Игорь Богацкий, "Русский журнал", 31 октября

Среди упреков, предъявляемых первому российскому президенту, до сих пор особенно устойчивой популярностью пользуется один: что тот навязал стране "недемократичную" конституцию. Этот вопрос сближает даже, казалось бы, извечных противников. Лидеров СПС и лидеров КПРФ, к примеру, трудно заподозрить в симпатиях друг к другу, но о необходимости перераспределения власти между исполнительной и законодательной ветвями власти говорят и те, и другие.

Широта полномочий российского президента по ныне действующей конституции заставляет сомневаться многих политологов если не в демократичности режима, то в устойчивости в России парламентских институтов. Право отлагательного вето, которое на практике трудно преодолеть, роспуска парламента, принцип ответственности министров перед президентом, а не Думой, практическая невозможность объявить главе государства импичмент, право президента издавать указы в перерывах между работой нижней палаты и, наконец, такая чрезвычайно интересная формулировка, как право заполнять юридические пробелы в законодательстве - в совокупности действительно превращают президентскую республику в некое подобие президентского абсолютизма. Многих пугает, что на основании широких президентских полномочий в современной России устанавливается режим, часто характеризуемый, как "управляемая демократия". Есть мнение, что в перспективе он вполне способен обернуться диктатурой. В качестве примера, в частности, приводится Веймарская республика, которую, по убеждению сторонников этой точки зрения, погубила как раз чрезмерная президентская власть. При ближайшем рассмотрении все однако оказывается не столь однозначно.

Если касаться непосредственно вопроса об ответственности президентского режима и 48-й статьи за крах Веймарской демократии, то здесь отечественных апологетов парламентаризма подводит плохое знание исторических фактов. Напомним, что пресловутая 48-я статья была добавлена при написании конституции новой некайзеровской Германии с целью избежать политических кризисов - как крайнее средство спасения республики. Она позволяла главе государства действовать по своему усмотрению при возникновении угрозы политической стабильности. И скорее можно утверждать, что как раз недостаточно активное применение 48-й статьи погубило первую немецкую республику. В соответствии с конституцией правительство в Веймарской Германии было ответственно перед рейхстагом, а не президентом. Глава государства, таким образом, имел возможность выбирать, формировать ему правительство самостоятельно или на основе парламентского большинства. В условиях острого экономического кризиса начала 30-х президент здесь пошел на поводу у рейхстага, где тон уже тогда задавали национал-социалисты и их союзники. Это и решило судьбу Веймарского режима. Широко распространенный миф о "недемократичной" конституции как причине гибели Веймарской республики может на наш взгляд служить наиболее наглядной иллюстрацией несостоятельности и вообще, в более широком плане мифа о том, что усиление в конституции элемента порядка в ущерб элементу свободы может рано или поздно закончиться и свертыванием самой конституции.

Опыт свидетельствует об обратном. Путь к диктатуре в демократических государствах или при легитимных, существующих уже продолжительное время режимах начинался чаще при парламентских режимах и в условиях широких свобод. К примеру, политические потрясения в России в начале XX века самый активный характер приняли после манифеста 17-го октября, т. е. уже в период работы Думы и на волне постоянных требований с ее стороны предоставить ей больше полномочий и утвердить принцип ответственного кабинета. Муссолини пришел к власти в Италии при парламентской монархии, где король царствовал, но не правил. В Испании в XX в. одна диктатура была установлена в условиях подобного же режима, а вторая - парламентской республики. Нынешний президентский режим во Франции пришел на смену предыдущему в результате кризиса политической системы также парламентской четвертой республики с ее коалиционными кабинетами и нескончаемой межпартийной борьбой. Примеры можно приводить и дальше.

Предположение, что излишняя либеральность конституции с большей вероятностью ведет к демонтажу конституционного государства выглядит и более логичным, чем обратное. Антипарламентским силам легче прийти к власти, когда есть возможность свободно вести свою пропаганду, когда условия борьбы всех партий - относительно равные, когда находится множество поводов для критики правительства, наконец, когда никто не чинит препятствий на пути к превращению в легальную политическую силу. Парламентский режим при многопартийной системе в обилии предоставляет перечисленные возможности. Широкая свобода прессы, громоздкость принятия решений, частые правительственные кризисы, отсутствие сдерживающего начала в лице консолидированного аппарата из-за частых смен правительства и, как следствие, - идейный и доктринальный гиперплюрализм - в совокупности создают чрезвычайно благоприятные условия для экстремистов. При таких условиях сама по себе практика парламентаризма способна обеспечивать преобладание радикалов в противоборствующих партиях. Управление страной заключается в постоянном принятии решений, проистекающих из конкретного выбора. Если партии оказываются не способны договориться между собой и сделать этот выбор, то нарушение закона и навязывание своей точки зрения посредством насилия оказывается единственным выходом, чтобы государство не перестало выполнять свои функции. Подобная ситуация сложилась в октябре 1993 г и в России.

Широкие полномочия исполнительной власти по "ельцинской" конституции и основанный на них режим "управляемой демократии" создают именно потенциальную опасность для демократических институтов. Вопрос, однако, в том, перерастет ли со временем эта потенциальная опасность в нечто большее? Режим может иметь скрытно авторитарный характер, создавать "под себя" законы, нейтрализуя, таким образом, враждебные ему политические силы. Может контролировать прессу и телевидение, разрешать или не разрешать по своему усмотрению партиям и политическим организациям принимать участие в политической жизни, создавать благоприятные условия для захвата своей партией и союзниками господствующего положения, но при этом не перерождаться в диктатуру с ее ярко выраженными чертами. C точки зрения политической практики контроль за СМИ и политическими организациями и, значит, в значительной мере за состоянием общественного сознания позволит избежать необходимости в репрессиях и открытом насилии. Еще большее значение имеет то обстоятельство, кто находится у власти. Если власть сосредоточена в руках лиц, идеологические принципы которых не противоречат установившемуся в стране социальному и политическому строю, то предоставляемые им полномочия могут быть весьма широкими без опасности для конституции. Возможно это прозвучит несколько в духе Макиавелли, но в политике истина всегда конкретна. Поэтому политический режим должен соответствовать тем условиям, в которых он сложился. Перед всеми политическими режимами всегда и везде стоит прежде всего одна задача - устоять. Решая эту задачу, нынешний российский режим вынужден иногда нарушать "классические" правила парламентаризма, если под ними понимать прежде всего одинаковые для всех политических сил правила борьбы за власть. Может быть, в нынешних российских условиях и в условиях России вообще, принимая во внимание особенности ее политической истории, их нарушение является единственным средством сохранить стабильность конституционного строя и более фундаментальных принципов. Режим "управляемой демократии" позволяет соединять политический плюрализм и относительную политическую стабильность благодаря поддержанию де-факто однопартийного режима. Не переходя к открытому лобовому столкновению, он оставляет возможность для сохранения влияния умеренных сил в рядах непримиримой оппозиции и избежания еще одного октября 1993 года. Например, если бы в 1996 г. КПРФ запретили, то весьма вероятным последствием мог бы стать всплеск политического экстремизма вообще и эволюция самой партии в сторону крайних позиций. Благодаря режиму "управляемой демократии" этого не произошло, так как во главе партии был "умеренный" Зюганов.

Управляемая демократия создает альтернативу диктатуре, искусственно удерживая авторитарную власть в регламенте демократических институтов и производя относительную стабильность в духовно и доктринально расколотом российском обществе.

Режим управляемой демократии не снимает вопроса о диктатуре и политической нестабильности в перспективе. Активное использование административного ресурса создает опасность роста численности протестного электората (как на недавних выборах губернатора в Санкт-Петербурге), что будет на руку непримиримой оппозиции. Мощь административного ресурса также ограничена. Но даже принимая все это во внимание, возможной замены "управляемой демократии" в рамках нынешнего конституционного строя и утверждаемой им формы правления не просматривается. Если не она, то что?