Максим СОКОЛОВ, "Известия", 16 апреля

Рассуждения об антиамериканизме (хоть российском, хоть нынешнем общемировом) грешат большой расплывчатостью, ибо всякое "анти", всякая фобия отличается многообразием. Претензии к объекту фобии бывают культурные, эстетические, религиозные, экономические, политические, исторические (основанные на старинных обидах) - плюс разные их комбинации. Трудно говорить об антиамериканизме вообще, у "арабской улицы" претензии к Большому шайтану, у леволиберальной "западной улицы" другой сюжет - "Юность обличает империализм", у русского политического класса многое замешено на воспоминании о временах, когда мы с американцами мерились и тягались, теперь же понуро плетемся у них в обозе (ну, разве что порой слегка взбрыкивая). Конечно, и эти различные формы недовольства, войдя в резонанс, могут дать сильный эффект - а могут не войти и не дать, на что американцы справедливо и рассчитывали. "Арабской улицей" уж сколько пугают, и пока ничего особенно страшного, "западная улица" в начале 80-х (размещение евроракет) еще и не то вытворяла, и тоже все обошлось, а уж придавать значение чьим-то ностальгическим чувствам США и вовсе не готовы. "Дворовый пес всегда, глядишь, // Несется вслед за нами, // А лает он, то значит лишь, // Что едем мы верхами", - ответит горделивый стратопедарх на весь ваш антиамериканизм, а наши политологи поддакнут.

К этим, более эмоциональным, нежели рассудочным формам неприятия своей политики США готовы - не впервой, дело привычное. Менее готовы они к той форме неприятия, от которой, собственно, империи и рушатся. Менее готовы (и даже вовсе не готовы), потому что этого рассудочного антиамериканизма мировых элит пока еще и нет. Улица шумит, но верховные политики (причем всех стран) очень и очень сдержанны. Умеренная фронда исторических великих держав, настаивающих в общем-то лишь на соблюдении некоторых приличий, может быть расценена как решительный антиамериканизм только при очень сильной аберрации зрения. И дело тут не в том, что у прочих держав кишка тонка тягаться с Америкой. У СССР в известные периоды его существования кишка была вполне толста, но от всего тогдашнего тягания ничего, кроме глухого клинча, не выходило. Гегемонии рушатся по другой причине - в тот момент, когда остальной мир вдруг решает, что выгоды от сохранения status quo меньше, чем те невыгоды, которые от этого status quo происходят.

Нынешняя сдержанность по отношению к Америке основана не столько на страхе, что несдержанных тут же сотрут в порошок, сколько на опасении, что падение этого дома будет чрезмерно великим. Если бы новая Атлантида взяла и бесследно ушла в пучину, так и черт бы с ней, не особенно и жалко, но беда в том, что при этом образуется водоворот неслыханной силы, в котором не одна Атлантида погибнет. Крах самой большой в мире экономики, крах мировой резервной валюты, перекройка всего мирового баланса сил - мало не покажется. Америка продолжает быть гегемоном от убежденности малых сих (т. е. всех остальных) в том, что несправедливость лучше беспорядка. Pax romana (resp. - americana) вопреки частому заблуждению переводится не как мiр-вселенная, управляемая Римом, Америкой etc., а как мир-отсутствие войны и беспорядка, гарантированный Римом etc.

Однако если гегемон сам начинает быть источником беспорядка - и чем дальше, тем больше, - желания мириться с несправедливостью его владычества делается все меньше. Зачем платить за производство всемирного хаоса униженной покорностью? - этого удовольствия можно и бесплатно поиметь quantum satis. В какой-то момент подвластными овладевает идея, что уж лучше беспорядок, чем такой порядок, ничем от хаоса не отличающийся, - после чего прах былого гегемона в очень сжатые сроки бесследно развеивается по ветру. А в ожидании этого финала идет незамечаемая, но постоянная калькуляция порядка и беспорядка, производимого Америкой. Когда баланс окончательно уйдет за красную черту, тогда и настанет настоящий антиамериканизм с гарантированным летальным исходом.

Беда нынешнего гегемона (как, впрочем, и всех предшествующих) в том, что этой грозной калькуляции он в упор не видит, ибо любому управителю (тем более столь всевластному) очень трудно применить лично к себе ту мысль, что всякая власть в принципе условна и основывается на убеждении подвластных в том, что управитель может быть сколь угодно неприятен, но при этом он выполняет некоторую необходимую функцию, без которой никак нельзя. Удержание от хаоса, например. Пропадает убеждение - пропадает и управитель. Весенней кампанией 2003 г. (а ведь готовятся еще и другие) США сделали неимоверно много для разубеждения в своей нужности.