Елена БРУСИЛОВСКАЯ, "Казахстанская правда", 30 августа

Исполнилось уже 70 лет, как полыхали поля под Курском, – здесь происходило самое крупное за всю Вторую мировую войну танковое сражение, в котором с обеих сторон одновременно участвовали 1 200 танков и самоходных орудий. Курская битва, которая продолжалась 50 дней и ночей, с 5 июля по 23 августа 1943 года, не только похоронила гитлеровскую операцию "Цитадель", но и завершила коренной перелом в Великой Отечественной войне.

Битва титанов
Для реализации своих планов противник сосредоточил мощные ударные группировки, которые насчитывали свыше 900 тыс. человек, около 10 тыс. орудий и минометов, до 2 700 танков и штурмовых орудий, около 2 050 самолетов. Большие надежды возлагались на новейшие танки "тигр" и "пантера", штурмовые орудия "фердинанд", самолеты-истребители "фокке-вульф-190-А" и штурмовики "хейнкель-129".
– Начавшаяся битва сразу же приняла грандиозный размах и носила крайне напряженный характер, – рассказывает участник тех боев, гвардии полковник в отставке, кавалер пяти воинских орденов и 35 медалей, член Ассамблеи народа Казахстана Леонид Гирш. – Перед тем как немцы перешли в наступление, они забросали наши позиции листовками с обещанием устроить русским солдатам "кровавую баню".
Командование Воронежского фронта поставило перед 5-й гвардейской танковой армией, в составе которой и служил офицером связи Леонид Юзефович, четкую задачу: измотать силы противника. А сделать это было не просто, одни только названия дивизий СС звучали устрашающе: "Мертвая голова", "Рейх", "Адольф Гитлер", "Великая Германия".
– Помню, жара в это лето стояла необыкновенная, к танковой броне нельзя было прикоснуться – она обжигала, словно раскаленный утюг. Проселочные дороги, где в мирное время не разъехались бы и две телеги, превратились в магистральные грунтовые шоссе, по которым в плотном облаке пыли бесконечным потоком шли к фронту машины и танки. Вы знаете, мне никогда раньше не доводилось видеть столько танков, орудий и машин. На дороге стояли регулировщицы с красными флажками, они четко направляли технику, чтобы не происходило путаницы, – продолжает рассказ Леонид Юзефович. – И хотя наша бригада совершала марш под плотным прикрытием истребительной авиации и зенитной артиллерии, немцы постоянно атаковали нас с воздуха. Это были очень жестокие налеты, кто не пережил их, тот не знает, что такое война.
Представьте: сначала высоко в небе появлялся одинокий самолет-разведчик, который неторопливо этакой воздушной стрекозой проплывал на большой высоте, достать его огнем зенитных батарей было невозможно. Но это был обманно-мирный полет, потому что минут через 10–15 с неба пикировали "юнкерсы", которые сбрасывали на маршевую колонну десятки бомб. Они летели вниз с диким воем и свистом. Кроме того, для усиления эффекта немцы снабжали эти бомбы специальными сиренами. Потом наступал черед "мессеров". Те проносились над дорогой на бреющем полете и расстреливали из пулеметов все, что находилось на шоссе и по обочинам.
– Надо сказать, что к тому времени наши зенитки и истребители уже быстро расправлялись с немецкими самолетами, – на моих глазах горел и взорвался в воздухе не один немецкий самолет, – говорит Леонид Гирш.
Когда бойцы прибыли на место, сразу, без передышки они начали копать капониры – это такие укрытия для танков и машин. Но только успели вонзить лопаты в землю, новый приказ: совершить стокилометровый марш и сосредоточиться на правом берегу реки Псел, в районе деревни Прохоровки. Немцы пробивались на Обоянском направлении, но там им прорваться не удалось, и тогда они сменили направление главного удара, решив идти через Прохоровку на Курск.
Об этом сражении, в котором с обеих сторон участвовали более 1 200 (!) танков, написано немало, ведь это была самая крупная танковая битва ХХ века. И все же никому не удалось, да, наверное, и не удастся, передать, как это было страшно и неповторимо: тысячи погибших, сгоревших, разор­ванных в клочья пулями, снарядами, бомбами. Искореженная техника, погубленная земля, на которой после сражения, десятилетия спустя, даже трава не росла!
– Мы кочевали по боевому пространству, латая стыки между пехотными частями, врезались в контратакующие цепи немцев и вновь возвращались назад, – вспоминает Леонид Гирш. – Бои шли днем и ночью, обстановка менялась ежеминутно, в такой обстановке протянуть нитку полевого телефона не представлялось возможным, поэтому полевой телефон заменяли мы, офицеры связи. Под огнем, по пронизанному пулями и снарядами бездорожью пробирались мы на командные и наблюдательные пункты батальонов, дивизионов, рот и батарей, передавали приказы командира бригады, уточняя задачу по карте или прямо на местности.

На безымянной высоте
Когда танковое сражение было в разгаре, командарм приказал ввести в стык, куда устремилась немецкая дивизия "Адольф Гитлер", 55-й танковый полк бригады, в которой воевал Леонид Гирш.
– Командир нашего полка подполковник Гольдберг поставил бронебойщиков на холмах, а танки спрятал в лощинах. Поэтому местность впереди просматривалась как бы из-под навеса. Все это происходило около безымянной высоты южнее Прохоровки, куда во что бы то ни стало стремился прорваться противник.
Перед высотой горели немецкие танки, а мотопехота, рассеянная нашим огнем, беспорядочно отступала. Казалось, перевес был на нашей стороне. Но внезапно из-за высоты выползли вражеские машины. Их борта были буквально облеплены автоматчиками. И танков немецких оказалось больше. Мы вынуждены были отойти на исходные позиции. Сражение длилось до поздней ночи.
А ночью получен новый приказ: прижать немцев к Северному Донцу. И когда мы заняли новую позицию на окраине села Авдеевки, на нас вновь поползли немецкие танки. Стало очевидным, что противник вводит в сражение главные силы, – мы оказались отрезанными от своих.
Я получил приказ добраться до комбрига и доложить, что без поддержки авиации наш отряд не продержится. Мигом вскочил в машину, и мы с моим водителем Василием Степановичем Захарченко помчались по полевой дороге. А она была вдрызг размолочена, изрыта воронками, загромождена перевернутыми, изуродованными бронетранспортерами и догорающими грузовиками. Я знал, что неподалеку, на правом фланге, дрались гвардейцы 11-й бригады. Казалось, мне в лицо бьет палящее дыхание этого боя.
Неожиданно (я даже ничего не успел сообразить) наш бронеавтомобиль резко рванулся вперед. Я выпал из сиденья и больно ударился головой об ящик с гранатами. Когда выбрался из машины, замер от страха, увидев рядом огромную, глубокую воронку. Попади туда на полной скорости, с которой мы неслись, не разбирая дороги, не быть бы нам живыми.
Я огляделся. Кругом – ни одного целого здания. Мы вроде на каком-то полевом стане. Прямо на земле лежали раненые, человек 20, их буквально запихивали в санитарную машину, потому что места в ней было мало. Тут ко мне подбежала невысокая стройная женщина, подпоясанная офицерским кожаным ремнем.
– Кострикова Евгения Сергеевна, военфельдшер 54-го танкового полка, – представилась она.
Я поделился с ранеными водой, бинтами, хотел отдать и сухари с тушенкой.
– Спасибо, дорогой, – сказала Евгения Сергеевна, – бинты, конечно, возьму, а тушенку и сухари оставьте себе, не до того сейчас моим раненым. Будешь проезжать по тылам бригады, загляни в медсанбат, передай капитану, пусть пошлет хотя бы две-три машины. Ну, счастливо, братское спасибо! Может, еще увидимся…
Ее просьбу я исполнил, а в медсанбате узнал, что встретился на поле боя с дочерью Сергея Мироновича Кирова, ведь его настоящая фамилия была Костриков.
На обратном пути я не застал Евгению Сергеевну, она была тяжело ранена и отправлена в полевой госпиталь. Однако мы еще не раз встречались с ней на военных дорогах. Там, на Курской дуге, Евгения Сергеевна спасла жизнь 27 танкистам. Некоторых выносила из горящих машин. Награжденная орденом Красной Звезды, после госпиталя она вернулась в корпус и прошла с ним до победного мая 1945 года, закончив вой­ну в Чехословакии.
– Я выполнил и приказ своего командира, добравшись до комбрига, а тот, в свою очередь, приказал: на занятом рубеже держаться во что бы то ни стало, – вспоминает те дни Леонид Юзефович.
…И они держались, не жалея себя, теряя друзей и все больше приближаясь к старинному русскому городу Белгороду, которому тоже суждено было войти в историю – в августе 1943 года в Москве в честь освобождения Орла и Белгорода прогремел первый победный салют. В ходе Курской битвы было разгромлено 30 отборных дивизий противника. Фашистские войска потеряли около 500 тыс. человек, 1 500 танков, 3 тыс. орудий и 3 700 самолетов. За мужество и героизм свыше 100 тыс. советских воинов, участников битвы на Огненной дуге, были награждены орденами и медалями.