Кирилл Привалов, "Труда", 17 июля

"Гитлеровские танки шли примерно там, где сейчас стоят стожки с сеном. На этом месте панфиловцы фашистов и пожгли, – архиепископ Волоколамский Питирим показывал французским журналистам на скошенное поле. – Герои... Положили животы свои на поле брани, а Москву-матушку спасли!"
Впрочем, даже о Бородинском сражении, проходившем неподалеку и высосавшем силы из Великой армии Наполеона, мои парижские коллеги, сдается мне, представление имели весьма поверхностное. Так принято у обывателей: то, что не касается их непосредственно, они просто игнорируют, когда же по стечению обстоятельств начинают этим интересоваться, событие, как бездельный океанский лайнер в порту, обрастает ракушками всевозможных толков и слухов...
Сколько лет минуло с того дня, когда я в качестве корреспондента журнала "Советский Союз" сопровождал дядю Костю, как за глаза величали владыку Питирима, в ознакомительной поездке коллег из Франции по его владениям? Господи праведный, неужели почти 40?! Но очень хорошо помню, что Константин Владимирович, как в миру звали владыку, гордился, что на вверенной ему территории некогда сражались панфиловцы, и старался донести гостям всю глубину этого чувства: "Не прикасаясь к руинам прошлого, мы не в состоянии ни понять его, ни предвидеть будущего. Причина же разрушения всех храмов мира одна – сообщение тайн недостойным..."
Я был отчаянно молод в ту пору и, подспудно чувствуя глубину слов владыки, сути их тогда не осознал. Просто тщательно записал владыкину тираду – подумать над ней как-нибудь потом. Сейчас же, целую жизнь спустя, нашел выцветший блокнот. И вдруг все стало так ясно на фоне событий последних дней. Замечательный мыслитель Питирим уже в 1970-е предвидел то, что происходит ныне с нами: под шумок рассуждений о "нравственном долге – сказать правду" падают в прах храмы нашей благодарной памяти.
Государственный архив РФ опубликовал на днях сделанную в мае 1948-го "Справку-доклад главного военного прокурора Н. Афанасьева "О 28 панфиловцах". В ней черным по белому утверждается, будто все написанное о героях-панфиловцах, цитирую, "не соответствует действительности". Да и – опять же цитата – "никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 15 ноября 1941 г. не было – это сплошной вымысел".
Вот так-то! "Реконструкция в рамках регенерации с реставрацией фасада", – гласила надпись над развалинами снесенного исторического особняка на Остоженке. Нечто подобное сегодня предлагается и нам. Знать и думать необязательно. Есть бумага – и все вопросы сняты, горькая истина торжествует... Если бы так! "Не давайте интеллектуалам играть со спичками", – призывал французский поэт Жак Превер.
И вот спички нашлись, и запален такой пожар, который грозит теперь не только отменить гимн Москвы со строчками о 28 героях-панфиловцах и раскурочить от Калининграда до Камчатки памятники, учебники и уличные таблички, но и вбить клин в общность истории народов нашего все еще – очень хочется верить! – единого евразийского пространства.
Итак, 316-я стрелковая дивизия, в дальнейшем названная Панфиловской по имени ее командующего генерала Ивана Панфилова, формировалась в Казахстане и в Киргизии. Из 11 700 солдат и командиров, числившихся в ее составе накануне битвы за Москву, после боев остались в строю менее 2 тысяч. За 35 суток непрерывных сражений с многократно превосходящими силами захватчиков панфиловцы уступили им всего 20 километров Волоколамского шоссе. Немцы, до того проутюжившие блицкригом всю Европу, здесь прошли за месяц всего 20 верст! Сразу три дивизии вермахта – две танковые и одну пехотную – сковала и перемолола наша 316-я.
Это их, панфиловцев, генерал-полковник Эрих Гепнер, командовавший 4-й танковой группой, в докладе генерал-фельдмаршалу Федору фон Боку, командующему группой армий "Центр", назовет "дикой дивизией, воюющей в нарушение всех уставов и правил ведения боя, солдаты которой не сдаются в плен, чрезвычайно фанатичны и не боятся смерти". Да, у тех бойцов осенью 1941-го оставалось немного шансов выжить, слишком кровавой была мясорубка. И тем более они не думали о том, как войти в историю. У них оставалась одна участь, одна судьба: стоять насмерть, чтобы остановить врага у стен столицы.В той же прокурорской справке от 1948 года следователи не смогли обойти того факта, что у разъезда Дубосеково в тот же самый день геройски дралась и полегла 4-я рота 2-го батальона 1075-го полка Панфиловской дивизии, потеряв убитыми свыше 100 человек. Фашистские танки не пропустив! К воинскому мартирологу причислили посмертно лишь 28 панфиловцев, но героев в 316-й было куда больше: сотни, тысячи... А символом стойкости нашего солдата тогда, в ноябре 1941-го, стали те 28, о которых написала газета "Красная звезда".
И вот теперь оказывается, если верить разоблачителям мифов, "так называемый массовый героизм" – придумка военных пропагандистов, не более того. Включая и чеканную фразу (сейчас бы сказали: "слоган") политрука Василия Клочкова: "Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва". А главным панфиловским мифотворцем назван сотрудник "Красной звезды" Александр Кривицкий, "вымысел" которого о 28 героях поддержал главный редактор газеты Давид Ортенберг. Они ссылались на рассказы панфиловцев, в частности – комполка Ильи Капрова и комроты Павла Гундиловича...
Стоп! Что-то фамилии у всех фигурантов в следствии, затеянном Главной военной прокуратурой в 1947-1948 годах, того... не вполне русские. Не пытался ли генерал-лейтенант юстиции Николай Афанасьев, с таким пиететом ныне цитируемый, пришить авторов очерков о панфиловцах к раздуваемому в то время "еврейскому делу"? Кстати, секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов, на стол которого легли заключения прокурорского расследования, счел их чересчур поспешными и хода им не дал. Зато теперь на основании этой явленной на свет бумаги делается вывод о "мифологии подвига".
"Мне было сказано, что если я откажусь от показания, что описание боя у Дубосеково полностью выдумал я и что ни с кем из тяжелораненых или оставшихся в живых панфиловцев перед публикацией статьи не разговаривал, то в скором времени окажусь на Печере или Колыме. В такой обстановке мне пришлось сказать, что бой у Дубосеково – мой литературный вымысел". Эти слова Александра Кривицкого, произнесенные в 1970-е, известны. Я же помню другие откровения Кривицкого, друга моего отца (их традицией было ходить вместе с писателем Николаем Грибачевым на байдарках по Десне) и моего старшего коллеги-литгазетовца. "Чтобы ввыбить из оставшихся в живых ппанфиловцев показания о фальсификации журналистами их героизма, следователи не останавливались даже перед ппытками", – говорил заикаясь Кривицкий.
Война закончилась, и на замену гигантской силе героического прецедента приходили иные доблести – бдительность особистов и прокуроров, всю войну понукавших и грозящих расстрелами тем, кого бросали в штыковые атаки, а теперь вылезших из щелей на первый план... А между тем с подачи публициста Александра Кривицкого массовая самоотверженность воинов-панфиловцев превратилась в часть советской многонациональной легенды. В мегамиф – наподобие благородной легенды о 300 спартанцах, спасших от захватчиков Элладу... Под деревней Чернушки татарин Шакирьян Мухамедьянов взошел, словно на Голгофу, на вражеский дзот и стал Александром Матросовым. Более четырех сотен бойцов повторили его подвиг. Пятьсот летчиков совершили "огненный таран" вслед за Николаем Гастелло. Как написала о нем 3 июля 1941 года "Правда", "семья потеряла сына и мужа, Родина приобрела героя". А без пантеона национальных героев любой народ превращается лишь в механический набор индивидов.
"Принципов нет, есть лишь события", – утверждал Оноре де Бальзак. Классик был неправ. Там, где панфиловцы стояли насмерть под Москвой, мы теперь катаем тележки по торговым залам "Икеа", "Ашана" и "Леруа Мерлен". Но забывать своих героев и тем более отправлять их в небытие – не только историческая несправедливость, но и просто подлость.