпеш - Баян-слу" по либретто Г. Мусрепова (последняя - 3 акта, шла в Семипалатинском музыкально-драматическом театре в конце 30-х годов), оперы "Абай" и "Тулеген Тохтаров" по либретто М. О. Ауэзова (музыка совместно с Л. Хамиди).

Сейчас закончил поэму "Толгау" для оркестра имени Курмангазы и несколько отрывков из оперы "Курмангазы", над которой работаю в последнее время (либретто собственное), работаю над транскрипцией кюев для оркестра имени Курмангазы. С 1924 года член профсоюза, с 1939-го - член Союза композиторов, с 1940-го - член КПСС. Имею звание Народного артиста республики (с 1944 г.), профессор, доктор искусствоведения, академик АН Казахской ССР, награжден орденами "Знак Почета", Трудового Красного Знамени, Ленина, медалями, грамотами.

Перевел на казахский язык часть книг "Летопись моей музыкальной жизни" Н. А. Римского-Корсакова и "Осуждение Паганини" А. Виноградова и др.".

***

Ахмет Жубанов общался со многими именитыми музыкантами, композиторами, которые позднее оставили о нем свои воспоминания.

Совместная творческая деятельность Ахмета Куановича и композитора и педагога, народного артиста Казахской ССР Латифа Хамиди связана с созданием двух опер - "Абай" и "Тулеген Тохтаров". К 1975 году относятся воспоминания Хамиди "Ласточка казахской музыки":

"У каждого композитора есть наиболее удачное и популярное произведение. Таким произведением у Ахмета Куановича Жубанова является песня "Карлыгаш" ("Ласточка"), написанная еще в 1942 году и сразу получившая широкую известность. Ласточка - предвестница весны, и невольно хочется сравнить с ней Ахмета Куановича, который, как известно, в 30-е годы "предвестил" наступление музыкальной весны казахского народа.

Мое первое заочное знакомство с Ахметом Куановичем состоялось еще в 1932 году в Москве на квартире Сейткали-ага Мендешева, проживавшего тогда на улице Арбат, дом № 6, кв. 3. Однажды я увидел на письменном столе Сейткали-ага только что вышедший из печати экземпляр книги под названием "Музыка алiппесi" ("Азбука музыки"), автором которой был А. Жубанов. В "Азбуке", написанной на казахском языке, были даны элементарные сведения о музыкальной грамоте с многочисленными нотными примерами. То была первая книга о музыке на казахском языке. Поэтому работа Ахмета Куановича произвела на меня большое впечатление. Сейткали-ага сообщил мне, что автор "Азбуки" - студент Ленинградской консерватории, единственный казах в музыкальном вузе. "Мы с нетерпением ждем его приезда в Казахстан, - сказал Сейткали-ага и добавил: - Хорошо было бы и тебе, Латиф, поехать в Алма-Ату. С Ахметом вдвоем сделали бы много полезного для развития профессиональной музыкальной культуры".

В феврале 1933 года Ахмет Куанович переехал в Алма-Ату, а через три месяца по совету Сейткали-ага Мендешева, который к тому времени стал наркомом просвещения Казахской АССР, и я приехал туда. Так началась наша совместная деятельность с Ахметом Куановичем, продолжавшаяся в течение 35 лет.

Первые дни приезда в Алма-Ату я жил в квартире Сейткали-ага. Через некоторое время мне предоставили комнату в здании драмтеатра, находившегося тогда по улице Карла Маркса - угол Советской. И вот однажды кто-то постучал в дверь моей комнаты. "Заходите!" - пригласил я стучавшегося, хотя еще не видел его, я думал, что это кто-нибудь из артистов театра. Однако в комнату вошел незнакомый мне человек, скромно, но аккуратно одетый, среднего роста. Он представился: "Я Жубанов Ахмет, заместитель директора муздрамтехникума. О вас я много слышал от Сейткали-ага Мендешева". Началась очень задушевная и интересная беседа, словно мы давно и хорошо знаем друг друга. Разговор шел в основном в русле проблем музыкального образования в Казахстане. Ахмет Куанович жаловался на отсутствие преподавателей музыки, владеющих казахским языком, что затрудняло работу муздрамтехникума. "А что если я вам предложу вести курс музграмоты в казахской группе нашего техникума, согласитесь вы?" - неожиданно спросил он вдруг. Предложение это было для меня заманчивым, и я согласился.

Я работал тогда в Казахском, ныне академическом драматическом театре в качестве заведующего музыкальной частью, а известный казахский писатель Мухтар Омарханович Ауэзов - заведующим литературной частью, поэтому мы с ним почти ежедневно встречались и обменивались новостями. Однажды Мухтар Омарханович сообщил мне, что в Алма-Ату на постоянную работу приехал молодой ленинградский композитор Е. Г. Брусиловский, что он уже успел с ним познакомиться и побеседовать. Помню дату приезда Брусиловского в Алма-Ату - это было 5 сентября 1933 года. В одном из моих посещений муздрамтехникума Ахмет Куанович познакомил меня с ним. Оказывается, они вместе учились в Ленинградской консерватории, и Брусиловский приехал по предложению Ахмета Куановича для работы во вновь открытом научно-исследовательском кабинете при техникуме в качестве композитора. Помню, в этом кабинете организатором и директором был Ахмет Куанович, работали известные казахские народные музыканты-домбристы Махамбет Букейханов, Лукпан Мухитов, Ганбар Медетов и музыкальные мастера - братья Романенко (позже работали такие мастера, как Арстан Ермеков и Камар Касымов).

Ахмет Куанович придавал очень большое значение работе фольклорного кабинета и считал свою работу в этом кабинете основной и главной. И действительно, фольклорный кабинет, руководимый Ахметом Куановичем Жубановым, сыграл значительную роль в развитии казахской музыкальной культуры. Во-первых, научный сотрудник кабинета Е. Г. Брусиловский в течение двух лет работы там записал и обработал огромное количество казахских народных песен и кюев, которые в последующие годы ему очень пригодились при написании опер "Кыз-Жибек", "Жалбыр", "Ер-Таргын" и других, и не только опер, но и других произведений, как симфония, оратория, кантата и фортепианные, а также камерные произведения. Во-вторых, музыкальная мастерская, открытая при фольклорном кабинете, проделала огромную работу, можно сказать историческую работу по реконструкции и усовершенствованию казахских народных инструментов, что дало возможность создать прославленный ныне оркестр имени Курмангазы.

Одним из важных событий в культурной жизни того времени является открытие класса домбры в муздрамтехникуме, также по инициативе и под непосредственным руководством Ахмета Куановича.

...Однажды по просьбе Ахмета Куановича мне пришлось присутствовать на одном из занятий оркестра казахских народных инструментов. Занятия проводились в одной из комнат казахского радио по улице Карла Маркса, дом № 81. Помню, в тот день тема занятий была - ноты в басовом ключе. Я был поражен умением Ахмета Куановича так доступно и понятно объяснить оркестрантам такие сложные теоретические вопросы музыки, если учесть то обстоятельство, что среди них были люди, не имеющие даже начального школьного образования, и притом в пожилом возрасте, как Кали Жантлеуов и Лукпан Мухитов и другие. После теоретических занятий Ахмет Куанович провел беседу с оркестрантами о правилах поведения на эстраде, как одеваться, как завязывать галстук. Музыканты слушали его с огромным вниманием, и видно было, что они относились к нему с большим уважением. Много лет спустя, слушая выступление нынешнего оркестра имени Курмангазы, невольно сравниваешь разницу условий работы нынешних дирижеров, когда 90 процентов оркестрантов - выпускники нашей консерватории, и им уже не надо объяснять, где, на какой линии находится нота "фа" в басовом ключе и как найти эту ноту на домбре-басе или контрабасе. Нынешние руководители оркестра давно избавлены от таких хлопот побочных, так как имеют дело с музыкантами с высшим образованием.

Организаторскую и дирижерскую работу в филармонии Ахмет Куанович совмещал с музыковедческой и музыкально-просветительской деятельностью. Именно в те годы вышла из печати первая музыковедческая работа Жубанова - небольшая брошюра "Курмангазы". Помню рассказ Ахмета Куановича о большой помощи ему в издании этой книги Сейткали-ага Мендешева, бывшего в то время наркомом просвещения республики. В филармонии Ахмет Куанович продолжал работу по усовершенствованию казахских народных инструментов, в частности по линии создания новых оркестровых видов.

Программу к концертам Ахмет Куанович составлял сам, так как в то время в штате филармонии не было литературного сотрудника. В этих программах не только перечислялись исполняемые произведения и их исполнители, но и вкратце рассказывалось о содержании, истории создания песен, в особенности кюев, приводились краткие сведения об их авторах и даже исполнителях. Частенько Ахмет Куанович выступал перед публикой с лекциями, комментариями в некоторых тематических концертах. Все это имело в то далекое время большое воспитательное и познавательное значение...

В 1942 году мы приступили к работе над оперой "Абай". В следующем, 1943 году были уже написаны арии Абая из первого акта, дуэт Ажар и Айдара, песня Ажар из 2-й картины и некоторые сцены с речитативами. В конце того же года нам было предложено создать фрагменты из этих готовых отрывков общей длительностью около 20 минут для показа на 2-й Декаде музыки среднеазиатских республик и Казахстана в г. Ташкенте в феврале 1944 года. Как прошла эта декада, какой успех имели там выступления (концерты) казахстанцев, общеизвестно. В печати единодушно были отмечены и успехи фрагментов оперы "Абай". Сразу же по возвращении в Алма-Ату Ахмету Куановичу и мне было предложено форсировать работу над оперой, и, помню, 19 апреля 1944 года нас отправили в бывший дом отдыха "Аксай" за селом Каменкой в пригороде Алма-Аты. Вернулись мы оттуда второго октября того же года, закончив в клавире оперу и партитуру трех актов. Партитура IV акта была закончена уже в городе. Нет необходимости рассказывать подробно о нашей работе над оперой "Абай" и о ее первой премьере. Все это общеизвестно...

Моя дружба с Ахметом Куановичем длилась ровно 35 лет, и если позволят условия и главное - здоровье, то смог бы я осуществить давнюю мечту - изложить в более подробном систематизированном виде воспоминания о моем друге, с которым связаны самые сокровенные молодые годы моей жизни и творческой, педагогической, а также общественной деятельности.

P. S. В этих воспоминаниях я главным образом касался моей совместной работы с Ахметом Куановичем в начальном периоде нашего знакомства. Хотелось бы хотя бы очень-очень кратко охарактеризовать его человеческие качества, как, например, его трудолюбие, целеустремленность и большой организаторский талант, что снискали ему уважение товарищей. Ахмет Куанович имел глубокие знания и очень хорошо разбирался в области казахского музыкального фольклора, был широко эрудирован в вопросах литературы, истории и этнографии и других гуманитарных наук. Его выступления на различных конференциях или собраниях Академии наук, Союза композиторов Казахской ССР и др. музыкально-концертных организациях вызывали большой интерес у слушателей. Кроме того, он был замечательным музыкантом, блестяще владеющим техникой игры на домбре, талантливым дирижером. В часы досуга был замечательным и остроумным собеседником, очень любил юмор и дружеские шутки. Все эти прекрасные качества Ахмета Куановича с первого же знакомства с ним располагали всех тех, кто впервые встречался с ним".

***

Представляют интерес воспоминания другого современника Жубанова - композитора, народного артиста Казахской ССР Евгения Брусиловского, который благодаря Ахмету Куановичу связал свою судьбу с Казахстаном и музыкальной культурой казахского народа:

"Я помню Ахмета Жубанова студентом Ленинградской консерватории в 1928-1929 годах. Это был очень скромный, замкнутый юноша, приехавший неизвестно откуда. Жил он только на стипендию, которая была так мала, что приближала стипендиата к индийским йогам. Но он жил, проявляя уже тогда свою силу воли и стоицизм. Ходил он всегда в синей сатиновой косоворотке, подпоясанной стареньким ремешком. Эта рубашка была единственной, ввиду чего по мере необходимости она вечером стиралась, ночью сушилась на батарее, а к утру снова поступала "на вооружение". Жил Жубанов в общежитии консерватории (кажется, на улице Печатников), где он подружился с Борисом Загурским, тогда только-только демобилизованным солдатом, у которого, кроме нехитрого красноармейского обмундирования того времени, тоже ничего не было. Эта дружба сохранилась надолго. Даже внешне у них было что-то общее. С другими студентами Жубанов был малоразговорчив, очень сдержан и редко улыбался. Какая-то постоянная озабоченность и внутренняя сосредоточенность, видимо, мешали ему, молодому человеку, быть непосредственным и легким в общении с людьми. Мне кажется, что он чувствовал себя старше нас, его ровесников, живущих шумной и несколько молодежно-безалаберной жизнью молодых музыкантов. А у него были уже другие, куда более серьезные заботы.

Он был единственным казахом на все консерватории Советского Союза, первым искателем, пришедшим в консерваторию из далекого Казахстана, а может быть, и всей Средней Азии, прорубать "окно в музыкальную Европу". У него были большие задачи, но очень маленькие возможности, трудная, полная препятствий жизнь. Вот эти огромные задачи и чувство большой ответственности перед своим народом делали его не по годам серьезным, постоянно сосредоточенным и неулыбчивым. Может быть, поэтому, совершенно не стремясь отличиться или показаться, своеобразный жубановский облик сразу выделялся в общей массе консерваторского студенчества, хотя уже тогда он по-русски говорил свободно, чисто, почти без акцента...

Музыкальное образование тоже давалось трудно, да и ему самому было неясно, чем следует заняться, какой избрать путь. Первый год он занимался, если не ошибаюсь, у Л. Этигона по классу скрипки, а на второй год перешел в класс гобоя профессора Ф. Нимана. К этому времени (1930-1931 гг.) консерватория командировала меня на крупнейший в Ленинграде завод "Красный путиловец" (ныне Кировский завод) музыкальным руководителем заводской агитбригады, в консерватории мне пришлось бывать значительно реже, и я потерял А. Жубанова из виду. Несколько лет мы не встречались.

Следующая встреча произошла в июле 1933 года.

Руководитель Ленинградского союза композиторов В. Е. Иохельсон у себя в кабинете организовал встречу. А. Жубанов приехал в Ленинград приглашать этнографа или композитора на работу в музыкально-исследовательский кабинет при Алма-Атинском муздрамтехникуме и обратился в Ленинградский союз композиторов за консультацией и помощью. Сам А. Жубанов имел соответствующие полномочия, как зав. учебной частью муздрамтехникума и директор научно-исследовательского кабинета, в котором, впрочем, других деятелей не было. Просьбой А. Жубанова Иохельсон решил заняться сам, считая предложение Жубанова вопросом большой политической, интернациональной значимости. В. Е. Иохельсон был высокопринципиальным руководителем и ко всему на свете подходил с позиции высокой политики. И Жубанов, и я относились к нему с большим уважением, и авторитет Иохельсона был у нас в союзе непререкаем.

Напомнив о том, что Ленинград является культшефом Казахстана, напомнив о долге советских композиторов перед народом, напомнив о моих "воинствующе-народнических" убеждениях и строптивом характере, напомнив, наконец, о традиционном интересе классиков русской музыки от Глинки до Глазунова и Рахманинова к Востоку вообще и Средней Азии в частности, Владимир Ефимович предложил мне откликнуться на предложение А. Жубанова, дальновидно считая, что здесь открывается широкое поле для разнообразной деятельности советского профессионала-композитора.

Веские доводы Иохельсона и некоторые другие обстоятельства в сумме оказались весьма убедительными, и я принял предложение Жубанова. Мы подписали договор сроком на два года, после чего Жубанов уехал, а я стал собираться в Алма-Ату.

Итак, сентябрь 1933 года. Алма-Ата, улица Фурманова, 96. Дом Сагыра Камалова и Ахмета Жубанова, общежитие студентов муздрамтехникума. Шумный, перенаселенный двор. Ввиду задержки получения номера в гостинице, вынужденное временное пребывание в квартире Жубанова, где он сразу передает мне рояль Шредера, с которым, как потом выясняется, мне предстоит довольно длительный путь. Во дворе резвятся босоногие ребята - дети Жубанова - Газиза и Булат... В доме всей семьей беспрекословно правит мать хозяина дома - строгая и властная женщина, в образе которой очень ярко воплотились национальная внешняя форма, неукоснительное следование всем обычаям и законам казахского степного быта, абсолютный диктат главы рода. Это был, собственно, оригинал, некоторой, несколько измененной копией которого был сам А. К. Жубанов. Зато старший брат - Худайберген Жубанов - сразу располагал к себе обаянием человека высокого интеллекта и поэтической души. Его темно-карие глаза мягко излучали доброту, а уже седеющие, большие, слегка вьющиеся волосы красиво обрамляли его умное лицо не то поэта, не то ученого. Он был человеком большой эрудиции, и я с большим удовольствием и уважением вспоминаю наши немногие, но увлекательные беседы.

Практически всей учебной жизнью техникума руководил единолично Жубанов. Благодаря организованности и волевым качествам Жубанову удавалось успешно справляться с этой трудной и весьма беспокойной работой. Говорил он обычно тихо, размеренно и крайне лаконично. Начинал говорить с характерного покашливания, что обычно предвещало значительность высказывания. Как бы он ни спешил, ходил всегда маленькими шагами, степенно и неторопливо. Шумная эмоциональность, эффектная жестикуляция, порывистая аффектация или крикливая раздражительность ему были совершенно не свойственны. Человек это был без сомнения темпераментный, увлекающийся и страстный, но внешне на людях эти качества почти никогда не проявлялись. Поэтому многим Жубанов казался сухим, холодным и расчетливым человеком, а он мог делать большие ошибки, уступив своим глубоко скрытым желаниям и темпераменту. Но главным его увлечением была народная музыка. Он очень любил народное музыкальное творчество своего народа.

Как только я получил комнату в гостинице "Джетысу", мы начали свою работу с обсуждения написанного Ахметом Куановичем Положения о музыкально-исследовательском кабинете и его задачах. Вероятно, этим документом начиналось казахское музыкознание. Мы подробно вдвоем обсудили, кое-что исправили и утвердили этот основополагающий документ.

Мы довольно успешно работали почти год. Мною было записано около 250 песен и кюев. Жубанов почти не вмешивался в мою работу, только изредка, знакомясь с моими записями, показывал свои. Я, например, показывал неизвестные тогда кюи "Кобык шашкан" Курмангазы, записанный у М. Букейханова, и "Алты-каз", записанный у К. Медетова, а А. К. показывал песни "Сары-Арка" Иман-Жусупа и "Кара-кесек" Мади, записанные у И. Шаймерденова. Работа у нас была интересная, живая и, вероятно, весьма полезная.

Прошла зима, и весной 1934 года Жубанов освободился от работы в муздрамтехникуме и перешел в филармонию - сначала директором, потом худруком.

Я по приказу наркома просвещения Т. Жургенова также ушел из техникума и был назначен летом 1934 года музыкальным руководителем Казахского музыкального театра...

Первый Всесоюзный съезд советских композиторов в 1948 году явился для А. К. Жубанова и меня как бы первым итогом нашего многолетнего общения и нашей совместной работы. Кем мы были в 1928 году? А ровно через двадцать лет мы совместно выступали от имени музыкальной культуры Советского Казахстана. С чего мы начинали в 1933 году? А ровно через 15 лет мы могли рапортовать Всесоюзному съезду о том, что в Казахстане существует и успешно работает Казахский государственный академический театр оперы и балета, имеющий уже в своем репертуаре русскую и западноевропейскую классику, а также свои оперы, созданные композиторами Казахстана, что в Казахстане есть Государственная филармония, в которой существует и успешно работает оркестр казахских народных инструментов имени Курмангазы, что в Казахстане существует и успешно работает Алма-Атинская государственная консерватория, что в Казахстане уже существует и успешно работает достаточно сильный и творчески потенциальный отряд композиторов и музыковедов, объединенный в Союз советских композиторов Казахской ССР, и так далее. В общем, докладывать с трибуны Всесоюзного съезда было о чем.

Живя вместе в гостинице "Москва", мы вместе делали доклад в самые сжатые сроки. Вместе решили, что выступать с докладом здесь, в Москве, должен А. К. Жубанов, хотя официально председателем правления СК Казахстана был я. Доклад получился большой, и А. К. с трудом уложился в установленный регламент.

Говорят, у древнего царя Давида было кольцо с надписью: "Все проходит". Мудрость старинных, древних легенд общеизвестна. Мой двухлетний договор с А. К. Жубановым несколько затянулся. Он обернулся десятками лет. И десятилетия нашего труда и споров, успехов и неудач, радостей и неприятностей пролетели и канули в Лету. Но не бесследно. Кое-что, мне кажется, осталось. И, вероятно, еще надолго останется..."


Поиск  
Версия для печати
Обсуждение статьи

Еще по теме
"История Отечества в судьбах его граждан: сборник автобиографий. 1922–1960 гг." 29.06.2006
Рождение области. 1936 22.06.2006
Знаковая фигура 19.06.2006
Ласточка казахской музыки 19.06.2006
Неизвестный Андропов 16.06.2006
Ахмету Жубанову - с любовью и признательностью 05.06.2006
Человеческая благодарность 02.06.2006
Забвению не подлежат 01.06.2006
В честь Дня памяти жертв политических репрессий в Алматы открылась выставка 30.05.2006
Расстрелян как враг народа 29.05.2006

Новости ЦентрАзии
Дни рождения
в Казахстане:
29.03.24 Пятница
83. МЕДВЕДЕВ Святослав
78. ЖУКОВ Владимир
77. ЕРЖАНОВ Сырымгали
73. НОСОНОВСКИЙ Геннадий
63. МАЗАКОВ Талгат
61. БАЙДАБЕКОВ Ауез
59. АБИШЕВ Азат
59. ЖУМАДИЛЬДАЕВА Наталья
59. ТАБЫЛДИЕВ Коктембек
57. ИМАНТАЕВ Ермек
57. ХАЛИЛИН Ерден
55. ЛАРИЧЕВ Леонид
43. АЙМАГАМБЕТОВ Лашин
43. АХМЕД-ЗАКИ Дархан
42. ХАИРОВА Камилла
...>>>
30.03.24 Суббота
79. КЕРИМБАЕВ Бигали
78. ЗАЙЦЕВА Александра
74. АМАНБАЕВ Кайрат
72. АЙТБЕКОВ Берик
69. ОРДАБАЕВ Галым
67. СЛАБКЕВИЧ Лариса
65. УТЕУЛИНА Ирина
64. ЖУНУСОВ Сарсембек
63. МОМЫНЖАНОВ Каиргали
63. СМАТЛАЕВ Бауржан
61. ПАРФЕНОВ Дмитрий
60. БЕКЕЖАНОВ Сенбай
57. САБДЕНОВ Кайрат
51. ДАРЖИБАЕВ Еренай
42. ЕСИМОВА Анара
...>>>
31.03.24 Воскресенье
76. СЕРКЕБАЕВ Алмас
71. РАИМЖАНОВ Абдыхапар
70. ЧЕСНОКОВ Анатолий
67. МИНЕЕВА Ирина
65. АКМОЛДАЕВА Елена
65. КУБЕЕВ Еркин
63. КЕРИМХАНОВА Гульнара
62. КИМ Марина
62. МЕНДЕКИНОВА Гульжан
56. ЖАНЖУМЕНОВ Талгат
53. АББАС Бауыржан
52. АЛПЫСБАЕВ Канат
50. БЕККАЛИ Мухтар
46. ДЖАУХАНОВ Руслан
46. ЖАКУПОВ Нурлан
...>>>


Каталог сайтов
Казахстана:
Ак Орда
Казахтелеком
Казинформ
Казкоммерцбанк
КазМунайГаз
Кто есть кто в Казахстане
Самрук-Казына
Tengrinews
ЦентрАзия

в каталог >>>





Copyright © Nomad
Хостинг beget
Top.Mail.Ru
zero.kz