Шамсудин Мамаев, "Русский журнал", 23 Сентября, 1 и 7 октября 2002

Часть 1

Как известно, вспыхнувшую после распада СССР борьбу Вашингтона и Москвы за контроль над путями доступа к каспийской нефти сразу же окрестили "Большой игрой" XXI века. По аналогии с давнишней борьбой Лондона и Москвы за контроль над Средней Азией и Афганистаном. "Окружающая нас действительность выковывается нашим языком" - утверждает гипотеза Уорфа-Сейпира. "Теургией" называли древние греки жреческое искусство, с помощью которого люди влияли на события посредством заклинаний. Теургическое влияние названия "Большая игра" - в первую очередь, на американских стратегов - несомненно: только этим можно объяснить шокирующую неожиданность терактов 11 сентября. Ибо из-за "евроцентризма" этого названия все упустили главную особенность нынешней "Большой игры" - в ней с самого начала присутствовал самостоятельный игрок с Востока, и она с самого начала была трехсторонней. Хотя эта "третья сила" всегда была весьма активна и агрессивна, и не заметить ее было просто невозможно. Первой ее жертвой стала Россия. Второй - Америка. Не считая, конечно, народов тех геополитических плацдармов, где развертывалась Игра - Афганистан, Чечня, Дагестан. А имя ее - простонародное, ввиду отсутствия научного - ваххабизм, и объективно, с точки зрения политико-экономических интересов "Большой игры", эта сила представляет интересы саудовских нефтяных элит. Просто на счетах этих элит в самих США порядка 700 млрд. долларов, и это очень мощный теургический щит.

Когда Усама и его арабские моджахеды воевали в Афганистане за фундаменталистские ценности своей цивилизации, то "Аль-Каида" создавалась ими не для войны с русскими или американцами, а для экспорта этих идей в мусульманские страны - замены светских режимов на шариатские. Другими словами, бен Ладен и его "База" играют сейчас в мусульманском мире примерно ту же роль, которую в свое время пытался играть Троцкий со своим IV Интернационалом - роль инициаторов перманентной мировой, в данном случае - исламской, революции. Именно поэтому виртуальное столкновение бен Ладена с Америкой было неизбежным и закономерным, поскольку последняя возложила на себя "глобальную ответственность" за состояние дел в посткоммунистическом мире. Однако до "двойного удара" бен Ладена по американским посольствам в Африке в августе 1998 года Вашингтон считал его всего лишь саудовским диссидентом-террористом и, похоже, не подозревал о существовании международной сети террора. Точно так же, как саудовец Хаттаб, приехавший в Чечню где-то в 1995 году, всеми, даже российскими спецслужбами, рассматривался как обычный наемник или доброволец, а не как комиссар "Аль-Каиды". Всеми, кроме Шамиля Басаева. Который, набравшись в Абхазии опыта, в апреле-июле 1994 года прошел еще и теоретический курс в лагере моджахедов в Хосте, Афганистан, и который - после начала чеченской войны - взял Хаттаба в свой спецбатальон и предоставил ему возможность заниматься именно тем делом, которое теперь считается фирменным почерком "Аль-Каиды": финансирование партизанской войны, планирование и проведение терактов, создание тренировочных лагерей, идеологическая индоктринация молодежи и т.п.

Настоящая Игра на Кавказе - схватка между Западом и Москвой за чеченскую "трубу" - развернулась лишь после окончания "первой чеченской" войны. Ее первый этап - с ноября 1996 года по октябрь 1997 - можно условно назвать "атакой Березовского", второй - с октября 1997 по апрель 1998 года - "атакой Нухаева", представлявшего тогда интересы Лондона и "Бритиш Петролеум". Однако в конечном счете победу в этой схватке одержали Хаттаб и натренированные им ваххабиты. Отрубленные головы английских инженеров, а затем вторжение в Дагестан - эти два события поставили окончательную точку как в судьбе чеченской "трубы", так и в соответствующей главе "Большой игры". Точку вполне закономерную - в отличие от Запада и России, арабским нефтяным шейхам нужна неработающая чеченская труба.

"Мы воюем против режима Б.Ельцина и его международных покровителей. Патриоты России, которые проклинают Б.Ельцина, США, Израиль, должны были бы видеть в мусульманах Дагестана своих союзников. Мусульмане Дагестана считают, что русские должны освободиться от собственной верховной власти, которая обкрадывает и унижает Россию. Тогда в будущем Исламский Кавказ может стать ключевым союзником русских в борьбе против "Нового мирового порядка" - так обратилась дагестанская Шура к "русским патриотам" сразу после разгрома в Дагестане. Обращение очень напоминает известный лозунг "превращения империалистической войны в гражданскую". Но как и большевики, исламские революционеры не шутили: для бен Ладена и Хаттаба основной враг - США и Израиль. И по большому счету именно с ними они и воевали на Кавказе - поскольку в "Большой игре" Кавказ был ключом к запасам каспийской нефти и, соответственно, угрозой для арабского "нефтяного оружия". В то время как России в этом соперничестве Запада и Востока выпадала судьба "больного человека". С которым - после Чечни и до Дагестана - и договариваться большого смысла не имело.

В начале Игры была война

Для тех американских лоббистов и магнатов бизнеса, который присутствовали на небольшом совещании в Белом Доме 6 августа 1996 года то, что говорил им глава "Амоко" Т.Дон Стейси о стратегическом значении азербайджанской нефти, казалось вряд ли достойным внимания. И только один человек отреагировал - "не дожидаясь, пока Дон Стейси закончит свое сообщение, президент Билл Клинтон вскочил со своего места и, чтобы прояснить несколько геополитических тонкостей, бросился к доске и нарисовал на редкость точную карту каспийского региона. Так что не успело совещание закончиться, как "Амоко" получило то, чего хотело, - обещание Клинтона пригласить в Вашингтон президента Азербайджана Гейдара Алиева", - описала 4 октября 1998 года "Вашингтон Пост" историю прорыва на Каспий американской нефтяной компании "Амоко". К этому можно добавить, что ровно через год президент Клинтон действительно встретился с Гейдаром Алиевым и, пообещав добиться в Конгрессе снятия экономических санкций с Азербайджана, лично поприсутствовал на подписании нового соглашения Баку с концерном на разведку каспийской нефти. А еще через три месяца, в ноябре 1997 года, администрация Белого Дома презентовала миру свою программу создания "евразийского транспортного коридора" в обход России. Учитывая же тот факт, что фактический автор программы, Збигнев Бжезинский, стал политическим советником "Амоко", можно смело считать, что именно день 6 августа 1996 года положил начало послевоенной "большой Игре" Вашингтона вокруг каспийской нефти.

Однако американская газета в своем историческом обзоре не обратила внимание на самое интересное - на то событие, которое скорее всего и пробудило в этот день столь жгучий интерес президента Клинтона к карте Каспия. Ибо вот как описывается этот день в хронике чеченского конфликта "Мемориала": "6 августа в 5.50 в Грозный вошли вооруженные формирования ЧРИ. В первые же часы штурма федеральные силы понесли большие потери. Подготовка штурма не была тайной ни для жителей, ни для военных. Ситуация требовала решительных действий, но масштаб катастрофы, видимо, не был осознан ни федеральным командованием, ни московскими чиновниками - и те, и другие более всего стремились не омрачить дурными известиями предстоящую инаугурацию Б.Н.Ельцина". И только на следующий день после инаугурации российский президент начал действовать - 10 августа он объявил в стране день траура и предоставил Александру Лебедю необходимые полномочия для ведения переговоров о мире. Так что, как видим, реакция Вашингтона опередила реакцию Москвы как минимум на 4 дня. Ну а что можно еще ждать от "больного человека"?

Атака Березовского

Падение Грозного и последовавшие за этим Хасавюртовские соглашения означали окончательную утрату Москвой своего "имперского статуса" на Кавказе, и это открыло Вашингтону путь для объявления кавказского региона зоной своих жизненных интересов и прокладки здесь своего "главного" нефтепровода. Миссия генерала Лебедя завершилась установлением мира в Чечне - свою же "большую контригру" Кремль повел в этом регионе с помощью Бориса Березовского. В ноябре 1996 года он, в качестве замсекретаря Совета Безопасности России, отправился в первое официальное турне по трем закавказским столицам и Алма-Ате. Российский олигарх занял жестко конкурентную позицию против западного капитала - позже он подтвердит ее в Давосе, - утверждая, что российский капитал может сам обеспечить разработку своих нефтяных месторождений. В том числе, естественно, и в Чечне. Но "деньги в обмен на безопасность". Причем понятно, что Москва никак не могла согласиться выплачивать "контрибуцию" (или репарации) на восстановление независимой Чечни, как этого добивался Грозный. Поэтому деньги должна была дать "большая" каспийская нефть. Нефтекомплекс Чечни приватизируется, полевые командиры вместо врезок в "трубу" получают свои пакеты акций, а их отряды становятся на охрану трубопровода. Азербайджан и западные нефтяные компании приобретают уверенность в стабильности российского нефтемаршрута. Частный российский капитал инвестирует в чеченскую экономику, и мятежная Чечня мягко интегрируется в российское экономическое пространство. После чего неизбежно произойдет и ее политическая реинтеграция. Примерно таков был первоначальный расчет российского олигарха, описанный в ноябре 1996 года "Коммерсантом". Хотя сам Борис Березовский никогда публично российскую общественность со своей концепцией чеченского урегулирования не знакомил. Да и "соответствующие органы", судя по недавним заявлениям Ивана Рыбкина, знакомятся с этой утопией только сейчас - в рамках возбужденного уголовного дела.

Российско-азербайджанский нефтепровод был готов к эксплуатации уже в январе 1997 года. Кроме 153-километрового чеченского отрезка - это примерно одна одиннадцатая часть трубы. По словам Юрия Лисина, вице-президента компании "Транснефть", занимавшейся техническим обеспечением проекта, нефтепровод в Чечне было вполне реально восстановить за 20-25 дней и за сумму примерно в 1,2 млн. долларов. Но в феврале председатель чеченской Южной нефтяной компании Хож-Ахмет Яриханов заявил о желании пересмотреть условия российско-азербайджанского договора. Позиция Грозного заключалась в том, что Чечня должна быть самостоятельным субъектом договора, то есть третьей стороной. В результате соглашение о транзите нефти между Москвой, Грозным и Баку было подписано лишь 11 июля. Явно не последнюю роль в этом урегулировании сыграл визит 1 июля в Баку чеченского президента Аслана Масхадова, имевшего долгую уединенную беседу с президентом Азербайджана Гейдаром Алиевым. Политику решили отложить в сторону: с российской стороны соглашение подписал первый вице-премьер правительства РФ Борис Немцов, со стороны Азербайджана и Чечни - главы нефтяных концернов. Официальное открытие нефтепровода было назначено на 1 октября 1997. Все это означало, что Запад тоже был - в принципе - заинтересован в подобном соглашении. Хотя бы по той причине, что в это время "северный маршрут" транспортировки азербайджанской нефти был единственно возможным. Но в самой Чечне в этом были заинтересованы далеко не все: за день до подписания трехстороннего соглашения Шамиль Басаев подал заявление об отставке и, несмотря на просьбы Масхадова, вышел из состава правительства. А через две недели другой министр Масхадова, Мовлади Удугов, провел учредительный сьезд "исламской нации" Чечни и Дагестана. В то время, как секретарь Совета Безопасности Дагестана Магомед Толбоев выступил с заявлением о том, что в Чечне создаются специальные отряды для дестабилизации ситуации в его республике.

В августе 1997 года, сообщает NY Times, в Вашингтоне Мадлен Олбрайт и высшие чиновники госдепа прослушали специальный брифинг ЦРУ на тему каспийской нефти. На брифинге были представлены материалы, собранные спецгруппой технических экспертов разведки, объехавших под видом инженеров прикаспийские районы юга России, Азербайджана, Казахстана и Туркмении для скрытого сбора данных о здешних запасах нефти. Выслушав доклад, Мадлен Олбрайт сделала вывод, что работа по формированию будущего этого региона будет "одной из самых увлекательных наших задач". И в том же августе по приглашению Билла Клинтона Гейдар Алиев приехал в Вашингтон и подписал соглашение с "Amoco". Так началась работа над разработкой проекта трубопровода Баку-Джейхан.

Зато российско-чеченские переговоры уже в сентябре зашли в тупик. Формальной причиной спора стал нефтяной тариф за перекачку нефти: чеченская сторона требовала включить в него "контрибуцию" - деньги на восстановление чеченской экономики. Москва же настаивала, что деньги на восстановление Чечни должны оговариваться отдельным соглашением. Действительно, финансовая цена вопроса была смехотворной - по российским расценкам максимально возможный доход от чеченского нефтепровода никак не мог превышать $7 млн. в год. И даже увеличение этого тарифа в разы принципиально ничего не меняло - восстанавливать Чечню на такие деньги было невозможно. И в то время как Борис Немцов, пригрозив Масхадову строительством обходного нефтепровода через Дагестан, все же заставил последнего подписать договор о транзите азербайджанской нефти, секретарь Совета Безопасности РФ Иван Рыбкин и его заместитель Борис Березовский предложили Грозному свой план по восстановлению Чечни. Он сводился к тому, что Чечня подписывает "широкое политическое соглашение" с Москвой, а последняя дает ей деньги на восстановление экономики. 11 октября они передали Аслану Масхадову официальное приглашение послать в Москву чеченскую делегацию для обсуждения проекта политического договора в Госдуме. Однако чеченский президент, под давлением вице-президента Вахи Арсанова и фактического министра иностранных дел Ичкерии Мовлади Удугова, отказался. Взамен он получил английский пряник в виде обещаний капвложений в $3 млрд. долларов под чечено-грузинский проект "Кавказкого общего рынка" Хож-Ахмеда Нухаева. Последний тайно, вместе с английской делегацией, прилетел в Грозный 13 октября. И вместо поездки чеченской делегации в Москву состоялась поездка Вахи Арсанова в Тбилиси, где он заявил о желании Чечни строить нефтепровод Грозный-Тбилиси. Другими словами заявил о желании Грозного подключиться к трубе Баку-Джейхан. Атака Березовского захлебнулась.

На самом деле, предложение Грозному подписать "широкое политическое соглашение" с Москвой уже само по себе означало провал ноябрьского плана Березовского - по крайней мере, в той форме, в которой его изложил "Коммерсант". Поскольку никакого притока российских частных инвестиций за этот год так и не произошло, то соглашение по статусу Чечни вновь становилось предусловием для ее финансирования. И скорее всего, вновь за счет скудного российского бюджета. На этом фоне английский пряник выглядел значительно более привлекательно - Грозному предлагали деньги, большие деньги, и без всяких политических предусловий. Возникает, естественно, вопрос, зачем это нужно было Лондону.

Часть 2

Конкуренция по-ичкерийски

В тот самый август 1997 года, когда президент США Билл Клинтон предложил президенту Азербайджана Гейдару Алиеву проект нефтепровода "Баку-Джейхан", состоялась и последняя встреча президентов России и Чечни. Состоялась она 20 августа, а за несколько дней до этого произошло несколько примечательных событий. Во-первых, 16 августа президент Чечни Аслан Масхадов направил в Вашингтон официальное письмо президенту Международной торгово-промышленной палаты США-Кавказ господину Хож-Ахмеду Нухаеву, где выразил поддержку "программе Кавказско-Евразийского общего рынка, которую Вы вместе с премьер-министром Грузии Нико Лекишвили объявили на ежегодном международном форуме в г.Кранс-Монтана в Швейцарии 27 июня 1997 года". Во-вторых, через день в Москву наконец-то прибыла освобожденная из чеченского плена группа тележурналистов НТВ во главе с Еленой Масюк, а 19 августа Игорь Малашенко публично обвинил вице-президента Чечни Ваху Арсанова в том, что именно его люди похитили и получили выкуп за них. Это подтвердил замсекретарь Совбеза России Борис Березовский. За что потом оба получили выговор от президента России Бориса Ельцина: так и началась конкурентная борьба между российскими олигархами и Лондоном за контроль над "северным маршрутом" транспортировки нефти. Интересы Лондона в Чечне представлял как раз вице-президент Ваха Арсанов.

Подвергшись атаке, Ваха Арсанов разбушевался - он возбудил против Бориса Березовского уголовное дело, и тот почти два месяца избегал появляться в Чечне. Вслед за этим публично порассуждал о возможности расстрела на площади российского руководства. Устроил скандал из-за обычного таможенного досмотра его самолета при вылете из Чечни. И наконец, 2 октября он выгнал все российское представительство из Грозного. Все это воспринималось российской стороной как истерика оскорбленного рэкетира, однако на деле за всем этим стоял и расчет политика.

13 октября 1997 года российские СМИ сообщили о сенсационном похищении в Грозном сразу двух высокопоставленных чиновников - руководителя грозненского телевидения Лемы Гудаева и пресс-секретаря президента Чечни Казбека Хаджиева. Первый был перехвачен на выезде и увезен в неизвестном направлении, а второго люди в камуфляжной форме увели прямо из служебного кабинета. Официальные чеченские власти тут же опровергли эти сообщения, на следующий день "похищенные" вновь появились на работе, и шумиха быстро улеглась. Но главное было сделано - благодаря беспрецедентным мерам предосторожности московская пресса так и не узнала, что в этот день в Грозном высадился первый английский "бизнес-десант" в лице представителей финансовой группы Джеймса Голдсмита. Поскольку обычные самолеты в Грозный не летали, то не исключено, что они прилетели как раз на самолете Вахи Арсанова. А вышеупомянутые чеченские чиновники всего лишь присутствовали - по долгу службы - на подписании протокола намерений о передаче в аренду англичанам чеченского нефтекомплекса. И та внезапность, с которой "люди в камуфляже", никому ничего не объясняя, уводили чиновников с работы, лучше любых слов говорит, насколько неожиданным был этот "бизнес-десант" даже для самих чеченских правительственных структур.

Составлено "в присутствии и при поддержке Его Превосходительства Аслана Масхадова, Президента Чеченской Республики Ичкерия" - так было записано в протоколе намерений. Кроме него с чеченской стороны подписался Хожахмед Нухаев, а с английской стороны - лорд Алистер Макальпайн и еще три члена команды Голдсмита. Этот шотландский лорд в течении 15 лет был казначеем Консервативной партии, и теперь, когда Маргарет Тэтчер, экс-премьер Великобритании и "железная леди" британского консерватизма, стала советником British Petroleum, он сделался ее бизнес-послом в далекой Чечне. И в качестве платы за аренду чеченского нефтекомплекса бывший казначей пообещал собрать для его восстановления не менее 3 млрд. долларов. Для сравнения - в рамках ныне действующего инвестиционного проекта "Юг России" полпред ЮФО Виктор Казанцев должен собрать для всего юга страны лишь примерно треть этой суммы.

Однако вице-президент Чечни Ваха Арсанов, сделав 17 октября свое заявление в Тбилиси о развороте чеченской "трубы" на юг, выдал желаемое за действительное - в намерения Лондона входило не закрытие "северного маршрута", а лишь взятие его под свой контроль. Но для этого необходимо было устранение Березовского, выступавшего против участия иностранного капитала в российских, в том числе и чеченских, нефтеинвестициях. "Никто не мешает России участвовать в честной конкуренции. Я резко отрицательно отношусь к политике Березовского на Кавказе. Тем не менее, я первый буду приветствовать участие капитала Березовского в нашем проекте", - заявил по этому поводу Хожахмед Нухаев. Примерно такой же была и позиция российских "молодых реформаторов" - они выступали за привлечение иностранного капитала и единые правила игры. И 5 ноября, после провала политического плана Рыбкина-Березовского, Анатолий Чубайс, тогда глава президентской администрации, все же сломил сопротивление президента Ельцина и добился отставки замсекретаря Совбеза. Западный капитал должен был дать деньги на восстановление Чечни и тем самым спасти мир в России - такова была скрытая, хотя далеко не единственная, подоплека этой отставки. И в этот же день Хож-ахмед Нухаев передал в "Независимую газету" подписанный им с англичанами протокол намерений о восстановлении чеченского нефтекомплекса.

Смысл и лейтмотив программы "Кавказского общего рынка" (КОР) можно выразить одной фразой: это был первый вариант западной программы воссоздания "Шелкового пути". Его разработала группа экспертов во главе с Жаком Аттали, бывшим директором ЕБРР. Южные районы России, весь Кавказ и Западное побережье Каспия превратятся в общее экономическое пространство (в проекте предусматривалась даже возможность создания общей валюты в рамках "кавказско-евразийского платежного союза"), а Кавказ станет главным перекрестком на пути из Астрахани в Бейрут и из Парижа в Шанхай - такова была идея. И что знаменательно - поначалу в финансировании проекта предусматривалось участие и Востока: саудовский миллиардер Хашогги заявил в Кранс-Монтане, что саудовские инвесторы обеспечат половину (от $100 млн.) уставного капитала Кавказского инвестиционного банка, предусмотренного в рамках проекта. Что так и осталось пустыми обещаниями - в отличие от англичан, саудовские инвесторы в Чечне не появились и никаких инвестиционных проектов для нового "Шелкового пути" не представляли. Вместо них в Чечне поработал Хаттаб и местные ваххабиты, принявшие самое активное участие в срыве этого проекта.

"Великий шелковый" сквозь Чечню не прошел

Лондон не требовал от Грозного никаких политических соглашений и договоров, но одно условие он поставил жестко - президент Масхадов должен навести порядок у себя в республике. Так что уже в ноябре лорд Макальпайн выразил желание послать группу бывших английских спецназовцев в Чечню и профинансировать проект освобождения английских заложников - преподавателей Камиллу Карр и Джеймса Джона, захваченных неизвестными боевиками в Грозном 4 июля 1997 года. То есть буквально сразу после возвращения Аслана Масхадова из исторической - в рамках Игры - встречи в Баку. Похитители не требовали за них выкупа и, похоже, с самого начала намеревались использовать их в политических целях - для дискредитации чеченского президента и блокирования его пути на Запад. Сам лорд Макальпайн свой интерес к их освобождению объяснил тем, что иначе дела в Чечне вести будет невозможно. Однако Хож-ахмед Нухаев, заявив на пресс-конференции об участии российских спецслужб в этом похищении, политизировал дело, насторожил Москву - и проект сорвался. Затем на тему освобождения англичан вел переговоры в Грозном пакистанец Имран Хан, тоже партнер КОР. Как вдруг в начале 1998 года Мовлади Удугов, ставший к этому времени родоначальником "исламской нации Чечни и Дагестана", заявил ошеломленным англичанам, что их заложники подозреваются в шпионаже. И это в то время, как Шамиль Басаев (ставший после октябрьского кризиса премьер-министром Чечни) и муфтий Чечни несколько раз открыто обращались по телевидению к неизвестным похитителям с просьбой не позорить президента и освободить англичан.

В марте 1998 года президент Чечни Аслан Масхадов прибыл по приглашению лорда Макальпайна с визитом в Лондон, где проект КОР поддержала и Маргарэт Тетчер, как политический советник BP. Однако затем чеченский президент был приглашен в британский Форин-Оффис, где его предупредили в категорической форме, что он не получит никаких "грантов" из Лондона, если не добьется освобождения английских заложников. В Чечне в то время была, по большому счету, только одна сила, способная противостоять Аслану Масхадову и Шамилю Басаеву. Хотя чеченский президент на беседе в Форин-Оффисе отказался подтвердить, что заложники находятся в руках "исламских фундаменталистов", через день после его возвращения генерал Хункарпаша Исрапилов, окружив здание военкомата в Урус-Мартане и начал операцию по освобождению заложников. Однако некий мало кому в то время известный полевой командир отбил его атаку и скрылся вместе с заложниками. И тогда раздраженный неудачей Хункар Исрапилов выступил с публичным заявлением. Он не назвал имя этого "преступника", он лишь прямо обвинил в связи с ним некое лжеисламское движение. В качестве же ядра преступных террористических группировок он назвал иностранцев и дагестанцев, финансируемых восточными странами. Намек на Хаттаба был более чем ясный. Что же касается личности преступника, то сейчас она уже известна, - это был Арби Бараев. Однако Масхадов вновь "дезавуировал" Хункарпашу, и эта слабость перед лицом исламского терроризма стала для него началом конца: через полтора месяца Хункарпаша вместе с Шамилем Басаевым перешел на сторону "лжеисламского движения".

Через две недели Масхадов, собрав в Грозном президентов всех северокавказских республик России и представителей президентов Азербайджана и Грузии, презентовал им проект создания Кавказского общего рынка. Стержнем этого проекта стал уже согласованный на Западе проект прокладки нефтепровода "Баку-Грозный-Украина-Польша-Западная Европа". Реакция российских субъектов была хотя и сдержанная, но в целом благоприятная - потребовав, чтобы проект учитывал территориальную целостность России, кавказские республики обратились к Москве с просьбой возобновить финансирование Чечни. Новый "съезд президентов" был назначен на июнь месяц в Тбилиси, и Масхадову предстояло лишь согласовать проект трубопровода с Москвой. Однако именно в этот момент он и получил решающий "удар в спину" - неизвестные террористы вначале расстреляли автоколонну российского Генштаба на границе республики, а затем, первого мая, похитили и полпреда России в Чечне Валентина Власова. После чего перспективы консультаций в Москве и нового "съезда президентов" в Тбилиси отпали сами собой. В конце апреля на сторону Хаттаба перешел сам премьер-министр Чечни Шамиль Басаев, возглавивший Конгресс народов Чечни и Дагестана. И ваххабиты перешли в стратегическое наступление.

Часть 3

Если желание Лондона протянуть нефтепровод Баку-Новороссийск дальше в Европу было достаточно логично, то стремление Вахи Арсанова развернуть чеченский нефтепровод в сторону Грузии на первый взгляд совершенно нелепо - собственно чеченской нефти для его заполнения было недостаточно, а гнать азербайджанскую нефть в Грузию через Дагестан и Чечню достаточно глупо: в английском проекте было предусмотрено расширение уже существовавшего прямого нефтепровода Баку-Тбилиси-Супса. Не говоря уже об американских планах строительства трубы "Баку-Джейхан". Чеченский разворот на юг приобретал смысл только в одном случае - при объединении Чечни с Дагестаном и выходе их из состава России. В этом случае "северный маршрут" приказал бы, естественно, долго жить - и лондонский проект превращался в утопию.

Зато для Чечни такая уния означала бы статус прикаспийского государства и долгожданную экономическую самостоятельность - за счет интеграции чеченского нефтекомплекса, дагестанской нефти и подключения к грузинской трубе. Если, конечно, верить, что на дагестанском шельфе есть значительные месторождения нефти - нефтеразведка там была строжайшим образом запрещена лет тридцать назад по экологическим причинам, сразу после того, как первое же морское бурение выявило весьма перспективное месторождение. Поэтому слухи ходили разные. Но Шамиль Басаев, видимо, верил - став премьер-министром Чечни, он предложил Москве погасить ее "репарационный долг" передачей Чечне компании "Роснефть", в чьем ведении и находится дагестанский шельф. Последняя это предложение не стала даже рассматривать. И Басаев решил взять свою "контрибуцию" силой, как этого ждали от него чеченские полевые командиры. Что и привело их всех прямиком к уже поджидавшему Хаттабу.

Экспорт революции по Хаттабу

Проведение Мовлади Удуговым в конце июля 1997 года учредительного съезда "исламской нации" Чечни и Дагестана было первым сигналом того, что план подобного объединения уже рассматривается в Грозном. А после триумфального возвращения во власть чеченского "террориста *1" - когда, под давлением специального съезда чеченских полевых командиров, Аслан Масхадов назначил его 30 октября 1997 года на пост премьер-министра, вопрос этот встал уже в практическую плоскость. Проблема заключалась в том, как провести объединение с Дагестаном. Прямое чеченское вторжение по радуевскому варианту не сулило ничего хорошего - рейд на Кизляр отчетливо показал, что дагестанцы встретят интервентов с оружием в руках. А результатом вмешательства Москвы наверняка станет новая война на территории Чечни. Но уже через полтора месяца решение было найдено. Его предложил Хаттаб: буйнакским рейдом карамахинских ваххабитов в декабре 1997г. он продемонстрировал Шамилю Басаеву перспективность экспорта исламской революции в Дагестан. Это, в общем-то, чисто символическое нападение - были подожжены и повреждены 8 танков, склад ГСМ и электрическая подстанция - продемонстрировало не только возможность "опоры на местные силы". Не менее важной была реакция Москвы: она не только не предприняла никаких карательных мер против Чечни, но и, опасаясь вспышки религиозного экстремизма, всячески удерживало дагестанское руководство от репрессий в отношении ваххабитов.

Через четыре месяца Шамиль Басаев принял стратегию Удугова-Хаттаба и, возглавив Конгресс народов Чечни и Дагестана, взял руководство экспортом исламской революции в свои руки. Командование "миротворческой бригадой" Конгресса поручили Хаттабу. Первая попытка исламизации Дагестана произошла уже через три недели, когда дагестанский член Конгресса, председатель Союза мусульман России Надир Хачилаев захватил здание Госсовета в Махачкале и вывесил над ним зеленое знамя ислама. Шамиль Басаев тут же объявил о нелегитимности властей этой республики, а "миротворческая бригада" изготовилась прийти на помощь братьям Хачилаевым по первому их зову. В то время как карамахинские ваххабиты вступили в столкновение с дагестанской милицией. Однако в последний момент все сорвалось - братья предпочли не призывать на помощь Хаттаба, а договориться с властями. И Хаттабу пришлось отложить исполнение своего "интернационального долга" до августа 1999 года.

Тот майский инцидент в Махачкале начался с того, что, когда кортеж председателя Союза мусульман возвращался домой после начатого им по просьбе дагестанского премьера Хизри Шихсаидова "масляхата" (кавказкий вид миротворческой разборки, с оружием, но без стрельбы; очень популярен среди национальных движений) с чеченцами, невесть откуда взявшийся милицейский пост остановил кортеж прямо у дома Надира Хачилаева. Для проверки оружия. В ответ по милиционерам был открыт огонь, один из них погиб, другие были разоружены. После чего стрелявшие - судя по всему, участвовавшие в "миротворчестве" боевики Хаттаба - скрылись в доме председателя СМР. Последний же отказался - "по законам кавказского гостеприимства" - выдать их окружившему дом ОМОНу. А утром, когда ОМОН открыл огонь по дому, сторонники Хачилаевых прорвали его ряды и без особого сопротивления или жертв направились к зданию Госсовета и оккупировали его. Инцидент уладил срочно вернувшийся из Москвы председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов. А на суде прокуратура сняла - за отсутствием улик - с братьев обвинение в провоцировании массовых беспорядков.

С самого начала этого майского инцидента и на суде председатель СМР объяснял свои действия исключительно провокацией - появлением милицейского поста у его дома в самый неподходящий момент - и тем цугцвангом, в котором он оказался. Однако ведь в цугцванг его - как и милицию - загнали те два неизвестных боевика из его кортежа. Поскольку председатель СМР был достаточно влиятельным лицом, чтобы уладить любое "недоразумение" с милицией. Однако они открыли огонь еще до того, как он успел раскрыть рот, а затем, вместо того чтобы немедленно скрыться с места происшествия, зашли в его дом. Видимо, вполне уверенные в том, что он не посмеет их сдать. Так оно и получилось - Хаттаб не простил бы ему нарушения законов "кавказского гостеприимства" в отношении своих людей.

Битва за "душу Дагестана" в Чечне

Результатом майской неудачи Конгресса в Дагестане стало обострение обстановки в самой Чечне. Руководитель ичкерийской службы безопасности Леча Хултыгов выступил перед депутатами парламента и выразил свое недовольство растущими аппетитами Хаттаба, который потребовал передать ему для тренировок шалинский танкодром чеченской армии. "Наш волк не забирается в их арабскую пустыню, так пусть и они не лезут со своим верблюдом к нам", - заявил Хултыгов, ошеломив депутатов информацией о том, что в целях дестабилизации ситуации на чечено-дагестанской границе арабы нелегально ввезли в республику 740 млн. долларов, и спросив, не пора ли попросить Хаттаба вернуться к себе домой? Однако вскоре Леча Хултыгов погиб от пули радуевского боевика. Это было за четыре дня до выборов главы Госсовета Дагестана и, опасаясь новой вылазки ваххабитов в Дагестан, чеченский президент Аслан Масхадов попросил Москву перекрыть границу с Дагестаном и ввел в своей республике чрезвычайное положение. Этого "предательства" ваххабиты ему простить уже не могли, и это привело к столкновениям за "душу Дагестана" (выражение Шамиля Басаева) уже в самой Чечне, в Гудермесе. Где сцепились ваххабиты Арби Бараева и бойцы национальной гвардии. Причем на стороне первых сражались и дагестанские ваххабиты. С обеих сторон погибло свыше 80 боевиков - это было первое и единственное внутричеченское столкновение такого масштаба.

В своем выступлении после гудермесских событий Аслан Масхадов заявил, что ваххабитские формирования стремятся захватить власть и начать гражданскую войну. Президент признал, что ваххабиты финансируются из-за рубежа и поддерживаются или даже возглавляются рядом чеченских министров и руководителей силовых структур. Последних он пообещал уволить с государственной службы. Особое внимание он - впервые публично - уделил Хаттабу, предложив ему покинуть Чечню. Однако в своих действиях он был, как всегда, крайне осторожен - вплоть до того, что наряду с увольнением с госслужбы ваххабита Арби Бараева, командира исламского полка в Гудермесе, он уволил и противостоявшего ему чиновника Министерства шариатской безопасности. Зато ответ ваххабитов был более чем решителен: специальной взрывчаткой был подорван и сожжен автомобиль президента Чечни, Масхадова спасло чудо - взрывной волной его выбросило из машины до того, как она вспыхнула как спичка. Тем не менее, схватку "за душу Дагестана" в Чечне он проиграл - 20 сентября пять высших ичкерийских генералов во главе с Радуевым и Басаевым заявили о своем непризнании легитимности чеченского президента и потребовали его "импичмента". Столь радикальный шаг ичкерийской военной элиты был вызван тем, что в сентябре в Махачкале был арестован Магомед Хачилаев, а затем лишен депутатской неприкосновенности и его брат Надыр. И чеченский президент вновь "предал" своих дагестанских братьев: "Дагестан - это авантюра от которой надо держаться на расстоянии... это ничем не прикрытая авантюра", - заявил он по чеченскому телевидению.

Характерный для ичкерийской действительности эпизод-загадка - за день до этого "бунта генералов" возглавивший их Радуев передал Борису Березовскому, уже как исполнительному секретарю СНГ, тех двух английских заложников, Камиллу Карр и Джеймса Джона, из-за которых и были заблокированы отношения Грозного и Лондона. То ли он хотел таким образом разблокировать этот путь для себя, то ли это была его личная сделка с Березовским, сказать трудно. Однако через две недели Арби Бараев ее переиграл - его люди похитили из-под протекции Вахи Арсанова трех английских и одного новозеландского инженера. Одновременно в этот же день был похищен и убит замполпреда России в Чечне Акмаль Саидов. Политический смысл такого "двойного удара" очевиден - возможность движения Чечни на Запад или к России вновь была надежно перекрыта.

За порогом Храма

После того как отрубленные головы английских инженеров были выставлены на снегу, Ваха Арсанов наконец-то понял, куда дует ветер, - как вице-президент Чечни он в декабре 1998 года внес в парламент предложение об упразднении поста президента в республике, введении шариатского правления и передаче власти спроектированному им для этой цели Госсовету. Действительно, было бы нелогично экспортировать исламскую революцию в Дагестан, не совершив ее вначале в Чечне. Через два месяца сдался и Аслан Масхадов: 4 февраля 1999 года президент Чечни своим указом ввел в Ичкерии шариатское правление. "Единственное, что у нас есть, - объяснил свои действия внешнему миру Масхадов, - это вера в Аллаха. И только законам Аллаха может подчиниться этот народ и построить это государство. Другого просто не дано. Чтобы сегодня обуздать преступность и бандитизм, нет другого закона". Однако все было не так - никакого "очищения" народа шариатом в исламской Чечне не произошло и произойти не могло. Поскольку роспуск ичкерийского парламента и введение шариатского правления президентским декретом были всего лишь скрытой формой государственного переворота. Который позволил Шамилю Басаеву и ваххабитам беспрепятственно проводить подготовку вторжения в Дагестан под флагом исламской Шуры. Фактически в республике установилось двоевластие, где Масхадов играл для внешнего мира роль легитимной "крыши" исламских боевиков. Крыши, которую убрали бы за ненужностью сразу после победы в Дагестане. А в случае поражения он мог бы сыграть роль "западной страховки", чтобы удержать Москву от новой интервенции в Чечню. Мог бы, да не сыграл, - организованные Хаттабом взрывы жилых домов в Москве этого не позволили. Так что дело Хаттаба живет и здравствует даже после его смерти - чеченский нефтекомплекс уже вряд ли оправится от этой войны.