Адольф АРЦИШЕВСКИЙ, "Central Asia Monitor", 8 сентября

Скульптура Микельанджело "Давид" изваяна из цельного куска мрамора. Даже трещина в монолите, считавшаяся неисправимым изъяном, послужила на пользу великому творению. Именно она позволила ваятелю сделать знаменитый изгиб в торсе царственного юноши, как бы изготовившегося к схватке, придав поразительную пластику и завершенность скульптуре.

Порой провидение выступает тоже в роли божественного ваятеля, высекая судьбу человека из цельного монолита эпохи…

Нажамеден Искалиев родился в лихую годину 1941-го. Отец ушел на фронт. У деда он был единственным сыном. Опасаясь, что прервется их род, дед забрал трехлетнего внука под свое суровое крыло и опекал до самой своей кончины. Дед был поразительно цельной натурой. Он много знал и многое умел. С внуком он обращался как со взрослым. Учил его арабской грамоте, велел читать наизусть суру "Ихлас" из Корана, заучивать эпосы про батыров, запоминать пословицы и поговорки, чтобы ради острого словца вставлять их в речь. Он объяснял ему казахские ритуалы и обычаи, возил в гости, обучая этикету. Брал с собой на охоту и на рыбалку. Дед много чему научил внука. Чистить рыбу, ухаживать за скотиной, заготавливать кизяк, работать на огороде. Дед был настоящим мусульманином, казахом и мужчиной и хотел, чтобы внук следовал его примеру. Порой казалось, что он чересчур перегружает внука. А он просто спешил, словно чувствовал, что у него осталось мало времени.

Дед умер, когда Нажамедену исполнилось девять лет, когда закончился первый этап обучения. Дальше надо было самому искать свою дорогу в жизни, искать свой путь среди людей. У мальчика был открытый и пытливый взгляд. В послевоенные годы авторитет фронтовиков и педагогов был самым высоким в народе. И отрок делает первый самостоятельный шаг в своей жизни: он поступает в педучилище, а закончив его, три года учительствует. Впереди был институт, но Нажамеден решает по-своему: сначала - служба в армии. С выбором института все было ясно: Нажамедена тянуло в поле, он любил, понимал землю и хотел работать на земле. А потому агрофаку сельхозинститута альтернативы не было.

Умер отец. А семья большая, и он в семье старший, надо ей помогать. Он словно бы торопил годы учебы. Но и тогда, в институте, и много позже, когда карьера его словно бы сама по себе стала круто брать вверх, он почти по-военному, почти строевым шагом шел дорогою собственной жизни, не уклоняясь от вызовов судьбы, не сетуя на трудности, нужду, невзгоды и с готовностью беря на себя ответственность. Учеба - значит, всерьез, вгрызаясь в гранит науки. Это не перебор, это соответствует истине. Он был Ленинским стипендиатом, а это, знаете ли, давали не каждому, а лишь достойным из достойных. Он был вожаком комсомола - сначала на курсе, потом на факультете.

Рассказывает его друг по институту, ныне профессор Исатай Темрешев: "Он был первым командиром студенческого строительного отряда, и это был лучший в республике отряд. На летние каникулы Нажамеден с ребятами ездили в Павлодарскую область, в глубинку. Студенты строили скотобазы, дома, сооружали зернотока. Работали, как тогда принято было говорить, по-ударному. И, кстати, заработали хорошо, что было немаловажно для студентов, живущих на стипендию. Они пододелись, купили костюмы и обувь. Они почувствовали вкус к работе, дающей пользу людям и заработок по труду. Они проходили свои университеты не только в учебных аудиториях, но и на полигонах жизни. Он, Нажамеден Искалиев, был их вожаком, командиром, наставником. В нем, можно сказать, от рождения была эта командирская жилка".

Его хотели оставить в институте на преподавательской работе, но он попросился домой, в Уральскую область, поближе к родной семье. Его направили агрономом отделения самого отдаленного в области племсовхоза "Таловский", он очень быстро стал главным агрономом совхоза. Вообще всякий раз должностные рамки становились ему тесными, он перерастал свою должность и шел на повышение. Ему едва стукнуло тридцать, а он уже был начальником Джанибекского райсельхозуправления, а еще через два года - первым заместителем начальника Уральского областного сельскохозяйственного управления.

На свой рост по служебной лестнице он смотрел как бы со стороны. Его восхищало, как безотказно функционировала уникальная кадровая система в СССР. Идеологически и нравственно человека подковывали с детсадовских лет. Потом вносили в это дело лепту семья, школа, вуз. Там работали вовсю пионерия и комсомол. И, наконец, партийные органы - их прерогативой были подбор и расстановка кадров.

Партия быстро разглядела в нем нужного ей человека, организатора и хозяйственника по складу натуры. И его направляют в Москву слушателем только что организованной Академии народного хозяйства при Совете Министров СССР. (Его сокурсником, кстати говоря, был Ислам Каримов, будущий президент Узбекистана). И вот Искалиев уже начальник Талды-Курганского облсельхозуправления, а три года спустя - первый секретарь Талды-Курганского райкома партии. Наконец перевод в Уральск, где он становится первым секретарем обкома партии, а затем - председателем областного Совета народных депутатов. И всякий раз он с головой уходил в работу и в хозяйственную, и в партийную, жил в духе времени, в согласии с ним, служил верой и правдой идеям строительства коммунизма, ощущая их некую недосказанность и, тем не менее, истово веря в их правоту. Но суть не в этом, а в том, что надо было строить дома, дороги, совхозы и предприятия, нацеливать людей на созидательный, разумный труд и помогать им обустраивать свои жизни.

Потом была смута ГКЧП, едва не обернувшаяся кровавыми событиями в Уральске. И надо было проявить и осмотрительность, и мудрость, и волю, чтобы не раскачать, не опрокинуть лодку, которую уже несло в порожистой стремнине эпохи перемен.

Он был первым, кого Н.А.Назарбаев назначил главой Уральской областной администрации… Потом почти десять лет работы на дипломатической службе - Чрезвычайным и Полномочным Послом в Узбекистане, Таджикистане, Украине, Молдове. И наконец, заместителем председателя исполкома СНГ по вопросам сотрудничества в сфере безопасности в Минске.

Сейчас, когда он в родном и близком ему Уральске на заслуженном отдыхе, его вновь потянуло к земле. Нет, уже не на бескрайние просторы казахстанских полей, а так, чтобы под руками, рядом с домом, даже во дворе дома был бы клочок земли, а на нем по уму росли бы плодовые деревца, вызревали бы огурцы, помидоры и прочая овощь, и для украшения жизни, для радости глаз цвели бы цветы. Он любит хлопотать на грядках, он любит гордиться своим урожаем. А в свободное время пишет мемуары.

- В прошлом году, - рассказывает он, - у меня вышла книга "Великие звезды", посвященная молодежи. Среди отмеченных великих исторических личностей есть пророк Мухаммед, Чингисхан, хан Абулхаир, Ленин, Черчилль… Там есть страницы, посвященные выдающемуся китайцу Дэн Сяопину, который сумел в кратчайший в историческом формате срок мобилизовать население Китая на новый, уникальный путь развития, сочетающий все позитивные качества социализма и капитализма.

А в нынешнем году у него вышла книга "Фарватер, или То, о чем следует помнить". Книга беспокойная, мятежная даже. Не над схваткой, а - вот именно! - в схватке. Здесь собраны его выступления в самых что ни на есть верхах, на ответственных, порою судьбоносных совещаниях, с участием первых лиц государства, в том числе и президента. К.Нажамеден листает ее, выхватывая из текста какие-то фрагменты, отдельные фразы, слова. И удивляется сам себе. Он, дипломат по сути, человек, ясно видящий, где в интересах дела возможен компромисс, где надо обойти подводные течения, о чем-то умолчать и что-то недоговорить (ведь он знал наизусть всю эту Макиавеллиеву науку!), - так нет же, он, напротив, обостряет мысль и, наметив цель, с неудержимостью к ней рвясь, обнажает острые углы и беспощадно подрезает аргументацию оппонентов. Порой речь его прерывают, пытаясь урезонить, унять, но главное достигнуто: он обнажил суть проблемы, не дал оппоненту навести тень на плетень, не дал уклониться от схватки, смикшировать ситуацию...

Он перелистывает страницы книги, невольно откликаясь сердцем на ту бескомпромиссную страсть, которой дышит слово, и градус страсти настолько высок, что кажется - бумага дымится и вот-вот вспыхнет пламенем.

Теперь, уйдя на свой заслуженный покой, он категорически не хочет ввязываться в эти схватки, но часто ловит себя на том, что мысленно беседует с президентом по самым сложным и не бесспорным коллизиям, пытаясь его упредить о возможных опасностях, предельно ясно аргументируя свою позицию. Мозг, годы и годы нацеленный на интенсивную работу, помимо его воли, продолжает вести аналитику. И, подрезая розы на клумбе, поправляя огуречные плети, Нажамеден как бы идет к трибуне мажилиса и, не имея готового текста, сейчас выскажет вслух все, что он думает. Он за словом в карман не полезет, особенно если речь идет о делах государства, об ожиданиях народа.

Порой в пылу таких баталий он вдруг очнется среди ночи, а наутро уже и не может понять, было ли это в действительности или привиделось во сне.

А тут явились к нему ходоки, чуть ли не делегация, и стали приглашать в свою партию, звать на баррикады. Он их приветил, и выслушал, и посочувствовал, но наотрез отказался с ними идти. Теперь он как бы в стороне - вот именно! - над схваткой. Теперь он с холодной головой и невозмутимым сердцем готов все вспомнить, все разложить по полочкам, всему дать трезвую, взвешенную оценку, поскольку дистанция времени высвечивает истинные масштабы конфликтов и личностей, позволяет быть предельно объективным перед собственной совестью и той единственной судьбоносной эпохой, в которую довелось безоглядно работать и жить.