Максим СОКОЛОВ, "Известия", 5 декабря

Дальнейшее наступление тоталитаризма в деле "ЮКОСа", выразившееся в том, что по итогам недослияния "ЮКОСа" и "Сибнефти" главным агентом тоталитаризма оказался Р.А. Абрамович, повергло в смущение решительно всех. Либералы в дни отставки А.С. Волошина установили, что предводительствуемые Александром Стальевичем семейные все ж таки худо-бедно несли знамя великой борьбы всех народов за лучший мир, за святую свободу, силовики же это знамя попирали. Выясняется, что борьба носила куда более диалектический характер: силовики производили черновую подготовительную работу, необходимую для того, чтобы приверженный идеалам свободы семьянин Р.А. Абрамович завладел имением М.Б. Ходорковского.

Однако смущение либералов - ничто по сравнению с тем, что довелось испытать сторонникам пересмотра итогов приватизации. Выяснилось, что В.В. Устинов в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арабеллами, спецназ героически захватывал М.Б. Ходорковского на летном поле, трубадуры слагали песни, Басманный суд заседал, курсы акций низвергались, сторонники пересмотра грезили о массовых посадках и показательных процессах, - и все это единственно ради того, чтобы чукотский губернатор поживился нефтяными активами. Бесспорно, процесс слияния "ЮКОСа" и "Сибнефти" тоже оказался в высшей степени показательным, но имелось-то в виду нечто совсем другое, возвышенное и духоподъемное, а тут - тьфу, прости, Господи. Единственное благоприятное объяснение показательного процесса может заключаться в том, что таким образом В.В. Путин продемонстрировал апофатический (т.е. посредством доказательства от противного) подход к проблемам крупной частной собственности - "Вы хотели пересмотра итогов приватизации? - Вот, они пересмотрены, просим любить и жаловать Романа Аркадьевича". После этого никто уже не требует дальнейшего пересмотра, и частная собственность делается абсолютно священной и неприкосновенной.

Проблема перераспределения собственности остро встала также и в ходе тяжбы православного банкира С.В. Пугачева с православным политтехнологом Г.О. Павловским. Не часто бывает так, чтобы и истец, и ответчик были равновеликими столпами православия, и председатель Солнцевского нарсуда счел необходимым подчеркнуть большое вероучительное значение данного показательного процесса - характеризуя личность истца, он указал: "Фамилия-то у него известная, историческая, борец за народ. Может быть, это наш новый Сергий Радонежский". Вообще-то логика, согласно которой, если некто носит ту же фамилию, что вор и самозванец, такое совпадение предвещает ему стать великим святителем земли русской, не во всем бесспорна, но похвальна уже сама духовная чуткость судьи, понявшего, что, ведя такой процесс, обязательно следует говорить о божественном. К несчастью, ответчик-политтехнолог не мог присутствовать на процессе, ибо во время заседания он находился в обществе министра иностранных дел И.С. Иванова. Поэтому он остался чужд царившей в зале суда атмосфере божественного и, узнав, что ему присудили возместить моральный ущерб, оцененный в 30 млн руб., стал изъясняться как совершенный мирской язычник.

Для начала технолог избрал нетривиальный способ самооправдания в форме самооговора, заявив, что его записка о зловещих планах банкира "трактует Пугачева не как частное лицо, репутация которого может быть задета, а просто как предмет". Между тем суть всех преступлений против личности как раз в том и состоит, что преступник отказывает своей жертве в субъектности, трактуя ее просто как предмет навроде банкира Пугачева, и перед лицом правосудия странно в таком отказе с особенной дерзостью утверждаться - тем более в видах собственной защиты. Следующий ход был хотя и менее изысканным, но от этого не более удачным - Г.О. Павловский объявил, что до 24.00 8 декабря он не будет предпринимать публичных действий, "чтобы скандал не привел к ослаблению позиции центристской власти", и сейчас у него "связаны если не руки, то язык, но после выборов он развяжется".

Реверансы в сторону центристской власти психологически понятны - "Мне крикнуть хотелось вослед: // Воротись, я сроднился с тобой! // Но для женщины прошлого нет, // Разлюбила, и стал ей чужой". Беда в том, что дальше идет обещание насчет языка, который вскоре развяжется, и, согласно Штирлицу, в разговоре всегда запоминается последняя фраза. А она больше всего похожа на шантаж, причем в самом глупом его варианте. Весь смысл шантажа в том, чтобы оставить шантажируемому объекту варианты для выбора - или огласка будет, или ее не будет, - и потому соответствующие угрозы преподносятся в приватном порядке. Если угрожать вслух, то у клиента выбора не остается. Огласка уже произошла, и любая уступка с его стороны, чем бы она ни была продиктована - хоть бы и великодушным порывом простить, равносильна признанию в том, что на него в самом деле есть материалы и он их страшно боится. Один такой опыт публичных угроз разоблачением уже имелся - сходные обещания раздавал депутат Думы В.И. Головлев, но его пример не может быть назван удачным. Дополнительная опасность публичных угроз еще и в том, что они могут быть использованы третьей стороной, которая убирает неудачливого шантажиста, переваливая при этом ответственность на шантажируемую сторону.

Хотя Борису Абрамовичу, имя которого порой связывали с третьей стороной, сейчас не до шантажных разводок, ибо ради любви к другу лондонский сиделец загнал правительство Ее Величества в пренеприятнейшую вилку. Свою поездку в Тбилиси к Бадри Патаркацишвили, который подарил ему различные сорта варенья и поросенка (но его твердый в правоверии Борис Абрамович не принял, ибо на дворе Филиппов пост), сиделец совершал с британским документом на имя Платона Еленина. Что поставило британские власти в деликатную ситуацию. Либо правительство Ее Величества само снабдило Бориса Абрамовича фальшивым паспортом (интересно, что документ был выписан в июле 2003 г., когда сиделец находился под строгой подпиской о невыезде, снятой с него лишь в сентябре), либо, желая таким образом отблагодарить Ее Величество за оказанное гостеприимство, изгнанник под носом у местного МВД фабрикует паспорта с двуспальным английским левою. Впрочем, возможен промежуточный вариант: опытный Борис Абрамович и в Британии нашел чиновника, которому ничто человеческое не чуждо. Британского премьера Антония Блэра, на которого последнее время и так все шишки валятся, а тут еще и чистодел Борис Абрамович с паспортами, конечно, жалко, но не очень - бачили очи, що куповали.