Ирина ЕРОФЕЕВА, "Казахстанская правда", 11 ноября

Второй месяц среди нас нет Нурбулата Масанова. Любой казахстанец, который следит за культурной, научной и общественно-политической жизнью страны, переживает эту утрату. Близко к сердцу восприняли скоропостижную кончину Нурбулата не только те, кто на протяжении многих лет находился рядом с ним, но и люди, которые хотя и не были лично знакомы с ним, но слышали его глубокие, неординарные интервью, читали научные труды.

Нурбулат Масанов принадлежит к тем знаковым фигурам, чьи взгляды, убеждения и поступки во многом определяют духовный, психологический и идейный климат своей исторической эпохи.

В чем же заключался феномен этого человека? Есть такая расхожая фраза: "Все мы родом из детства". Попробуем применить ее к Нурбулату Масанову. Он представитель казахской интеллигенции в третьем поколении. В мировой научно-психологической и биографической литературе много пишется о том, что сгусток интеллектуальной энергии проявляется, как правило, именно на этом уровне. Первое поколение людей, которое устремляется из архаичной глубинки в крупные города в поисках знаний, может в основном освоить только письменную научную традицию, но их жизней и возможностей зачастую не хватает на создание принципиально новых знаний на основе прежних достижений науки. Второе поколение создает их, но эти знания еще не являются достаточно оригинальными, самостоятельными, их нельзя назвать органичным целым: где-то они несут налет заимствованных концепций и идей, где-то - оригинальных собственных мыслей и научных подходов. И только на уровне третьего и последующих поколений появляются фигуры такого масштаба, которые способны создавать полноценное новое знание.

Если мы обратимся к научному наследию казахских интеллектуалов - Чокана Валиханова, Алихана Букейханова, Санджара Асфендиярова, то станет понятно, что это люди, за плечами которых уже стояла определенная научно-познавательная традиция их отцов и дедов. Нурбулат Масанов относился к той плеяде крупных фигур, которые рельефно выделялись среди прочих историков-профессионалов по масштабности интеллектуального потенциала и его практического воплощения.

И Чокан Валиханов, и Алихан Букейханов, и Санджар Асфендияров, будучи учеными крупного масштаба, не только пытались применить накопленные наукой знания к новому фактическому материалу (например, Казахстана, Восточного Туркестана и других тюркоязычных или ираноязычных стран) и внести определенные коррективы в имевшиеся тогда представления об их культуре и истории, они вырабатывали совершенно новые научные идеи и концепции, выполнявшие в определенной степени методологическую функцию. Именно поэтому эти знания не стали чем-то скоротечным и малозначительным, труды вышеназванных ученых до сих пор с большим интересом читаются современным поколением, поскольку они дают почву для серьезных размышлений, для развития тех глубоких многогранных идей, которые надолго переживают своих творцов. Такая же ситуация складывается и с Нурбулатом Масановым. Его вклад в науку (прежде всего в исследование истории и культуры кочевников) заключается в том, что он создал собственные методологические подходы. Потому-то его труды и имеют всемирную значимость для науки, что они используются как важный инструментарий, как комплекс серьезных теоретических положений, выводов, которые могут быть применимы к изучению кочевничества в разных точках земного шара.

И есть еще один момент. И Чокан Валиханов, и Алихан Букейханов, и Санджар Асфендияров являются историческими фигурами в первую очередь потому, что они не были исключительно кабинетными учеными, которые изучали только прошедшие эпохи. Нет, это были люди со стройной системой мировоззрения, четкими идейно-нравственными убеждениями и стремлением применить свои идеи и принципы к развитию современного им общества. Они являлись связующим звеном между тем прошлым, которое они изучали, и проживаемой ими исторической эпохой и таким образом как бы пытались соединить своим мощным интеллектом и деятельной натурой историю и современность.

Нурбулат Масанов тоже был пограничной фигурой между прошлым и будущим, которая, вбирая в себя опыт изучения исторического процесса, пыталась реализовать на деле свои знания для развития социально-прогнозирующей функции исторической науки. Выявляя закономерности общественного развития и опираясь на глубоко осмысленный большой пласт прошлого казахов-кочевников, который мог накладывать определенный отпечаток на развитие современных тенденций в области экономики, политики и общественных отношений, он указывал в своих статьях и устных выступлениях такие формы общественной жизни, которые могут быть жизнеспособными и устойчивыми в постиндустриальную эпоху. Но в то же время он, как ученый, предостерегал от тех неудачных экспериментов в сфере экономики, государственной политики и культуры, которые уже проводились в советский период и которые могли оказаться пагубными для развития казахстанского общества. Учитывая уникальность культурно-исторического опыта казахов-кочевников, Масанов, став директором созданного в 2005 году Института культурного наследия номадов, стремился сформировать в Алматы мировой центр кочевниковедения, который был бы способен наше национальное культурно-историческое достояние органично вписать в наследие мировой истории и культуры.

Мы часто говорим о том, что формирование национальной идентичности связано с развитием исторической традиции. В этом смысле Нурбулат четко различал два понятия - традиции и традиционализма. Первое - это наследование и развитие каких-то важных системообразующих элементов культуры, которые определяют специфический социально-культурный облик того или иного народа, являются в чем-то уникальными. Но всякая традиция становится мертвой, если люди не стремятся сохранить ее внутреннее содержание, а лишь цепляются за давно отжившие социальные институты, стереотипы мышления и поведения, стандарты культурной жизни. Масанов же выступал за развитие той сущности, которая лежит в основе казахской идентичности, но против сковывающих ее заскорузлых и архаичных исторических форм, что не всегда и не все понимали. Это и есть традиционализм, который абсолютизирует и гипертрофирует фактически умирающую форму.

Как уже было сказано, Нурбулат Масанов - историк в третьем поколении. При этом и его дед, и отец были не просто известными учеными, но и идейно последовательными людьми. Эта преемственность была сохранена и в интеллектуальном облике и характере Нурбулата. Он пришел в Институт истории археологии и этнографии Академии наук Казахстана в 1976 году после окончания Казахского государственного университета совсем молодым по возрасту, но уже зрелым с точки зрения познавательных интересов и идейных убеждений человеком. Он уже и тогда был внутренне очень свободным, и, естественно, у многих вызывало удивление, что вчерашний выпускник мог одинаково непринужденно общаться как со своими сверстниками, начинающими исследователями, так и с мэтрами исторической науки. Для советских академических учреждений, где существовала строгая иерархия не только формальных рангов ученых, но и стереотипов поведения, это было нетипично.

В свои 22 года Нурбулат твердо знал, что будет изучать именно историю кочевников. Научная эрудиция начинающего ученого поражала, его кандидатская диссертация, посвященная истории налоговой политики царизма в Казахстане, которую он защитил в 1980 году, сильно удивила общепризнанных авторитетов страны тем, что именно здесь был впервые поднят и глубоко исследован вопрос экономических механизмов функционирования российской налоговой системы в Казахстане в дореволюционный период. Но это было только начало пути молодого историка.

Спустя некоторое время Нурбулат стал работать над целым комплексом проблем истории и культуры кочевых народов Евразии, где уже ставил вопросы развития кочевничества не просто как способа жизнедеятельности (имеются в виду подвижный образ жизни населения и развитие кочевого скотоводства), он рассматривал кочевничество как целостную систему бытия человеческого общества в аридных природно-климатических ареалах Евразии, явившегося особым феноменом в культурно-историческом пространстве всего континента. До этого целостного системного подхода в науке по отношению не только к казахам-кочевникам, но и к другим кочевым народам не существовало. Что очень важно, Нурбулат не просто первым обозначил эти проблемы в развитии номадного общества, не просто ввел определенные понятия и термины, он очень детально проследил механизмы адаптации человека к особенностям географической среды в регионе. Рассмотрев механизмы взаимодействия природы и общества, глубоко раскрыл и показал, как кочевое хозяйство экологически вписывалось в казахстанский природный ареал. И как человек мог в столь суровых природных условиях, которые характерны для территории Казахстана, не просто приспособиться к ним, но и сформировать такой тип организации хозяйства и общественных взаимоотношений, которые создавали определенную гармонию между природой и обществом.

В своих работах он доказывал, что кочевничество в культурно-историческом смысле представляет собой уникальное явление. Поэтому его докторская диссертация, которую он успешно защитил в Москве в начале 1992 года, а три года спустя издал отдельной книгой, сразу получила большой резонанс среди историков-кочевниковедов. Крупнейшие номадоведы и этнологи бывшего СССР дали не просто положительные отзывы, а превосходные рецензии.

Буквально за два-три года имя Масанова стало известно среди специалистов-востоковедов и в Англии, и во Франции, и в Америке, и в Японии. Он, по сути, стал в научном мире одним из главных, а, может быть, самым главным авторитетом в этой области. Но судьба распорядилась так, что когда Нурбулат Масанов возвратился после защиты диссертации в Казахстан, зараженный новыми идеями демократического переустройства науки и общественной жизни, казахстанское общество, к сожалению, было еще довольно инертным и во многих отношениях оставалось тогда периферией социально-исторических процессов. А потому многие идеи Масанова воспринимались с трудом научной и политической элитой того времени, которая еще во многом мыслила советскими категориями. Отсюда не совсем адекватное понимание этого человека: для большинства своих соотечественников того времени он был всего лишь возмутителем спокойствия и "радикалом".

Между тем, по отзывам ряда авторитетных зарубежных ученых, Нурбулат Масанов к середине 90-х годов по уровню научной зрелости и масштабам научного видения далекого прошлого и общественной жизни настоящего времени заметно опережал подавляющее большинство современных ему ученых. Понимание и признание этого стали приходить лишь в последние годы жизни Нурбулата, когда разбуженные его пламенными призывами и активной гражданской позицией историки и политологи стали использовать многие его идеи и научные подходы, хотя сначала отвергали и не понимали эти концепции, а потому обрушивались на него с гневными нападками. Но сейчас, когда в стране стала интенсивно формироваться новая познавательная и политическая культура, то, оперируя различными инновационными понятиями и терминами, наши современники забыли, что впервые узнали о многих из них из печатных статей и интервью Нурбулата Масанова.

Многие казахстанцы, конечно, задаются вопросом: почему Масанов не стал спокойно заниматься исторической наукой, где так преуспел, а пошел сначала в политологию, а потом - в большую политику? Но дело в том, что таким ярким натурам всегда тесно в тех узких рамках, которые им задает какая-то одна сфера деятельности. Такие люди не могут быть только учеными, только политиками или общественными деятелями, они могут быть всем вместе и в то же время каждым в отдельности. Опять же вспомним Чокана Валиханова, Алихана Букейханова и Санджара Асфендиярова. Невозможно таких многогранных людей с их философско-аналитическим типом мышления впихнуть в какую-то одну узкую стезю. Они в конце концов разрывают все связывающие их путы, чтобы питать своими идеями другие сферы человеческого бытия. С другой стороны, хорошо известно, что яркие, неординарные личности далеко не сразу и не во всем встречают понимание со стороны современников, свет их неодинаково проникает во все уголки общественного сознания, так как они опережают его по уровню своей интеллектуальной зрелости и оригинальности мышления. Собственно говоря, потому они и являются выдающимися, что видят больше и лучше других.

Нурбулат Масанов был талантливым полемистом, который в течение почти 20 лет остро и темпераментно отстаивал свои идейные позиции в многочисленных дискуссиях как с коллегами по профессии, так и с политиками разных рангов. В запале жестких идеологических споров он иногда высказывал резкие суждения и оценки и мог выражать свои взгляды в нарочито категоричной форме. Время от времени он специально прибегал к шокирующим парадоксам как провоцирующему средству, чтобы заставить людей глубже размышлять на заданную тему.

Как и любой другой исследователь-аналитик, Нурбулат иногда ошибался в своих прогнозах, но, что важно, всегда признавал свои ошибки и вносил необходимые коррективы в свою прежнюю точку зрения с учетом убедительных аргументов других участников интеллектуального спора. В таких дискуссиях он даже по отношению к тем своим оппонентам, с которыми постоянно беспощадно спорил, не испытывал злобных эмоций. Более того, несмотря на то, что некоторые из постоянных критиков являлись его прямыми антагонистами по общественно-политическим взглядам, он уважал мнение этих людей и никогда не переходил на личности ни на страницах печати, ни при непосредственном общении с ними. То, что он обладал редкой для представителей своей профессии смелостью суждений и поступков, составляло едва ли не самую примечательную черту его яркой и колоритной натуры. Это проявлялось не только в его способности называть все скрытые и явные явления нашей сложной действительности их настоящим именем, но и в том, чтобы честно и открыто отстаивать свои убеждения перед соотечественниками, не боясь подвергнуться обвинениям со стороны многих из них в неком абстрактном "манкуртизме" и других надуманных прегрешениях перед отечеством.

В своей относительно недолгой, но во многих отношениях плодотворной жизни Нурбулат был не просто бесстрашным, но исключительно последовательным и цельным человеком. Переживая многие годы непонимание, гонения и нападки, он никогда не опускался до уровня голословных обвинений и доносов, никогда не отвечал своим гонителям той же монетой. Но когда несправедливо попадали в опалу люди, за которыми никто не стоял, он, несмотря на то, что это могло сильно осложнить его собственное положение и в политике, и в науке, смело и открыто вставал на их защиту.

Среди всех сколько-нибудь серьезных специалистов-историков, защитивших за последние 20 лет свои кандидатские и докторские диссертации по истории и этнографии дореволюционного Казахстана, очень сложно найти людей, которые бы не обращались к нему за консультациями и советами и не получали в ответ благожелательную компетентную помощь. Нурбулат щедро раздавал всем жаждущим истинного знания свои оригинальные идеи, нимало не заботясь о том, что их создателями будут считаться другие люди.

…Скоропостижная кончина от аллергического приступа. Из-за стечения роковых обстоятельств мы потеряли фигуру планетарного масштаба, роль которой в жизни современной казахстанской науки, общественном сознании и культуре трудно передать в адекватных понятиях и терминах. К его суждениям прислушивались и общество, и власть. Он же не преклонялся ни перед каким формальным авторитетом, для него существовало только два авторитета - знание и истина. Им он был верен до конца своих дней.

Главная цель научного творчества Нурбулата и его практической деятельности, как мы уже сказали выше, - изучение истории номадов. Он еще в молодые годы понял, что номадная цивилизация - это то самое культурное достояние казахского народа, которое способно вызвать в мировом сообществе глубокий интерес и уважение к истории и культуре Казахстана. Он говорил, что номадизм - это наш национальный бренд, символ, который придаст казахстанскому обществу неповторимое лицо. Очень важно, что Нурбулат все эти идеи воплотил в те самые программные документы Института культурного наследия номадов, который был создан, собственно, под фигуру его масштаба. Здесь он детально расписал основные направления развития номадоведческих исследований в Казахстане на перспективу. Если же нашему государству и ученым удастся реализовать данную инновационную программу, то это будет вместе с тем лучшим памятником нашему выдающемуся соотечественнику Нурбулату Масанову.