Диана Игошина, "Итоги", 11 апреля

С экс-министра нацбезопасности Киргизии Феликса Кулова сняты обвинения. Шлагбаум, преграждающий путь к президентскому посту, поднят. И строптивый укротитель бишкекской толпы готов к жесткому соперничеству с нынешним первым лицом государства Курманбеком Бакиевым. Об этом Феликс Кулов прямо заявил в интервью "Итогам".

- Феликс Шаршенбаевич, как получилось, что вы рассорились практически со всей властной верхушкой, что, как вы сами говорите, и стало в 2001 году причиной вашего заключения?

- Они мне не могли простить того, что я первый в Советском Союзе принял решение о департизации органов внутренних дел. Я сказал так: "Не хочу никого убеждать. Мы все - коммунисты, но в условиях нарождающейся многопартийности мы должны быть выше партии и встать на сторону Закона". Я тоже приостановил свое членство в партии, как и мои подчиненные. Поэтому и отношение ко мне со стороны спецслужб, прокуратуры и других органов было неоднозначное. Им было неприятно, что я так поднял авторитет органов. А в апреле 1998 года я объявил о своем желании уйти в отставку с поста министра нацбезопасности. В заявлении на имя президента страны я указал, что не согласен с той политикой, которую проводит его окружение, оно толкает к откату от демократии. К этому времени уже началось фабрикование уголовных дел и уголовное преследование без всяких оснований.

- Уголовные дела возбуждались в отношении людей вашего окружения?

- Да, и не только моего. И одновременно не давали возбуждать уголовные дела в отношении людей, которые разворовали казну. Я пока называть их фамилии не хочу. Единственное, чего мне удалось добиться, это чтобы их освободили от должностей министров. Но когда я разоблачил следующую группу во главе с одним из вице-премьеров, Акаев вызвал меня и предложил не вмешиваться. В итоге я в июле 1999 года создал свою партию "Ар-Намыс" ("Достоинство"). У нас на тот период было 12 тысяч человек, и это была одна из крупнейших партий в стране. Но позже начались преследования, около 200 человек вынуждены были эмигрировать. В основном на Запад. В Россию уехали немногие. Самостоятельная и относительно многочисленная партия, видно, стала последней каплей для моих противников, и меня решили арестовать.

- И каково это - оказаться на месте своих "подопечных"?

- Сначала, примерно два с половиной года, я сидел в одиночке. Ни радио, ни телевизора. Изредка приносили газеты. Отказали во встречах и свиданиях. Отношение со стороны надзирателей, честно скажу, было по закону. Мне нравилось, что они меня уважали.

- Прессинга не было?

- Абсолютно никакого, ко мне хорошо относились. Часто совета спрашивали. Когда я отсидел в следственном изоляторе, меня отправили в колонию. Но у меня и там со всеми сложились хорошие отношения. Я - политик, и это мой электорат, который временно находится в зоне. Если ко мне обращались за помощью, никогда не отказывал. Вы знаете, что странно? У меня в тюрьме было мало времени. Многие ребята ко мне обращались с просьбой помочь что-то написать, что-то юридически обосновать, в роли защитника выступал.

- Разобраться, кто именно спровоцировал толпу, до сих пор не удалось. Но кто-то крикнул, что надо идти и освобождать Кулова. Как вы вышли из тюрьмы?

- Приехал начальник ГУИН полковник Носов. Вы знаете, в законах встречается формулировка "крайняя необходимость". Это когда жертвуют малым ради того, чтобы спасти большее. Это был как раз такой случай. На взятие тюрьмы собирался весь народ из близлежащих населенных пунктов. Тем более я выходец из Чуйской долины, и освобождать меня собирались не только люди из Бишкека. Поэтому и решили, что лучше меня освободить, чем доводить дело до погрома и жертв. Я сначала отказался. Это же означало, что я нарушу закон, покинув зону до истечения срока. Но потом согласился. Говорю Носову: "Андреич, я выхожу без всяких документов. Даю честное слово, что я убегать не буду". А куда убегать-то? Так я и вышел из тюрьмы.

Возле стен уже стояли несколько человек. Я прямо из тюрьмы позвонил Бакиеву, сказал, что надо остановить людей, и поехал на телевидение. Выступил, успокоил людей, сказал, что я на свободе и тюрьму штурмовать не нужно, а уже ближе к полуночи отправился в Белый дом. Здесь собрались депутаты Законодательного собрания, ночью было проведено заседание. Бакиев, которого уже тогда фактически избрали главой правительства, сказал, что меня назначают министром внутренних дел - руководить силовыми структурами. Я говорю: "Мне ваше министерство не нужно. Какой я министр? Я - зэк, если на то пошло. Давайте я буду координатором". Выхожу из кабинета, мне вручают портфель министра. Я говорю: "И что мне с ним делать? С кем работать?" Министра нет, все разбежались. В городе никого нет, ничего не работает. Потом узнаю, что Бакиев кого-то там назначил на должности. Приезжаю - сидят. Национальная гвардия, министерство обороны, МВД. Я им всем говорю: "Докладывайте!" Они и докладывают: ситуация плохая, в городе ни одного сотрудника милиции, ни один объект не охраняется. Национальная гвардия отказывается на улицы выходить, спецназ полностью деморализован. Говорят, не ожидали, что народ так может их избивать. Вижу по глазам офицера, что он не может выполнить приказ. Все, думаю, конец. В это время звонок: хотят разгромить ЦУМ. Что делать? Начинаю ездить сам. Подъезжаю к ЦУМу, там порядка трех тысяч человек собралось...

- Какие слова нашли, чтобы остановить людей?

- Они меня сразу узнали, начали здороваться, обниматься. Наобнимался я с мужиками на всю оставшуюся жизнь, да еще целуются, как Брежнев. Это было что-то ужасное. Но в итоге все разошлись, через некоторое время снова сообщение, что собирается толпа. Опять выезжаю, вижу, люди бросаются камнями. Я тут же выскакиваю и начинаю кричать, чтобы они этого не делали. Они разворачиваются и - с камнями на меня. И в этот момент мне приходит в голову: зачем я это делаю? Мне что, больше всех надо? Только вышел из зоны. Какой-то непонятный магазин, даже не государственный, а частный. Пусть там наши люди, арендаторы, но это несравнимо с человеческой жизнью. Но что мне оставалось делать? Выхожу, улыбаюсь и кулак показываю мужику, который бежит на меня. Кто-то крикнул: "Кулов!.." И снова давай обнимать-целовать. Потом меня заставили встать на машину, как на броневик, дали "матюгальник". Знаете, что меня задело? Когда я сказал, неужели вы такие бедные, что хотите взять чужое? Они ответили: да, мы бедные, мы голодные, это чужое, но это своровали у нас. И я дрогнул. Честно признаюсь, в какой-то момент я не знал, что делать, растерялся. И я сказал так: "Если вы считаете себя нацией кыргызов, уважаете свою нацию, вы не имеете права это делать. Мы никогда не воровали и не отбирали чужое".

Я понял, что нужны лозунги, кричу: "Привет вам из зоны!", говорю, мужики, все будет нормально, только не надо ничего бить. Они в ответ: "Ура!" В общем, мне повезло, люди разошлись.

- Так ведь не могло продолжаться, погромщиков было много.

- Да, нужно было принимать какие-то кардинальные решения, я не везде успевал. Помог опыт, когда еще в 1967 году были массовые беспорядки здесь, в Бишкеке. Я только начинал службу в оперативном взводе, и тогда мы, 30 человек, за одну ночь навели порядок в многотысячной толпе. По специальной методе, о которой я рассказал ребятам. Их было всего 37 человек в первую ночь, но задержали очень много мародеров. Я сказал тогда: ни в коем случае не избивать, это наши дети, они бедные. Но в то же время они - преступники. Надо порядок навести чистыми руками. Жестко, но никого не убивая. Мы не сделали ни одного выстрела, но задержали больше сотни мародеров. На второй день к нам стали подтягиваться сотрудники милиции, и утром я провел первое совещание с ними. В городе порядок был практически наведен.

- Как вам удалось побороть страх у тех, кто носит погоны?

- Я собрал сотрудников и сказал им честно: "Вас многие ненавидят. Потому что вы, говорят, срослись с преступностью, берете взятки, избиваете людей. Я знаю, что это действительно случается. Но нельзя обвинять всех... Давайте на время забудем, кого мы покрываем, кого мы крышуем, кому мы помогаем. За нами стоит народ. Или мы спасем этот народ, или этот народ будет раздавлен, уничтожен. Сейчас следующая волна пойдет уже по квартирам, по богатым людям, станут насиловать женщин. Это будет страшная картина". Короче, я столько говорил, что, думал, достал их. Но они вышли, и я увидел, что они воспряли духом, страх отступил. Они так работали, как, наверное, никогда в жизни не работали. И я им за это благодарен. В них проснулось то, что должно было проснуться в нормальном мужике. Это чувство защитника. А народу я сказал так: "Вы считаете, что это плохие ребята, вы их не любите, но, кроме них, в течение двух-трех часов я не найду другой милиции. Надо им помочь". После этого население добровольно надело повязки. Кроме этого, мы смотрели, кто может дестабилизировать обстановку. Мне называли некоторые фамилии, номера телефонов. Я звонил, но никому не угрожал. Говорил: "Я слышал, у тебя там есть ребята-спортсмены? Я тебя прошу, на своем участке попатрулируй с ними". И так удавалось развернуть ситуацию - те, кто мог спровоцировать беспорядки в городе, выходили сами на его охрану.

- После того как был наведен порядок, вы заявили парламенту, что снимаете с себя полномочия. Какова была реакция?

- Как только все успокоилось, был избран премьер-министр, на него возложили обязанности президента, были назначены силовые министры - надобность во мне просто отпала.

- А почему вам не предложили должность?

- А потому что я еще считаюсь заключенным, хотя весь парламент проголосовал за мою политическую реабилитацию. Но по нашим законам и, кстати, по российским тоже решение Верховного суда обжалованию не подлежит. Мой адвокат обратилась в Комитет по правам человека ООН, и те направили сюда вербальную ноту для того, чтобы правительство рассмотрело мое дело, это было 27 марта. Единственное, что может изменить ситуацию, это отмена Верховным судом своего решения в результате пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам по представлению прокурора. Этими обстоятельствами адвокат назвала вербальную ноту, в которой указано, что мои права как человека и гражданина были нарушены. Те права, которые мне гарантированы международным пактом о политических и гражданских правах. Этот пакт ратифицирован нашей республикой, и мы должны его соблюдать. Мои же права были нарушены много раз. Например, у меня не было защитника, мне отказывали в вызове моих свидетелей, кроме того, меня осудили по преступлениям, которых нет в УК. Если выяснится, что я невиновен, будут наказаны люди, которые меня за решетку усадили. Но я не хочу мести, не их это вина, их заставили. Как крокодил плачет и в то же время кушает, так и они: плакали, но меня сажали, да еще и сроки добавляли.

- Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию в республике и чего можно ожидать в ближайшее время?

- Если рассуждать с позиции руководителя силовых структур, то обстановка в республике в криминогенном плане достаточно стабильная. Один момент я хотел отметить - митинги неизбежны. Почему? Потому что у населения много недопонимания, не все правильно умеют разъяснить руководители нашего правительства. Я вот выезжал на базар, там собралось 3-5 тысяч человек. Они считают новый парламент антинародным и требуют его убрать. Я объясняю, что делать этого нельзя по закону, мне кричат: "Какой закон - народ же требует!" Но мне на доступных примерах удалось убедить, что лучше действовать по закону, чем по понятиям. В общем, напряженности нет, но недовольство сохраняется. И если появятся лидеры, которые захотят этим воспользоваться, безусловно, это может повлечь дестабилизацию обстановки. Но все-таки не так, чтобы это привело к массовым беспорядкам. Противостояние произойдет скорее всего, так скажем, не на криминальном, а на гражданском уровне.

- А каковы ваши личные планы?

- У меня же квартиры как таковой нет, военную пенсию пять лет не получал. Все поломано, вещей нет, все же конфисковали. Вот костюм хоть нашел. Надел, смотрю - подходит, ничего, что пять лет провалялся. Я вообще раньше занимался разведением племенных лошадей, теперь моих лошадей раскидали где-то по Казахстану. Не знаю, где они.

- После того как с этим разберетесь, собираетесь претендовать на президентский пост?

- Если полностью оправдают - можно. Я же руководитель политической партии и не могу отказываться.

- То есть партия вас готова выдвинуть?

- Да, конечно. И если я откажусь, это будет неправильно. У меня есть по крайней мере один талант, которым могу похвастать, - сразу нахожу хороших людей.

- Не боитесь противостоять нынешнему лидеру Курманбеку Бакиеву?

- Вы знаете, я, когда закончил со своим координаторством, зашел к нему и предложил один вариант. Я его оглашать не имею права, поскольку это будет неэтично с моей стороны. Если теперь он не изменил своего мнения и это решение будет им озвучено, то оно приведет к стабильности в государстве. Между югом и севером. Если Бакиев не даст мне возможности пойти на выборы, он знает, чем это может закончиться. Обычно пытаются вбить клинья, капают потихоньку. Но я думаю, он умный человек, должен разобраться