Елена СЪЯНОВА, "Известия", 12 мая

На скамье Нюрнбергского трибунала не оказалось трех ключевых фигур гитлеровского рейха - Гиммлера, Геббельса и Бормана. Те, кто по праву заслужил звание нацистских преступников первого ранга, сумели уйти от возмездия. При этом - существенный момент! - они не сбежали. Более того, даже не предпринимали попытки скрыться из агонизирующей Германии, хотя имели такую возможность и, конечно же, догадывались, что может их ждать. Почему они не спрятались, как Осама бен Ладен или Саддам Хусейн?

Гиммлер. Когда пепел не уходит в землю

"Без меня у европейских государств нет будущего! Поэтому им придется примириться с моим пребыванием на посту министра полиции. Ради своего же спокойствия и порядка. Эти ср...ные демократы целиком зависят от меня. Иначе на континенте воцарится полнейший хаос."

Так в апреле 1945 года со спокойной усмешкой говорил человек, никогда не отличавшийся склонностью к иллюзиям. Командующий "черного рейхсвера" - СС Генрих Гиммлер и весной 45-го держал под контролем обширные территории Северной Европы, ключевые города и порты, владел огромным арсеналом новейшего оружия, тайниками с золотом и валютой. А "бюрократия СС, - цитирую Шпеера, - даже в последние месяцы войны работала так, словно ничего не происходило".

Объяснение простое. Какой бы громоздкой и забюрократизированной ни выглядела структура СС, Гиммлер сумел отлично подготовить ее к любым метаморфозам. "Моя система так выстроена, что является образцом для всех будущих государств, а мой личный аппарат - ящерица, которая всегда вывернется, оставив ловцу хвост, - хвастался он еще в ноябре 1944 года. - Вот этот хвост и станет вводить в заблуждение".

Правда, прежде чем начать "мимикрировать", системе предстояло замести следы - спрятать архивы, уничтожить опасных свидетелей и улики. Например, в виде человеческих тел, общего числа которых уже никто и никогда не подсчитает. Здесь дела шли не так гладко. В конце марта 1945 года командиры эйнзацгрупп в своих донесениях жаловались, что "трупы горят чересчур медленно, а пепел, который длинными полосами рассыпают вдоль дорог, упорно не желает уходить в землю: черные ленты вьются по зазеленевшим полям". Кальтенбруннер предлагал "ускоренные методы" - взрывать целыми лагерями, топить баржами, пока еще есть выход к морям. Шеф гестапо Мюллер советовал опробовать артобстрел и налет авиации, например, на лагерь Заксенхаузен.

Пока следы заметались, Гиммлер заботился о кадрах. "Главное богатство - люди", - часто повторял он знакомое нам изречение. И руководящий аппарат СС еще с февраля начал расползаться, уходить крысиными тропами: кто покрупнее - за границу; мелочи было приказано "временно затеряться среди солдат рейхсвера." Самая "крупная рыба", отобранная лично рейхсфюрером, уплывала на субмаринах нового типа U, проходивших без дозаправки по 300 миль и берущих на борт до 250 тонн груза. (Очень скоро Южная Америка и Ближний Восток будут поражены гиммлеровской "инфекцией" и начнут болеть собственными разноцветными диктатурками).

Еще с 1943 года была запущена операция "Бернгард" - по производству фальшивых денег. Отто Скорцени было поручено подобрать в концлагерях граверов, художников, наборщиков. Особенно хорошо удавались фунты стерлингов. Эксперты швейцарских банков не могли отличить их от настоящих. Фальшивки смешивались с подлинными деньгами (вырученными от проданного антиквариата и переплавленных золотых коронок) и тоже утекали в надежные места.

Гиммлер сам называл эти деньги грязными. Но по его понятиям он имел право и на чистые деньги. Под "чистыми" подразумевался золотой запас НСДАП, слитый, например, из аризированного имущества и мародерских рейдов по "культурным местам" поверженной Европы.

Словом, весной 45-го года Генрих Гиммлер отнюдь не проявлял ни растерянности, ни беспокойства. В отличие от других вождей рейха он имел четкий план: привлечь на свою сторону союзников смертельного врага - Советской России - и предложить им себя в качестве главы спасительного оплота от "надвигающегося с востока большевизма".

"Отказавшись от моих услуг, вы обречете Европу на раскол на два лагеря - цивилизованный и большевистский", - уже открытым текстом предупреждал Гиммлер британского фельдмаршала Монтгомери в мае 45-го в заготовленном заранее письме, которое собирался передать лично.

Известие о самоубийстве Гитлера Гиммлер получил сразу же, 30 апреля, и немедленно отправился к новому рейхспрезиденту Деницу, чтобы обсудить планы и начать действовать. Гиммлер был убежден -пришел "золотой" час СС как "международной опоры против коммунизма".

Но во Фленсбурге, на борту судна "Патрия", во временной штаб-квартире нового правительства, рейхсфюрера ожидало первое фиаско. Здесь о будущем Европы думали гораздо меньше, чем о собственном будущем. Во Фленсбурге "историческую роль" Генриха Гиммлера видели иначе: вот человек, на которого можно переложить всю ответственность за кровавые грехи национал-социализма. От рейхсфюрера отвернулись все.

Но Гиммлер не собирался сдаваться. Его "черная гвардия", мощная и дееспособная, которую он еще мог собрать в кулак, должна была бы начать с того, чтобы "разметать это "национальное правительство", как навозную кучу". Гиммлер считал, что его предали. (Законная расплата за собственное недавнее предательство - тайные переговоры за спиной Гитлера). И возникла мысль - лично явиться к Монтгомери и обсудить с ним план действий.

"Навозная куча", однако, помогать Гиммлеру не собиралась. "Ни самолета, ни достойного сопровождения, ни даже приличных машин, - вспоминал позже секретарь Гиммлера Брандт. - Все одобрили его решение лично предстать перед Монтгомери, но ни один не желал быть заподозренным в причастности". Гиммлер покинул Фленсбург налегке, с секретарем Брандтом и врачом Карлом Гебхардом. (Своего адъютанта Гротмана рейхсфюрер еще раньше отправил доставить часть сотрудников на базу под Рондорфом, где эсэсовцам спешно делались пластические операции.)

Дальше на две недели Гиммлер и его спутники выпадают из поля зрения историков. Всплывают они лишь 23 мая. Именно тогда - в день ареста правительства Карла Деница - всех троих задержали британские посты. Гиммлер снял с глаза черную повязку, помогавшую ему оставаться неузнанным при переходе через Голштинию, надел очки и, назвав свое имя коменданту лагеря 031 капитану Сильвестеру, потребовал предоставить ему возможность встречи с Монтгомери. Срочно прибывшим сотрудникам Secret Service он повторял - немедленная встреча с фельдмаршалом!

Существует несколько версий последующих событий. Но достоверно известно лишь о предсмертной минуте рейхсфюрера. Из опасений лишиться последней, спрятанной во рту, капсулы с ядом (остальные у него уже изъяли), Гиммлер скорее импульсивно, чем сознательно, раздавил ее зубами и... через несколько секунд рухнул к ногам начальника секретного отдела английских экспедиционных сил и собиравшегося произвести осмотр врача.

При этом абсолютно уверенно можно сказать: Гиммлер не собирался умирать. Среди свидетельств о его последних днях есть и такое: сидя на камне у обочины какой-то дороги (машина сломалась еще в начале пути), без привычного мундира и орденов, недавний рейхсфюрер с юмором говорит своим спутникам, что ощущает себя "олимпийцем, на время сошедшим с горы поглядеть на возню смертных, приобщиться к их чувствам, а то и просто походить по траве". У него была железная убежденность: никуда Запад не денется. Гиммлер - реальная фигура. За ним - сила. За ним - СС.

Не сложилось.

Геббельс. Прилет пьяного фельдфебеля

В отличие от Гиммлера Йозеф Геббельс никогда не собирался играть самостоятельной роли, потому и не помышлял о бегстве. "С фюрером я погибну, с фюрером я воскресну!" - повторял он.

Секрет "собачьей" преданности Геббельса вождю кроется как в его собственном характере, так и в характере работы, которую он делал.

Было лишь два кризисных периода, когда Геббельс "идейно пошатнулся". Первый, совсем короткий, - в 1925 году: примкнув к "социалистическому" крылу в НСДАП, Геббельс громогласно потребовал исключить из партии "мелкого буржуа Адольфа Гитлера". Второй - в 1938 году: период ухаживаний Геббельса за "неполноценной славянкой" чешской актрисой Бааровой. Но этот роман - лишь внешняя сторона, суть охлаждения в другом.

"Фюрер вступил в полосу триумфов. Он стал меньше во мне нуждаться, - сказал тогда Геббельс. - Прежде Гесс "играл" его для партии, а я для народа, пока он был королем. Теперь он император, бог! Он самодостаточен. Ничего! Когда начнется полоса неудач, он еще обо мне вспомнит."

Началась война, а с ней и первые неудачи. Но народу, по мнению Геббельса, знать о них не полагалось. И он действительно стал одним из самых необходимых, а значит, и самых близких к Гитлеру людей.

Геббельс и сам не мыслил себя вне фюрера. По-настоящему счастлив он был лишь тогда, когда "сочинял реальность и заставлял жить в ней миллионы", как говорил один из его секретарей. Сам Геббельс в письме к приемному сыну Гаральду так сформулировал кредо пропаганды "периода неудач": "Не важно, ЧТО сделано, важно, КАК о том сказано. Когда я называю поражение победой, я не лгу. Я ДЕЛАЮ поражение победой .., для тебя, для твоей матери, брата и сестренок, для народа (…), для себя самого. Я делаю всех нас счастливыми. Жизнь и борьба должны быть радостны, а поражение и смерть - только миг! Миг страданий - подумаешь! К тому же, там, где смерть, там нас уже нет".

Безусловно, конец Гитлера и его режима становился и концом Йозефа Геббельса, потому и его уход туда, где "нас уже нет", вполне логичен. Однако в последних днях семьи Геббельсов все же остается нечто такое, от чего берет оторопь. Отравление детей родителями ...

Их было шестеро - пять девочек и один мальчик. Хорошо известно письмо Магды Геббельс уже упоминавшемуся сыну Гаральду, в котором написано, что мир без фюрера убог и скучен и что, уходя, они готовы взять с собой детей. (Это "готовы" при переводе обычно опускается). Есть два свидетельства о том, что Магда до последнего все же могла рассчитывать на спасение детей. "Прослушка" ставленника (читай: шпиона.- Авт.) Гиммлера генерала Бергера в бункере фюрера зафиксировала обещание, которое дала Магда Роберту Лею, лидеру гитлеровского Трудового фронта, старому деятелю НДСАП (Лей тогда совершал постоянные одиночные перелеты между Берлином и Бергхофом). В довольно грубой форме Лей заявил Магде, что ее старшей дочери Хельге 13 лет и "за нее они решать не имеют права", напомнил и о первой юношеской влюбленности между Хельгой Геббельс и своим младшим сыном (дети были ровесниками).

" ... - Но я не смогу отдать тебе ее одну! - истерический крик Магды.

-Значит, отдашь всех! - реплика Лея.

(Пауза)

- Хорошо. Но только тебе. (Последние слова Магда произносит шепотом)".

Следующее свидетельство оставил помощник начальника личной охраны фюрера Раттенхубера Хегель.

... 28 апреля, вечер. На шоссе Восток-Запад, прямо под дула русских орудий, садится самолет. В нем - пьяный фельдфебель. Этот фельдфебель проходит вслед за Хегелем в комнату, где сидит Борман, не церемонясь, бросает летный шлем в кресло; сам плюхается в другое. Борман не успевает отреагировать - появляется Гитлер. С Гитлером - его овчарка Блонди. Когда фельдфебель встал навстречу фюреру, тренированный пес делает три прыжка в сторону незнакомца и внезапно... с собачьей симпатией ставит ему на грудь лапы. "Фельдфебель" стаскивает с головы парик, отдирает усы и превращается в Роберта Лея.

Лей, по свидетельству Хегеля, заявил, что у него в самолете "четыре места, но дети маленькие". За этой сценкой последуют другие - страшные и постыдные.

Борман понимал, что Гитлер не захочет отпускать детей, боясь, что в бункере наступит всеобщее "ослабление" и даже паника: все станут рваться наверх, откажутся от последних иллюзий. И Борман не скажет Магде, кто прилетел; она, как и все, будет думать, что прибыл фельдфебель с приказом вывезти из Берлина нового командующего Люфтваффе Грейма. Лею же Борман солжет, что Магда уже переправила детей под флагом Красного Креста в итальянское посольство...

Борман. Неучтенная русская мина

Борман не меньше самого Гитлера желал стабильности в бункере. Он подчинился приказу фюрера находиться рядом и не делал попыток сбежать. Но логика в его действиях была своя.

Оставаясь с Гитлером до последнего, Борман рассчитывал всех "пересидеть" и получить из рук фюрера преемственную, а значит, законную власть. Борман знал, что значит быть главой правящей партии: в этом случае даже "человек из спецслужб" Гиммлер был бы ему не конкурент, поскольку "фюрер-принцип" так прописан, что делает главу НСДАП неподконтрольным. Бормана не смутил тот факт, что Гитлер сам нарушил фюрер-принцип, в своем завещании разделив власть на троих: Деница Борман считал "тусклым" и надеялся от него избавиться, а Геббельс... А Геббельс и сам уйдет. К тому же Борман владел тайной "золота партии" (тех самых "чистых" денег, о которых мечтал Гиммлер). Бормана не обескуражило даже то, что в последние дни Гитлер утратил к нему прежнее доверие, перехватив сфальсифицированную Бергером телеграмму: "С перемещением на юг за океан согласен. Борман" и вручил все карты, шифры и коды по альпийским шахтам одному Лею, оставив ему и свободу перемещения. Бормана же Гитлер решил держать при себе, но того это не смутило. Во-первых, занимаясь технической стороной, Борман все карты и коды держал в голове, а во-вторых, "пересидев" Гитлера и получив законную власть над партией, он, по его мнению, отделался бы и от "фантазера" Лея.

И вот - 30 апреля. Шесть пистолетных выстрелов над чадящим трупом Гитлера - последняя почесть. Борман у цели. Теперь оставалось только выбраться из подземного царства - и из тени Гитлера, чтобы обрести наконец вожделенную власть. Три броневика и взвод автоматчиков должны были обеспечить прорыв. (В портфеле Бормана среди прочего имелся и план перевода партии на нелегальное положение - фюрер-2 готов был работать и в подполье).

Все просчитал Мартин Борман, кроме одного - русской мины, внезапно упавшей рядом и прошившей осколками тело того, чьим именем немцы должны были бы вскоре приветствовать друг друга: "Хайль, Борман!"