РБК, 18 мая

После инаугурации Владимира Путина последний на данный момент этап реформы правительства и администрации президента вступил в завершающую фазу. Впрочем, нет уверенности, что новая структура власти сохранится надолго. По мнению руководителя департамента политологических программ Центра политических технологий Алексея Зудина, проблема политического будущего Владимира Путина после 2007 г. может потребовать перестройки структуры кремлевской администрации. Не исключено, что часть ее обширных политических ресурсов будет передана доминантной партии, которую ближе к концу второго срока президентства может возглавить Путин. А пока в Кремле началось формирование новой "супергруппировки" из числа людей, близких к президенту. Таким образом, "питерцев" во власти сменяют "путинцы" – носители новой идеологии "просвещенного прагматизма".

- Алексей Юрьевич, насколько окончательной можно считать нынешнюю структуру администрации президента и правительства, велики ли шансы у ключевых персон сохранить за собой свои посты?

- Наверное, нужно говорить о реформе высших звеньев политического управления в целом, и говорить об этом и в контексте административной реформы, и в контексте всего второго срока и тех политических задач, которые в связи с этим стоят. Здесь можно обозначить, на мой взгляд, две большие проблемы. Первая – это политический смысл реформы высшего управленческого звена. Уже много говорилось о том, что прослеживается единая идеология реформы: как в правительстве, так – или почти так – и в администрации президента. Но гораздо более важным и интересным, на мой взгляд, является некое сходство политических последствий, потому что в обоих случаях мы имеем дело с расхождением между иерархией формальной и иерархией реальной. Формально администрация президента – как и правительство – приблизилась к модели пирамиды. Это связано с ликвидацией вице-премьеров в правительстве и резким сокращением числа заместителей руководителя администрации. Но фактически и правительство, и администрация президента превратились в "усеченные пирамиды": в обоих случаях основной "пульт управления" правительством вынесен за границы исходной структуры. Понятно, что теперь "пульт управления" оказался непосредственно в руках у самого президента.

Но одновременно реформа создала ситуацию, которую можно назвать полицентрической. Теперь и там, и здесь в случае возникновения серьезного конфликта все будут конкурировать со всеми и апеллировать непосредственно к президенту. Политический смысл реформы АП – это усиление личного контроля со стороны президента над его администрацией. Теперь все встроено в режим "ручного управления" – и правительство, и администрация. И побочным – но очень важным – результатом этого стало ослабление группировок или самостоятельных центров влияния и в правительстве, и в администрации. Административная реформа ослабила автономию наиболее могущественных игроков. Касьянов был фигурой достаточно самодостаточной, несмотря на то, что начинал как "технический премьер". Чем дальше, тем больше возникали конфликты и разногласия с президентом. Теперь институциональная база для "условного Касьянова" (то есть премьера, обладающего повышенной автономией) ликвидирована. То же самое было с Волошиным, в гораздо более ярко выраженной форме. Теперь же появление фигуры типа Волошина исключено новой "архитектурой" администрации президента. Это, на мой взгляд, наиболее важный политический результат реформы: президент сам стал самым главным руководителем собственной администрации.

- А как же распределились сферы влияния между сложившимися политическими группировками?

- Это вторая проблема, она менее явная и обсуждается не очень активно, но мне представляется интересной. Обычно ограничиваются констатацией, что по итогам реформы администрации президента сохранилось примерное равенство в соотношении сил между кремлевскими группировками: с одной стороны, есть И. Сечин, а с другой – В. Сурков, и они по-прежнему уравновешивают друг друга. Мне же представляется, что административная реформа создала новую ситуацию. Сделан шаг к созданию новой супергруппировки в верхах: вместо "питерцев" будут "путинцы". И это не игра словами, потому что новая система власти, полностью замкнутая на президента, со сломанными или, по крайней мере, серьезно ослабленными группировками превращается в гигантский плавильный котел по производству новых административных кадров. К этому новому типу кадров основное требование: помимо жесткой политической лояльности – быть носителем нового типа компетентности, который можно назвать комбинированным. Они сочетают в себе и административную, и рыночную компетентность. Это люди, которые адекватно понимают сигналы рынка, но не пойдут у них на поводу. И появление этого нового типа компетентности можно видеть у людей, совершенно друг на друга не похожих – таких, как министр финансов Алексей Кудрин и глава аппарата правительства Дмитрий Козак. На первый взгляд, разговор на эту тему кажется достаточно абстрактными. Но у этого неявного аспекта административной реформы есть конкретные политические последствия. Весь первый срок президент сталкивался с тем, что ему приходилось балансировать между группировками. И можно предположить, что значительная часть энергии уходила на построение равновесия между ними, и от этого баланса в верхах очень многое зависело.

Проблема усугублялась тем, что люди, которые входили в эти группировки, разговаривали на разных языках. На одном языке разговаривали те, кого условно можно назвать староельцинской элитой. Их могли вполне понимать те, кого называют технократами или питерскими либералами. Но совсем на другом языке разговаривали те, кого принято называть питерскими силовиками. Наличие таких – зачастую противоположных – административных идеологий в верхах, на мой взгляд, является большой проблемой. Мало того, что люди, принимающие решения, были раздроблены на конкурирующие группировки, они еще и ориентировались на разные идеологии. Поэтому важным, хотя и неявным последствием ослабления группировок можно считать возникновение ситуации, благоприятствующей созданию нового типа административных кадров, которые интегрируют идеологию соперничавших кремлевских групп. Раньше их мог сводить воедино только сам президент, а сейчас появилась возможность, что к президенту будут подстраиваться люди, отвечающие требованию комбинированной компетентности. Помимо прочего, это означает, что "чистым" представителям группировок, как говорится, ничего не светит – ни "силовикам", ни "либералам". В перспективе победа каждой из этих "чистых" групп стала бы разрушительной для всех. И потому, что они были малосовместимы друг с другом, и потому, что идеологии, которыми они были заряжены, были "частичными". А вот новая комбинированная компетенция, о которой я говорил, выглядит гораздо более перспективной. Можно предположить, что в новой ситуации на серьезный карьерный рост, скорее всего, могут рассчитывать "либералы", совместимые с "силовиками", и "силовики", совместимые с "либералами".

- Можно ли в общих чертах сформулировать эту "новую идеологию"?

- Это новое "нечто", если оно в дальнейшем получит развитие, будет похоже на то, что говорит и делает Путин. Например, как Путин трактует сильное государство? "Сильное государство сильно в первую очередь своей экономикой". "Сильное государство не берет на себя непосильных обязательств". Это не просто дань либеральной идеологии, это императив самосохранения, трезвое понимание того, каким может быть сильное государство в современную эпоху. Подход Путина к проблемам национальной безопасности также несет на себе отпечаток этой комбинированной идеологии. Похоже, что и в основе выстраивания отношений с Соединенными Штатами, ЕС и НАТО также лежит подход, опирающийся на комбинированную идеологию. Главным ориентиром для новой идеологии в верхах выступает просвещенный прагматизм, в котором, в отличие от прагматизма сиюминутного, присутствует и некое стратегическое видение. После того, как административная реформа ослабила старые кремлевские группировки, у президента появилось больше возможностей подбирать кадры в соответствии с новой идеологией. Помимо уже упоминавшихся фигур Кудрина и Козака, ярким представителем этой комбинированной компетентности выступает премьер нового правительства Михаил Фрадков.

- Эта новая идеология как-то поможет решить "проблему 2007 года"?

- Есть одна проблема, которую стоит упомянуть в связи с реформой администрации президента. Это "проблема хромой утки". Известно, что нынешний срок правления президента должен стать последним – Путин об этом неоднократно заявлял. Известно также, что в последний срок правления президент превращается в то, что американские политологи называют "хромой уткой" – то есть его политическая сила убывает. Но в системе власти, преобразованной административной реформой, эффект "хромой утки" оказывается смазанным. Административная реформа ликвидировала те места, куда эта власть могла утекать. Если рядом с президентом нет автономных фигур и центров власти, то, соответственно, "хромой уткой" он не становится до самого окончания своего срока.

- И все же, насколько окончательной может быть нынешняя структура кремлевской администрации?

- Вектор реформы администрации президента повернут таким образом, что можно говорить о расширении политической составляющей деятельности администрации президента и концентрации основных ее звеньев на выполнении этой политической работы. Раньше была работа по дублированию – в значительной степени – правительства, теперь она стала ненужной. Структурные преобразования в администрации президента это подтверждают: ликвидация экономического управления, его перемещение в экспертное. Соответственно, поменялись функции – не жесткое дублирование, а экспертная оценка тех действий, которые осуществляет правительство. Но нынешняя реформа администрации может быть и не окончательной. Я бы не исключал такую возможность именно в связи с задачами, которые встают в период второго срока. Президент, помимо прочего, говорил о преемнике. В то же время существует основание – и достаточно серьезное – предполагать, что президент из политического поля не уйдет. Потому что слишком велик созданный при нем задел, слишком велика необходимость обеспечения преемственности курса. Решение этой проблемы может состоять в том, что президент переместится в руководство президентской партии. Но чтобы обеспечить преемственность курса, ему понадобится значительная часть политических ресурсов, которые ныне сосредоточены в администрации президента. И если произойдет перемещение Путина в руководство доминирующей партии, можно предположить, что реформа администрации президента продолжится. И в рамках этого сценария администрация президента превратится просто в президентскую канцелярию, а политические ресурсы перейдут в президентскую партию. Сценарий этот выглядит пока достаточно гипотетическим, но он интересен, и его стоит обозначить.

- Какова возможная роль в этом "Единой России"?

- Место "Единой России" пока непонятно. У нее есть две возможности для развития. Первая – бюрократическая, когда партия становится по существу кадровым обеспечением Госдумы и функционирует как подразделение исполнительной власти. Но если "Единая Россия" превратится в законодательную машину, политические навыки, которые у "Единой России" все же были, за эти четыре года окончательно атрофируются. Поведение партии в новой Думе говорит о том, что административная составляющая там исключительно сильна. Так что нельзя исключить, что для "Единой России" бюрократический сценарий станет доминирующим, и тогда Кремлю на следующие выборы понадобится новая партия. Но есть и другой сценарий – политический. В партии есть люди, которые способны мыслить политически и составляют небольшой, но все же реальный политический ресурс "Единой России". Можно указать на такие чисто политические фигуры, как Жуков и Морозов. Володин тоже не является полностью бюрократической фигурой, как и Исаев. Для того чтобы "Единая Россия" могла развиваться как политическая партия в период между федеральными электоральными циклами, ей нужно принимать активное участие в региональных выборах. И активность на этом уровне будет определяться тем, как станут выстраиваться отношения Кремля и региональных элит в ходе второго срока и как будет решен кризис региональных элит, который неизбежен к 2006–2007 гг., когда истечет третий, а у кого-то – четвертый срок, и эти люди окажутся не в состоянии быть избранными.

- Есть ли наиболее вероятный "типовой" подход Кремля к решению проблемы ротации региональных элит?

- Проблема политического кризиса региональных элит может решаться по-разному. Один из возможных сценариев – сговор с региональными элитами. Кремль может оставить их у власти и превратить в назначенцев, но это чревато негативными последствиями для федеральной власти: нельзя оставлять у руля в регионах людей, которые начинают терять поддержку избирателей. Можно по договоренности с местными элитами – и тоже без выборов – найти и поставить таких людей, которые были бы совместимы с федеральной властью. У этого способа очевидные плюсы, но есть и минусы. Собственно говоря, непонятно, зачем Кремлю брать на себя дополнительную политическую ответственность. Гораздо разумнее подключить избирателей. Кремль получит больше дивидендов, если проведет конкурентные региональные выборы и на этих выборах "Единая Россия" поставит на перспективных кандидатов. Таким образом, политическую составляющую "Единой России", которая ослаблена сейчас в Государственной думе, можно оживить в регионах. Какой сценарий в конечном счете выберут, остается пока непонятным. Но важно то, что кризис региональных элит открывает перед Кремлем новое окно возможностей, которые можно использовать для освежения политических ресурсов "Единой России"

- А как Кремль в этом контексте может поступить с Москвой?

- В случае с Москвой возможны оба сценария. Но с учетом плотности связей, которые выстроил Юрий Лужков, более вероятен сценарий, предусматривающий договоренности. Переговоры, разумеется, не исключают взаимного давления – и примером этого давления служат два дела: одно из них "Трансвааль", другое – "Норд-Ост". Но в случае с Москвой также необходимо учитывать особую значимость этого субъекта федерации, который, помимо прочего, служит еще и местом расположения федерального центра. Замена Лужкова по модели открытой политической конкуренции увеличивает возможность дестабилизации обстановки. А Кремлю дестабилизация обстановки в Москве совсем уж не нужна.

- Региональные элиты, наверное, тоже не будут терять время даром?

- У элит пока остались только оборонительные действия. Например, региональные элиты могут обороняться против сценария укрупнения регионов, и они уже обороняются. Хотя, думаю, это бесполезно. Возможен торг вокруг финансового ресурса – сколько отойдет центру, а сколько – регионам для реализации полномочий.

- Тенденция к перераспределению бюджетных ресурсов в последнее время, как мне кажется, однозначная…

- Думаю, что эта тенденция отчасти носит политический характер. Для того чтобы сделать региональные элиты более сговорчивыми, ресурсы забирает себе центр. Наверное, до тех пор, пока не будет отстроена новая система отношений федерального центра и регионов.

- И все же, может ли сформироваться оппозиция Кремлю на региональном уровне?

- Протестные настроения на региональном уровне возникали и раньше, но в силу их ограниченности они не могут распространиться на всю страну. Пока нет общероссийской политической силы, это невозможно. А я такой силы не вижу, все силы были уничтожены, причем политически – результатами думских и президентских выборов.

- У кого из нынешних политических сил, на Ваш взгляд, наибольшие шансы вписаться в новую идеологию и развиваться в новых условиях?

- Если смотреть по общественным настроениям, то пока больше всего перспектив имеют популисты – так сказать, условная "Родина". Правда, мы знаем, что теперь их уже две, одна – Рогозина, другая – Глазьева. Главный вопрос – состоится ли эта сила политически и найдется ли в федеральном центре игрок соответствующего масштаба. Сейчас многие говорят о конце политической эпохи. Действительно, в российской политике происходят сдвиги, сравнимые с геологическими. Все старые идеологии, выросшие из начала 90-х годов, редуцировались до неопределенных патриотических настроений, которые различаются лишь оттенками. Есть державные и ксенофобские, есть социальные и либеральные. Но патриотизм стал всеобщей основой, всеобщим настроением и, следовательно, обязательной основой для любой новой идеологии. Таким образом, любая новая политическая сила, желающая принять участие в думских и президентских выборах, должна основываться на патриотической идеологии. Но я бы не переоценивал политических возможностей "профессиональных патриотов". Как только политический ресурс становится общим достоянием, его значение снижается. Совсем недавно именно это произошло с комплексом общественных настроений, который именуется "советской ностальгией". Политическая сила этого ресурса уменьшилась после того, как к его использованию подключился Кремль и он перестал быть монополией КПРФ.

Второй срок для президента начинается в трудных условиях. После гибели Ахмада Кадырова перспективы В. Путина выглядят по-другому, чем сразу же после думских или президентских выборов. Политическая поддержка в обществе существенно расширилась, а вот в элитах, скорее всего, сократилась. Символика майской инаугурации может свидетельствовать о том, что президент не получил благословения от староельцинской элиты. Но в любом случае напряженные отношения с основными отрядами элит превращают формирование в верхах интегрированной "путинской" группировки в важнейшую задачу последнего срока правления В. Путина.