Фархад Хамраев, "КонтиненТ", 12 августа

В большинстве случаев в списке фигурируют Иран, Северная Корея, Либерия и Сирия. Однако в ряду нестабильных и взрывоопасных регионов некоторые эксперты называют и Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. Хотя в этом есть некоторое преувеличение, высказанное предположение имеет под собой определенные основания.

Нынешняя территория северо-западного Китая всегда была тем регионом, где пересекались жизненно важные интересы различных стран. С древнейших времен там происходили войны, провоцируемые как внешними силами, так и внутренними противоречиями. Кроме того, Синьцзян является тем местом, где Китай и исламский мир (чисто внешне, географически) соприкасаются. И это – одна из причин потенциальной конфликтогенности региона и его особого места во взаимоотношениях Поднебесной с мусульманскими соседями.

Лишь к середине ХХ века контроль за развитием ситуации в Восточном Туркестане со стороны Китая стал полным и легитимным. Однако признавать эту легитимность определенная часть населения нынешнего СУАР не хочет. Да и вряд ли смирится со своим положением в ближайшие годы. Причин тому несколько. Во-первых, еще свежи в памяти народа события сороковых годов прошлого века, когда существовало независимое государство – Восточно-Туркестанская Республика. Во-вторых, пример подают соседние государства Центральной Азии, получившие независимость после распада СССР. В-третьих, имеет место геополитический фактор. Мировые центры силы всегда учитывали эти обстоятельства и неоднократно пытались использовать СУАР в стратегической борьбе с Китаем.

Прекрасно понимая это, китайское руководство предпринимало все необходимые меры для недопущения дестабилизации в СУАР. Благодаря реформам и либерализации в КНР уйгурская этническая общность получила возможность участвовать в процессе обновления общества, но она по-разному вписывается в этот процесс. Модернизация в СУАР идет не такими темпами, как этого хотелось бы официальным властям. Если в крупных городах наблюдаются определенные темпы роста экономики края, улучшается жизнь народа, то в сельской местности реформы идут крайне медленно, если вообще возможно говорить об этом процессе, например, в Кашгарском оазисе или Турфанской долине. Население края не воспринимает, а может быть, и не принимает реформы, считая этот процесс пагубным для народа. Бытует мнение, что вместе с экономическим ростом придет и китаизация региона, будет утерян выработанный столетиями менталитет народа, национальное своеобразие.

Сказывается и то обстоятельство, что уйгурское население СУАР неоднородно. Уйгурская интеллигенция, проживающая главным образом в Урумчи и других крупных городах, придерживается светского образа жизни, настроена антиисламски и предана пантюркистской идее. Она прекрасно понимает политику Китая и отдает себе отчет в том, что вооруженная борьба в настоящее время ни к чему позитивному не приведет.

Сельская часть населения – глубоко верующие мусульмане, которые ратуют за строительство мечетей и углубление в Кашгарии исламских корней. Они настроены антикитайски, болезненно воспринимают и чутко реагируют на любые угрозы их внутреннему состоянию, образу жизни.

Уйгурские торговцы и богатые крестьяне считают себя гражданами КНР. Они далеки от политической жизни страны и не участвуют в "мероприятиях", направленных на подрыв ее суверенитета. Это своего рода космополиты, активно участвующие только в экономических процессах в крае.

Эта множественность и является основным препятствием на пути создания всеохватывающей идеологии уйгурского национализма. И этим умело пользуются властные структуры. Китайское руководство до последнего времени стремилось обеспечить стабильность и экономическое развитие региона за счет контролируемого процесса "возрождения" культуры и религии, ослабляя тем самым националистическое движение и антиправительственное брожение. Однако стратегия избирательной терпимости и осторожной либерализации не сработала. Напротив, именно она провоцирует все возрастающие требования большей свободы и более широкой автономии, вплоть до возникновения требований, направленных на создание независимого государства.

При всем при этом прагматичная и последовательная политика Китая, набирающего в последние годы экономическую и военную мощь, позволяет констатировать, что страна, невзирая ни на что, будет стремиться играть ключевую роль в развитии событий в Центрально-Азиатском регионе и вокруг него. И, исходя именно из этих позиций, Пекин вряд ли допустит какие-либо серьезные потрясения в Синьцзяне, способные привести к дестабилизации в стране. В этой связи вспоминается афоризм, приписываемый великому кормчему: "Китай скорее согласится отдать Пекин, нежели Синьцзян". При таком подходе следует ожидать только серьезного усиления позиций центра, что позволит ему посредством экономических рычагов закрепить свой контроль над стратегически важным регионом, богатым к тому же полезными ископаемыми.

Однако усилению роли Китая в Центральной Азии будут препятствовать и Америка, и Россия, а также другие страны, находящиеся в непосредственной близости к региону.

После антитеррористической операции в Афганистане присутствие США и НАТО в Центрально-Азиатском регионе стало реальностью. Причем, как стало очевидно в последнее время, это присутствие всерьез и надолго, и одна из его задач – активно противостоять другим игрокам "большой игры" за контроль над стратегически важным регионом.

И хотя эксперты присутствие США и НАТО в регионе объясняют "афганским" и/или "иранским фактором", на наш взгляд, в среднесрочной перспективе не следует исключать и "синьцзянский фактор".

Так, в случае серьезного усиления Китая в мире и в регионе возможен сценарий использования территорий стран Центральной Азии и мусульманских районов КНР в активном противостоянии Вашингтона и Пекина. Возможно, кому-то подобный ход событий покажется маловероятным, но разве можно было еще несколько лет назад предположить, что в соседних Узбекистане и Кыргызстане будут располагаться американские военные базы?

К этому можно добавить еще одно довольно интересное обстоятельство. По некоторым источникам, во время антитеррористической операции в Афганистане все воевавшие на стороне талибов этнические уйгуры (правда, их было не так много) за несколько часов до интенсивных американских авианалетов спецсамолетом были вывезены в неизвестном направлении.

Еще одним "заинтересованным лицом", способным в борьбе за регион использовать "синьцзянский фактор", безусловно, является Россия.

Москва всегда активно использовала Синьцзян как своего рода козырь в двусторонних отношениях, тайно или явно поддерживая национально-освободительное движение в крае. Не произойдет ли нечто подобное в среднесрочной перспективе. И не окажутся ли Москва и Вашингтон союзниками в геополитической игре в регионе. Ведь по большому счету и та и другая сторона, безусловно, каждая по-своему, заинтересованы в ослаблении Китая.

Нам уже приходилось наблюдать совпадение стратегических интересов соперничающих сторон на первом этапе антитеррористической операции в Афганистане. И хотя конфронтация США с Ираком и особенно с Ираном существенно изменила подходы России в отношении ее политики в регионе, американское присутствие в нем не вызывает у нее особой аллергии.

С учетом наличия объективных противоречий в российско-китайских отношениях и долговременности присутствия США в регионе, как знать, будут ли через пять–семь лет совпадать стратегические интересы Москвы и Пекина и не станут ли они пересекаться.

Я не думаю, что сценарий по дестабилизации Китая будет легко осуществить, да и будет ли он выгоден третьим странам, в том числе и странам региона? Драматизировать ситуацию, видимо, не стоит, однако использовать существующие центробежные тенденции современного Китая внешние силы могут вполне. Как будут развиваться события, покажет время, но исключать такой вариант, на наш взгляд, не следует.

Правительства стран Центральной Азии проводят политику, исходя из национальных интересов, и не хотят допустить дестабилизацию в регионе. А следовательно, все без исключения государства региона дистанцируются от проблем Синьцзяна и публично осуждают сепаратистское движение, оценивая его даже как "международный терроризм".

При любом удобном случае политики стран Центральной Азии, особенно на высоком уровне, заверяют официальный Пекин в поддержке его правильной и жесткой позиции по отношению к СУАР. Вместе с тем соседний Синьцзян, где проживают родственные мусульманские народы, стремящиеся к обретению государственности, вызывает у населения государств Центральной Азии понимание. При этом высказывается мнение, что наличие подобного государства на границах Центральной Азии было бы им выгодно, в том числе и в геополитическом плане, поскольку оно стало бы неким буфером между Китаем и регионом. От стабильного Китая для стран региона могут исходить неменьшие угрозы национальной безопасности, нежели от неспокойного СУАР. Вспомним хотя бы теорию о территориях, временно не заселенную ханьцами.

С другой стороны, выгодно ли иметь по соседству "второй Афганистан"? Страны региона, пережившие гражданскую войну в Таджикистане и незатухающий конфликт в Афганистане, вряд ли согласятся вновь жить "на пороховой бочке", которая в любой момент может взорваться, а пламя конфликта может перекинуться на весь регион. По-видимому, странам региона было бы спокойнее и выгоднее, если бы сложившийся в СУАР статус-кво сохранялся. Хотя с учетом этнической окраски "синьцзянского вопроса" угроза безопасности государствам Центральной Азии от этого не уменьшается.

Основную часть неханьского населения СУАР составляют уйгуры. Поэтому "синьцзянский вопрос" обычно именуют "уйгурским", что, впрочем, не всегда оправданно. Но, с другой стороны, именно уйгурский народ в основном обвиняют в этническом сепаратизме и активной вооруженной борьбе за независимость.

Сегодня уйгурский народ практически полностью политизирован. Разговоры о национальном возрождении, об уйгурской государственности, об организациях различной ориентации мы встречаем повсеместно. Уйгурской тематикой пестрит не только мировая, но и региональная пресса.

Однако статьями дело не решить. Уйгурскому народу необходимо прежде всего определить тот духовный и материальный потенциал, который поможет ему выстоять, выжить, заниматься созидательной работой. Созидательной в плане единения. Нельзя, чтобы разногласия по различным общественным, рабочим вопросам переходили в личностную плоскость, как это порой происходит, необходимо перестать искать врага.

Нельзя при этом, помня об истории своего народа и вглядываясь в будущее, игнорировать закономерности общественного развития и не учитывать сложившуюся политическую ситуацию. Последние двадцать лет прошлого века сопровождались локальными войнами и региональными конфликтами, в которых, так или иначе, участвовали мусульмане. Эти хаотичные всплески насилия показали, что среди мусульман нет единства, что и подтвердили события в Ираке, окончательно разрушившие миф о единстве мусульман.

Если конфликт произойдет в Синьцзяне, то населяющие его народы, и прежде всего уйгуры, останутся один на один с хорошо оснащенной армией Китая. И это должны понимать те, кто призывает народ к активной вооруженной борьбе. Именно они создают в обществе отрицательный имидж уйгурского народа, который сегодня прочно ассоциируется с понятием "терроризм". И это тревожит.

Ведь в основном уйгуры реально смотрят на существо проблемы и считают, что в ближайшие годы осуществить давнюю мечту народа вряд ли удастся. Как бы этого ни хотелось. Муссирование так называемого "уйгурского вопроса" в прессе, активизация деятельности различных организаций, основной целью которых подается "создание независимого уйгурского государства", на мой взгляд, либо непродуманные и несерьезные действия определенных людей, либо хорошо срежиссированная провокация со стороны спецслужб заинтересованных стран. Последнюю мысль подтверждает и анализ ситуации в СУАР. В настоящее время существует лишь одна потенциальная опасность дестабилизации ситуации в этом регионе КНР, и связана она с американским присутствием в Центральной Азии и возникающими на этой основе противоречиями в треугольнике США – Россия – Китай.