Виктор Сидоров, "Завтра", 27 октября

Статья о гарвардском профессоре Шлейфере, перепечатанная в этом номере (см. ниже), - весьма показательна. Впервые западная пресса обратила внимание на ту мрачную атмосферу, которая царила в 90-е годы в российском государстве. Атмосфера, в которой одни искренне верили, что происходит что-то правильное и неизбежное, а другие строго выполняли преступные инструкции и зарабатывали сумасшедшие деньги. Настоящая статья посвящена попытке описать эту атмосферу глазами очевидца, не причастного к творящимся преступлениям, однако имеющего возможность их увидеть.

Одной из специфических черт российских либерал-реформаторов начала-середины 90-х годов является активная, чтобы не сказать, агрессивная вера в абсолютную честность и порядочность руководства западных стран. Впрочем, "вера" не совсем правильное слово, скорее, демонстративное навязывание этой позиции всем окружающим. "Ну как же мы можем критиковать их,- восклицал один из этих деятелей, в связи, кажется, с не совсем лояльными комментариями в российских СМИ по поводу смерти новорожденных в Белграде из-за отключений света после американских бомбежек,- это же цивилизованные страны!"

Разумеется, с точки зрения наших сегодняшних знаний, эта позиция представляется достаточно спорной, однако возникает естественный вопрос, неужели все американские советники наших "реформаторов" вот так просто смотрели, как в России действующие по их рекомендации лица набивают свои карманы, и не пытались даже участвовать в этом процессе? Пытались ли они бороться с финансовым мошенничеством, или с самого начала видели в качестве "реформаторов" людей, скажем так, либерально относящихся к государственному имуществу? Возникает также вопрос, а почему не удержались в реформаторском лагере люди честные, которые бы могли открыто выступить и против приватизации, и против залоговых аукционов, и против аферы ГКО/валютный коридор, которая привела к неслыханному обогащению ряд причастных лиц и дефолту для страны? И какую роль сыграли во всем этом иностранные советники?

К сожалению, отвечать на эти вопросы очень сложно, поскольку тема страшно заидеологизирована. Любые попытки ее обсуждать приводят к тому, что из либерального лагеря начинает доноситься единодуш- ный вой: "Нашей задачей было создать класс собственников, мы эту задачу решили - значит, все остальное нам прощается!". Это, безусловно, позиция, однако кто же все-таки этот класс собственников создавал?

Все приватизационные документы, в соответствии с правительственным регламентом, готовило Госкомимущество РФ. Причем в законе о приватизации было написано, что председатель этого ведомства обязан быть заместителем председателя Правительства РФ. Почему? А дело в том, что зампред правительства мог все, формально обязательные, согласования с другими министерствами и ведомствами, делать не в рамках нормальной работы правительства, а непосредственно на совещаниях, на которых он сам и председательствовал. И, соответственно, отметал все возможные возражения других чиновников. Отметим, что возражений было очень много, причем не только по идеологии, но и по процедуре: средний уровень чиновников Госкомимущества был невероятно низок, они не очень разбирались в законодательстве (даже таком "либеральном", как законодательство о приватизации, которое, по российским законам того времени, было самым "старшим", то есть не подчинялось всем остальным законам, указам президента, Верховного Совета и т.д.), да и, такое впечатление, и не собирались в нем разбираться.

Не удивительно, что большинство независимых наблюдателей этого процесса искренне убеждены, что в России не было ни одного случая, когда бы приватизация государственного имущества прошла бы без грубых нарушений. Однако, как же эти малоквалифицированные люди написали такое большое количество программных документов, как они выбирали, что и когда приватизировать?

А выбирали не они. И программные документы, в том числе новые законы, которые развивали процесс приватизации и придавали ему максимально возможную легитимность, готовили тоже не они. Собственно говоря, любой чиновник, который был вынужден работать с Госкомимуществом, обнаруживал это довольно быстро. Дело в том, что программные документы, которые готовило Госкомимущество, никогда не проявлялись в черновиках - только в уже достаточно законченных вариантах. Напомним, что отсутствие в публичной сфере черновиков гениального романа Михаила Шолохова "Тихий Дон" стало поводом для постоянного его обвинения в "воровстве" (хотя часть из них потом была найдена, а часть погибла во время войны). Что характерно, частично защитники "чистоты нравов" сидели в том же Гарварде.

В нашем случае черновиков в Госкомимуществе не было изначально - все такие документы готовили иностранные советники, которые никогда не объясняли, почему они принимали те или иные решения. Советники тщательно охранялись западными странами: когда вместо Чубайса председателем Госкомимущества стал Полеванов, он запретил этим советникам появляться на территории ГКИ. В результате "качество" работы ГКИ, выраженное в количестве подготовленных документов, резко упало, что ударило по самому Полеванову, который никак не мог заставить набранных Чубайсом, Мостовым и Ко бездельников и бездарей работать более или менее прилично - поскольку их явно не для того брали на работу. Но главное состояло в том, что начался невиданный накат прямо на президента Ельцина, которому открыто говорили, что если Полеванов не будет уволен, то МВФ кредитов России не даст. При том состоянии бюджета, в которое он был ввергнут стараниями тех же самых реформаторов (и под чутким руководством тех же самых советников), без этих кредитов обойтись было нельзя (точнее, можно, но для этого нужно было уволить вообще всех "реформаторов") - и Полеванов был уволен, после чего иностранные советники радостно въехали обратно.

Для того чтобы хоть как-то "легитимизировать" аппарат таких советников, был создан "общественно-государственный" институт "Российский центр приватизации". Такое странное название было дано не просто так: государственный орган не мог получать на свою деятельность иностранные деньги - а через РЦП их прошло несколько миллиардов долларов! Повторю эту цифру еще раз: несколько миллиардов долларов. И она достаточно убедительно показывает, кто и как реально заказывал музыку в части проведения наших реформ - никто больше в нашей стране и близко не имел таких денег. А значит, в соответствии с известной пословицей, не мог бы и заказывать музыку, отличную от мелодий западных советников.

Отметим, что руководителем РЦП был назначен молодой, но очень амбициозный деятель - Максим Бойко. Несмотря на то, что его успехи в экономике в России были не очень известны, он позиционировался как "один из наиболее обещающих юных экономических гениев нового поколения". Что характерно, корни этой характеристики росли именно из тех самых гарвардов, в которых работали и другие советники российского правительства. Для того, чтобы завершить тему Бойко хотелось отметить два обстоятельства. Первое состояло в том, что он очень активно рвался делать карьеру и "рулить" Россией, был замглавы Администрации президента РФ и даже вице-премьером (на посту руководителя Госкомимущества, разумеется). Но после того, как был уличен в мелком мошенничестве (в части получения денег за книгу о приватизации) и неоднократном злостном неисполнении поручений президента, был уволен с госслужбы и исчез в неизвестном направлении. Во всяком случае, его "гениальные" экономические труды в литературе не встречаются. Второе обстоятельство заключалось в том, что Бойко не был первым членом своей семьи, который рвался стать большим начальником в России. Его отец, который в начале 90-х работал в каком-то ЦРУшном "ящике" в США, в начале 50-х был первым мужем дочери второго человека в нашей стране - Георгия Максимилиановича Маленкова. Такое совпадение не может не вызвать вопросов у любого человека, который по долгу службы отвечал или отвечает за государственную безопасность. Остается вспомнить, что сказал И.Сталин своей дочери, которая так же, как и дочь Маленкова ненадолго вышла замуж за беспринципного карьериста: "Не на тебе он женился!"

Но вернемся к нашим советникам. В статье, посвященной деятельности господина Шлейфера, вроде бы не существует темы, связанной с приватизацией, а только с фондовым рынком. Однако два эти вопроса тесно связаны. Во-первых, подготовка закона "Об акционерных обществах" происходила в том же самом Госкомимуществе, и не вызывает сомнений, что работа экспертов проплачивалась из РЦП. Во-вторых, курировал эту работу Д.Васильев, который стоял у истоков нашего фондового рынка, долгое время был председателем Федеральной комиссии по ценным бумагам, а в то время был (правильно!) заместителем председателя Госкомимущества. В-третьих, приватизация наиболее интересных предприятий шла обычно в несколько этапов, и, зная ситуацию в ГКИ, можно было как получать акции по цене ниже низкого предела, так и продавать их потом на пике стоимости.

Отметим, что никаких ограничений в части нарушений закона, у американских советников не было. Они должны были добиться цели! Цель, в общем, достаточно понятна - полное разрушение промышленной и социальной инфраструктуры в России. Именно в рамках этой цели разрывались вертикальные цепочки смежников, например, конструкторские бюро, опытное производство и массовое производство приватизировалось отдельно, именно по этой причине акции российских предприятий попадали в руки их американских конкурентов, которые их просто закрывали, да много еще чего. Но за пределами этих целей свобода была полная, и имущественные чиновники, мягко говоря, озолотились.

Трудно было ожидать, что нормальные американцы, выращенные на протестантской этике, которая приматом всего на свете объявляет прибыль, смогут отказаться от участия в таких проектах. Да и вся их жизнь в России показывала, что долго не сможет удержаться даже ангел. Самые дорогие номера в самых дорогих гостиницах (напомню, несколько миллиардов долларов были "освоены" только в рамках РЦП), экстра-гонорары, доходящие до тысячи долларов в день и т.д. И - самое главное - их отношение к России. По всему было видно, что они рассматривают нашу страну как взятый приступом город, отданный на "три дня" для полного разграбления. Автору этих строк хорошо запомнился случай, как после какого-то совещания на какой-то правительственной даче возникла проблема с машинами - их не хватало. И американские советники, не то из Гарварда, не то из Принстона, радостно уехали на прикрепленных к ним машинах, - потому что "гарвардскому профессору" была положена персональная машина, - не взяв с собой российских "коллег", которые были вынуждены много часов добираться домой.

Именно по этой причине Гарвардский университет, в лице президента Саммерса, так активно защищает своего проворовавшегося профессора. Американская профессура, которая крайне болезненно относится к громким скандалам, связаны ли они с беременной аспиранткой или поездкой на три дня на Багамы за казенный счет, принципиально не хочет воспринимать поведение Шлейфера как что-то предосудительное. Саммерса как раз можно понять - те, кто читал его письма Чубайсу, в бытность первого министром финансов США, а второго - первым вице-премьером и министром финансов России это хорошо понимает. Это были письма барина - холопу. Холоп свое отработал, за что и получил много разных наград, в том числе и приз "лучшему министру финансов года", меньше чем за год до страшного дефолта, к которому Чубайс имеет самое прямое отношение. Но как кто-то смеет ругать управляющего, которого барин направлял в деревню следить "за порядком"?

Таким образом, ответ на вопрос, заданный в начале статьи, становится очевидным: западные советники не только не пытались предотвратить проникновение в "реформаторскую" среду людей нечистых на руку, но и активно искали этих людей, развращали их и вместе с ними разворовывали казенные: как российские, так и американские, - деньги и имущество.

А смысл вся эта история имеет только один: Россия в то время (да и сейчас, наверное), считалась в США страной, проигравшей войну - и в этом смысле не подчиняющейся никакому законодательству. В ней была введена оккупационная администрация, которая имела право на любые действия и не подлежала никакой критике. Сам Шлейфер, по всей видимости, чувствует себя такой же жертвой государственного обмана, как какие-нибудь рядовые тюремщики-садисты в иракской тюрьме Абу-Грейб: сначала ему предоставили полную свободу действий и разными намеками объяснили, какой результат нужно получить. А теперь за это судят? Это несправедливо!

К сожалению, Шлейферу, возможно, сильно не повезло. Он делал свою карьеру и бизнес под крышей Демократической партии США. А к власти пришли республиканцы. При этом экономическое положение страны на сегодня настолько неустойчиво (спасибо Рубину и Саммерсу), что, не исключено, новому руководству США придется идти на достаточно резкие меры. И если этим новым руководителем снова станет Буш, то Шлейфер может стать первой политической жертвой. Обращаю внимание на это обстоятельство: дело не в том, что Шлейфер украл казенные деньги, нарушил "кодекс чести" американского профессора и понизил рейтинг своего заведения в "стране пребывания" - это как раз для американской морали не принципиально. Поскольку делал он все это на оккупированной территории. Но он попал в "политическую разборку" и вынужден нести наказание не за то, что реально сделал, а за то, что играл за другую команду.

А какая память осталась от него в России? Крайне сомнительный фондовый рынок, который существенно отличается от рынков других стран мира. В первую очередь тем, что он - принципиально инсайдерский. Рынок создавался людьми, которые на нем же и играли гонорарами, полученными за выполнение работы по его "созданию", причем основными игроками были созданные ими же структуры. Наивно было бы ожидать, что на таком рынке могут выжить, например, частные спекулянты, которые, в частности, делают погоду на американских фондовых рынках.

Особенно хорошо это проявилось в истории рынка ГКО: несмотря на попытки (хотя, прямо скажем, не слишком искренние) привлечь на этот рынок неамериканские деньги в 1997-98 гг. (с целью уменьшить доходность), успеха в этом направлении добиться не удалось: поскольку все потенциальные участники хорошо понимали, что играть на рынке, где покупатель и продавец, по сути, одно лицо, - глупо. И не будем забывать, что практически все российские "реформаторы" получали с этого рынка личную прибыль. Не исключено, что именно по этой причине попытки отдельных чиновников не допустить дефолта уходили как "вода в песок" - слишком большие доходы частных лиц стояли на кону. И за это тоже Россия должны быть благодарна Шлейферу со товарищи.

Разумеется, если на выборах в США выиграет Керри, то это дело будет спущено на тормозах, а Шлейфер получит через год-другой свою Нобелевскую премию. Но вот если выиграет Буш… тогда шансы вывернуться у Шлейфера отсутствуют полностью. Разумеется, если экономическая ситуация в мире и в США будет улучшаться, то, рано или поздно, он сумеет реанимироваться, хотя о Нобелевской премии, скорее всего, речь уже не пойдет. Но вот если экономическая ситуация в США продолжит идти в штопор, ему придется совсем плохо. Поскольку "под раздачу" попадут и его покровители, Рубин и Саммерс, на которых Бушу, волей-неволей придется сваливать вину за необходимость крайне непопулярных мер. Не себя же, любимого, в самом деле, ругать за дефицит бюджета и рост безработицы?

И вот здесь в крайне тяжелом положении окажется Россия. Поскольку у нас до сих пор экономикой рулят люди, выращенные в рамках работы Шлейфера и ориентированные на элиту Демократической партии США. Доживем ли мы до того, что в России будут судить воров и предателей за преступления, совершенные в 90-е годы?

-----

"ДЕЛО ШЛЕЙФЕРА"
"Русский" скандал в гарвардском семействе
Карла Энн Роббинс, "The Wall Street Journal", 12 октября

Четыре года назад правительство Соединенных Штатов подало в суд против экономиста из Гарвардского университета Андрея Шлейфера иск на сумму более 100 миллионов долларов. Шлейфера обвиняли в том, что он использовал для личного обогащения свое положение в качестве управляющего одной из главных программ западной помощи России. В этом гражданском иске фигурирует и сам Гарвардский университет, который наблюдал за осуществлением проекта в продолжение 90-x годов.

Летом процесс остановился на том, что федеральный судья постановил: господин Шлейфер и его бывший заместитель вступили в преступный сговор между собой с целью обмануть правительство. Они инвестировали в те самые финансовые рынки, за создание которых отвечали. Также суд постановил, что Гарвардский университет виновен в нарушении подписанного им контракта. Если сторонам не удастся прийти к соглашению, размер нанесенных убытков определит жюри присяжных. Может получиться так, что по данному иску университет должен будет выплатить государству до 34 миллионов долларов, а господин Шлейфер и его заместитель - втрое больше этой суммы.

Гарвард стоит перед необычной проблемой: защищать или наказать своего профессора? Шлейфер уже обратился к университету с просьбой выплатить за него значительную сумму судебных издержек, и ранее он также заявлял, что всю сумму ущерба должен выплатить именно Гарвард.

Пока что обращения Шлейфера не произвели никакого впечатления на Совет - орган, стоящий во главе Гарвардского университета. Однако Совет сам оказался в неловком положении. Господин Шлейфер - не только один из ведущих ученых университета, но и близкий друг президента Гарварда Лоренса Саммерса (Lawrence Summers). Бывший министр финансов Соединенных Штатов отказался голосовать по решению относительно Шлейфера, но сомнений в том, на чьей стороне его симпатии, практически не остается.

Также Совет прекрасно понимает, что во многом от судьбы господина Шлейфера зависит и его судьба. Фонды Гарварда составляют 22 миллиарда долларов, так что сам университет готов пойти на соглашение с правительством уже сейчас, чтобы избежать продолжения процесса, но смыть пятно с университета удастся, только если к соглашению придет и сам Шлейфер. А если сейчас Гарвард согласится оплатить его судебные издержки, это даст профессору возможность пойти в своих требованиях гораздо дальше...

ШЛЕЙФЕР И СМУТНОЕ ВРЕМЯ

Дела господина Шлейфера в России относятся к периоду смутного времени - началу 90-x годов, когда Соединенные Штаты пытались переделать эту страну по своему образу и подобию. Приехав в 1991 году в Москву, он встретился там с самыми талантливыми российскими реформаторами и очень скоро начал постоянно ездить из Кембриджа в Москву и обратно в качестве консультанта. Также в Москву переехал для координации этой деятельности Джонатан Хей (Jonathan Hay), родесовский стипендиат (стипендия Родеса (Rhodes Scholarship) вручается Оксфордским университетом - пер.), владеющий русским языком, которому совсем немного оставалось до выпуска с юридического факультета Гарварда.

За несколько недель эта команда разработала планы по продаже 15 тысяч государственных предприятий, в рамках которых 150 миллионам российских граждан нужно было раздать ваучеры, удостоверяющие их права на акции. Агентство Соединенных Штатов по международному развитию, сокращенно USAID, в 1992 году выделило Институту международного развития (Institute for International Development) при Гарвардском университете 2,1 миллиона долларов на поддержку приватизации. Главным по данной программе был назначен Шлейфер, а Хей стал его заместителем. В течение следующих пяти лет объем контрактов Института международного развития с USAID вырос до 57 миллионов долларов - Гарвардскому университету достались гранты на реформирование юридической системы России и создание рынка капитала.

В мае 1997 года Агентство неожиданно приостановило реализацию проекта и обвинило Шлейфера и Хея в том, что в своей деятельности они допускали конфликт интересов. В обвинениях указывалось, что они, равно как и жена Шлейфера, а также подруга Хея, на которой он впоследствии женился, делали собственные инвестиции на российских финансовых рынках. Шлейфер и Хей, "злоупотребив доверием правительства Соединенных Штатов, использовали личные связи… в корыстных целях",- писало Агентство в записке, направленной в Гарвард.

Гарвардский университет уволил Хея с его должности в Институте международного развития. Сейчас он занимается юридической практикой в Лондоне. Шлейфер, хотя и прекратил свою деятельность в России по американскому проекту, сохранил свое место на экономическом факультете Гарварда.

ПРАВИТЕЛЬСТВО США РАССЛЕДОВАЛО ЭТО ДЕЛО СЕМЬ ЛЕТ

- Гарвардский университет и его сотрудники, какими бы блестящими [финансистами] они ни были, должны подчиняться законам Соединенных Штатов, - заявили в суде представители правительства.

Бостонский прокурор даже собрал по этому поводу большое жюри присяжных в рамках уголовного судопроизводства, но успеха не добился. В сентябре 2000 года правительство подало в окружной суд Бостона гражданский иск против Шлейфера, Хея, их жен и Гарвардского университета. Через некоторое время обе женщины из числа ответчиков по иску были исключены.

Как говорилось в исковом заявлении, Шлейфер и Хей обманули правительство Соединенных Штатов на сумму в более чем 30 миллионов долларов, которые Агентство по международному развитию "заплатило Гарвардскому университету за беспристрастные и объективные консультации" в России. Вместо этого, указывалось в исковом заявлении, в результате их действий цель реформы, которую финансировали Соединенные Штаты - установление "прозрачности и законности" - достигнута не была. В действиях Шлейфера и Хея, считает правительство, русские увидели совсем обратное: хорошие связи важнее принципов "честной игры". В соответствии с Законом о ложных правопритязаниях (False Claims Act), правительство потребовало возмещения убытков в тройном размере.

Стостраничное общее постановление по делу, вынесенное судьей Вудлоком, гласит, что Андрей Шлейфер и его жена, один из ведущих менеджеров хедж-фондов Нэнси Циммерман (Nancy Zimmerman), вложили в акции российских предприятий и государственные облигации более 400 тысяч долларов, причем некоторые приобретения были зарегистрированы на имя тестя Шлейфера. Также по предложению Шлейфера в деле участвовал его заместитель Хей, выписавший чек на 66 тысяч долларов, часть из которых была также пущена в оборот Шлейфером.

КАК ЗАРОЖДАЛСЯ ФОНД

Кроме частных инвестиций, в судебном постановлении много говорится о планах "великолепной четверки" использовать личные связи и капиталы для создания первого в России паевого инвестиционного фонда и компании-регистратора, которая занималась бы проведением и регистрацией сделок с инвестиционными паями. Подруге (теперь жене) Хея Элизабет Хеберт (Elizabeth Hebert) удалось получить у российских регулирующих органов разрешение на выпуск первых на рынке акций инвестиционного фонда; таким образом, она обогнала более серьезных конкурентов. Шлейфер и Циммерман дали этой компании в долг 200 тысяч долларов. В это время помощник мисс Хеберт купил компанию-регистратор у учредителей, взяв у нее взаймы 400 тысяч долларов, которые она, в свою очередь, получила от Хея и его отца.

"В кратко- и среднесрочной перспективе мы получим преимущество, так как регулирующим органам хочется видеть нас первыми", - писала Хеберт в своем письме Нэнси Циммерман, которое просмотрел и Хей перед отправкой по факсу. Этот факт Циммерман должна была использовать для привлечения инвесторов в оба инвестиционных проекта.

Судья решил, что Джонатан Хей в своей деятельности допустил конфликт интересов и посчитал, что в двух случаях результатом его деятельности стало ложное правопритязание. Также на основании фактов вовлеченности Шлейфера и Хея в создание паевого фонда Элизабет Хеберт и российской компании-регистратора он постановил, что Шлейфер и Хей вступили между собой в преступный сговор с целью обмануть правительство.

Судья предоставил жюри присяжных решать, нарушил ли Шлейфер своими частными инвестициями Закон о ложных правопритязаниях. В постановлении судьи указывается, что в применении к американцам, работавшим в данном проекте, правила допускают двойное толкование.

Что касается Гарвардского университета, судья Вудлок постановил, что личные вложения Хея и, возможно, Шлейфера, если так решит жюри присяжных, являются нарушением контракта университета с правительством. Однако судья отклонил более серьезные претензии к Гарварду и не посчитал университет виновным в нарушении Закона о ложных правопритязаниях, указав, что в университете о деятельности Шлейфера и Хея ничего не знали.

По заявлению Немсера, адвоката Шлейфера, чтобы доказать обвинение в преступном сговоре, необходимо найти доказательства тому, что действия были совершены с заранее обдуманным намерением, в то время как "нет никаких четких доказательств того, что Шлейфер, когда Хей осуществлял свои инвестиции, знал о том, под действием каких ограничений тот находится". К Шлейферу же, говорит его адвокат, правила конфликта интересов применять вообще нельзя.

Нэнси Циммерман отказалась от заявлений. В августе ее компания, выплатив правительству 1,5 миллиона долларов, урегулировала отдельную серию исков в том, что она использовала ресурсы российского проекта для продвижения своих инвестиционных программ, но при этом компания отрицала любые обвинения в нарушении законов. Юрист компании Мартин Мерфи (Martin Murphy) заявил, что соглашение было достигнуто, "дабы избежать продолжения процесса и связанных с ним издержек". Он сказал, что "соглашение преследовало цель устранить потенциальный источник неудобств [для компании]".

От комментариев отказался и Джонатан Хей. Согласно материалам суда, он заявлял, что в договорные отношения с правительством никогда не вступал, под действие правил конфликта интересов не подпадал и раскрыл свои инвестиционные планы перед Шлейфером и администрацией Гарварда. Элизабет Хеберт даже не ответила на просьбу дать интервью.

Пол Уэйр (Paul Ware), юрист бостонской компании Goodwin Procter LLP, считает, что тот факт, что в постановлении суда указывается: "[Гарвардский университет] не имел представления о каких-либо мошеннических действиях и не принимал в них участия... Мы полагаем, что любое судебное требование о возмещении ущерба в отношении данного учреждения не будет выражаться в цифрах, близких к 34 миллионам долларов", должен сработать в пользу университета.

В последнем отчете о состоянии дела Джонатана Хея говорится, что между правительством и Хеем "достигнут значительный прогресс, ведущий к соглашению". Источники, близкие к этим двум процессам, считают, что правительство хочет получить примерно 25 миллионов долларов с Гарварда и от пяти до десяти миллионов со Шлейфера. Если к соглашению прийти не удастся, в декабре второе дело против Шлейфера будет рассматривать уже жюри присяжных. Процесс по определению общего ущерба вряд ли начнется раньше весны следующего года, и тогда жюри придется решать щекотливый вопрос: затронули ли действия Шлейфера и Хея продвижение реформ в России, и, если да, то в какую - положительную или отрицательную - сторону.

Если в Гарварде и решат наказать Шлейфера, прецедентов у них мало. Слишком редко профессор университета лишался кафедры - в научном сообществе хуже этой кары и быть не может.

По оценке Джонатана Найта (Jonathan Knight), эксперта по таким спорам из Американской ассоциации университетских профессоров (American Association of University Professors) в Вашингтоне, занимающейся защитой профессиональных интересов преподавателей, по решению суда ежегодно снимаются с должности от 50 до 75 преподавателей из 280 тысяч, но происходит это, как правило, по обвинениям в плагиате, лженаучных исследованиях, или сексуальных домогательствах.

Уже есть признаки того, что это дело начинает влиять на позиции Шлейфера вне научного сообщества. Через неделю после того, как вышло постановление суда, обозреватель газеты New York Times привел в своей статье слова Шлейфера о том, что, чтобы остаться в бизнесе, даже этичные до мозга костей менеджеры вынуждены идти на неэтичные поступки. Через некоторое время редакция выпустила разъяснение, что "обозреватель не имел понятия о контексте, в котором могут восприниматься эти слова", имея в виду дело против Шлейфера.