Дарья АСЛАМОВА, "Комсомольская правда", 16 апреля
Не так давно, лет десять назад, в одном крошечном арабском государстве по имени Катар случилась прямо-таки шекспировская трагедия. Эмир, правитель Катара, уехав на каникулы во Францию, не смог вернуться домой. Власть в стране захватил энергичный и дерзкий сын.
Эмир хочет влияния
Молодой эмир срочно нуждался в свежих идеях, укрепляющих его положение и авторитет. В то же самое время в далеком Лондоне, который сами арабы без тени юмора называют столицей мусульманского мира, закрылся амбициозный британо-арабский телевизионный проект "Би-Би-Си-Арабик".
Безработные журналисты явились к новому эмиру Катара с революционным предложением - создать первый в арабском мире 24-часовой телевизионный канал новостей. Эмир давал огромные деньги, невзрачную страну в качестве дома и полную свободу действий, арабские журналисты - свой вскормленный Британией блестящий и холодный профессионализм, свои связи и свою беспощадность в подаче событий. Одним словом, ударили по рукам. Так в 1996 году в маленьком, крайне консервативном государстве была заложена бомба замедленного действия под названием "Аль-Джазира", через несколько лет взорвавшая традиционный мусульманский мир и сломавшая прежние представления о журналистике.
Что такое "Аль-Джазира"?
В переводе нечто бессмысленное: "остров" или "полуостров". Не суть. Все телевидение выглядит как провинциальный канал средней руки. Небольшая студия, ньюс-рум, офисные "вагончики", кафешка с пиццей. Вот и все. Не впечатляет. "Как видишь, ничто не зависит от размера!" - с пафосом замечает официальный спикер "Аль-Джазиры" с говорящим именем мистер Джихад. "Только мужчины так думают", - парирую я. Этого хитроумного ливанца опасаются все журналисты "Аль-Джазиры" - и не без оснований. Именно он решает, что можно и что нельзя говорить в интервью иностранным коллегам. "Аль-Джазира", этот самый продвинутый арабский телеканал, отличается предельно строгой корпоративной этикой. За неудачно высказанное мнение о политике канала журналист может легко вылететь с работы.
"Ничего тебе не удастся о нас узнать. Мы умеем хранить свои секреты, именно поэтому мы так успешны", - скупо улыбаясь, говорит Модави, помощница мистера Джихада, молодая катарская женщина, с ног до головы закутанная в черный кокон тряпок. Модави - одна из немногих местных жителей, работающих в "Аль-Джазире". Среди журналистов катарцев нет вообще. "Мы для них, видите ли, недостаточно профессиональны", - злятся местные репортеры.
Вся "Аль-Джазира" - Вавилонская башня, смешение национальностей и языков. Команда подбирается из недавно приехавших носителей свежей крови. Здесь работают граждане почти сорока стран мира, среди которых 35 процентов женщин (факт небывалый для арабского мира!). Главные звезды - тоже женщины, арабские красавицы Шехерезады, и в этом есть свой смысл. Какая бы кровь ни лилась на экране, весь ужас событий смягчается прелестным личиком ведущей. Вероисповедание журналистов при приеме на работу в расчет не берется, главное, чтобы они говорили по-арабски. В основном это мусульмане, но есть и христиане, хотя большинство репортеров просто атеисты.
Главная позиция канала - отсутствие позиции. "Не наше дело кого-то судить, - говорит мистер Джихад. - Мы информационный канал, и мы должны быть вне эмоций. Мы показываем факт, а потом даем две точки зрения - почему этот факт хорош и чем он плох. Наш девиз: "Мнение и еще одно мнение". "То есть если вы, к примеру, показываете убитых террористами детей..." - начинаю я. "То после этого, - продолжает Джихад, - мы покажем уважаемого человека, который скажет, что это отвратительно и ужасно, что так нельзя делать, а затем, если есть возможность, мы дадим слово террористу, который объяснит, почему он это сделал, какие у него были мотивы". "Где же мораль?" - спрашиваю я. "При чем тут мораль? - удивляется Джихад. - Мораль никакого отношения к информации не имеет. Наше дело - давать факты, какими бы страшными они ни были, а не оценивать их. Или ты предпочитаешь жить с завязанными глазами?"
Ежемесячно "Аль-Джазира" получает серьезную информационную "почту" от всех известных и неизвестных террористических организаций. Это может быть голос, записанный на пленку, видеозапись о похищенных или убитых людях, письмо в конверте или e-mail. "Во-первых, связь эта односторонняя, - заверяет мистер Джихад. - Во-вторых, мы никогда не платим террористам за информацию. Как только мы получаем пленку, к делу подключаются эксперты, которые должны определить ее подлинность. После этого мы звоним в посольство той страны, чьи граждане захвачены или убиты. Дипломаты отсматривают пленку и немедленно сообщают родственникам жертв, чтобы для них не была шоком демонстрация записи по телевидению". "Вы пытаетесь иногда спасти жертву, используя ваше влияние и связи?" "Спасти? - изумляется Джихад. - Мы не спасатели. Это дело спецслужб и полиции. Наша помощь заключается в том, что мы вовремя информируем людей. И, конечно, когда дело касается наших коллег, оказавшихся в плену, мы всегда обращаемся к террористам с экрана с просьбой отпустить журналистов, как это было недавно в ситуации с захваченной итальянской корреспонденткой".
"Нас часто упрекают в том, что террористы используют нас для пропаганды своих идей, - говорит старший продюсер Самир Кхудур. - Это не так. Знаешь, как Усама бен Ладен любит поговорить? О, как все мы, арабы! Долго, цветисто, с метафорами. Из его полуторачасовой пленки мы берем только три минуты. Для нас его речь - всего лишь одна из новостей. Не он использует нас, а мы его. И потом, у нас тоже есть внутренняя цензура. Мы никогда не показываем сам момент убийства". Когда я спрашиваю об уместности такого уровня документального насилия на экране, Самир взрывается: "Так ведь война идет у нас дома! Весь регион - сплошное кровопролитие. И потом, люди любят войну, и тут ничего не поделаешь. Когда Америка напала на Ирак, на экране "Аль-Джазиры" 24 часа в сутки шел бой и лилась кровь, и люди смотрели, не отрываясь".
"Ты пойми, мы сражаемся сразу на двух фронтах, - продолжает Самир, - с ненавистью западных политиков, осуждающих нас за то, что мы всегда даем две точки зрения, и с косностью мусульманского мира. В арабском мире мы сломали три табу: женщины, секс, Израиль. У нас есть специальная программа "Только для женщин", мы стали говорить о проблемах сексуального воспитания и отношений между мужчиной и женщиной, и мы первые даем нормальные репортажи об израильтянах. До этого Израиль существовал для арабов только как мир чудовищ, как страшная сказка. У нас появился корпункт в Иерусалиме, за что многие нас ненавидят".
Самир может быть крайне либерален во всех вопросах, но, когда дело доходит до палестинских террористических организаций, он тут же упирается: "Это не террористы, это борцы за свободу. Они сражаются за свою землю". Он смотрит на меня, набычившись, и говорит с вызревшей злостью: "Никто не любит евреев. Чертова Европа! Она испытывала колоссальный комплекс вины за холокост, за шесть миллионов убитых евреев и подсунула их нам, на наши спины. Почему жалостливые европейцы не дали бедным евреям кусок собственной земли? Они спокойно отдали им арабские земли и тем самым подожгли мирный регион на целые десятилетия!"
После этого взрыва эмоций я напоминаю Самиру, как он начал свою пылкую речь со слов: "Мы, журналисты "Аль-Джазиры", меняем арабский менталитет!" Самир вздыхает: "Мы пытаемся, но арабский мир никогда не изменится, а мы часть этого мира".
Кофе и болтовня
О чем болтают в кофейне "Аль-Джазиры"? О вопросах крови - чистой и нечистой. Каждый истинный араб надеется, что в его жилах течет хотя бы капля крови доблестных предков. Люди с легкостью продираются сквозь могучие заросли родственных уз и со всей серьезностью выясняют, кто есть кто.
Важный вопрос - кто есть кто в террористической группировке "Аль-Каида", кто бастард, а кто аристократ, и почему не слишком аристократичный Усама бен Ладен конфликтует с более благородными по крови соратниками? Для европейского человека все эти разборки - китайская, пардон, арабская грамота.
- Ах, какой был хороший мальчик Усама бен Ладен, - вздыхает одноклассник Усамы, продюсер "Аль-Джазиры" Хасан Ибрахим. - Мы вместе учились один год в частной школе в Саудовской Аравии. Нам было шестнадцать лет. Усама никогда ни с кем не дрался и был таким тихим и вежливым и иногда подвозил меня до дома. (Наши семьи дружили.) У него такие прекрасные манеры.
И все вокруг, у кого бен Ладен числится в родственниках, пусть и дальних, немедленно согласились, что у Усамы прямо-таки великолепные манеры, а характер - воды не замутит. "Аль-Джазира" без Усамы - как Колумб без Америки. По слухам, только на продаже эксклюзивных кадров бен Ладена после 11 сентября "Аль-Джазира" заработала около 240 миллионов долларов (приблизительно три годовых бюджета этой компании).
"Я помню, как к нам приехали японские журналисты сразу после терактов в Америке, - рассказывает Хасан Ибрахим. - Один из них очень уважительно меня спросил: "Извините, где я могу найти мистера Усаму бен Ладена, чтобы сделать с ним интервью?" Я ответил ему с самой серьезной миной: "Поверните за кафе налево, там увидите домик спутниковой связи, постучите в дверь условным стуком, он вам откроет". Японский журналист ушел, долго стучался там в дверь, потом вернулся очень обиженный: "Вы, наверное, пошутили!"
Хасан Ибрахим пишет книгу об истории "Аль-Каиды", знает ее лидеров, но уверен, что главная информация об этой террористической организации - в руках российских спецслужб. "Благодаря Чечне Россия сейчас главный специалист по "Аль-Каиде", даже не Моссад".
С Чечней у "Аль-Джазиры" особые отношения. "Даже во время первой чеченской войны, когда ни один иностранец не мог попасть в зону боевых действий, мы получали информацию от своих людей в Чечне, - по секрету говорит мне журналист N. - Ваши спецслужбы делали тщетные попытки их найти. Даже директор нашего московского бюро Акрам Хузам пытался узнать, но иногда мы прячем информацию и от своих людей".
Перейти черту
Внешность одного из моих соседей по столику озадачивает меня. Хотя все зовут его Абдаллах, я безошибочно узнаю в нем еврейские черты русского розлива. Встретить еврея в "Аль-Джазире" - все равно что увидеть свинью на улице Тегерана. Этот высокий 69-летний мужчина и в самом деле оказался американским потомком одесских эмигрантов. Настоящее имя - Марк Шлейфер. Известный американский журналист, профессор и продюсер фильма об "Аль-Джазире". Он сам по себе история. Благоразумный иудей, в университете вдруг принявший католичество. Яркий представитель поколения "битников", интеллектуальной предтечи хипповского движения. Страстный поклонник кубинской революции и друг Че Гевары. (На Кубе стал и коммунистом, и атеистом.) "Нам тогда нравился Фидель - борода, "травка", сигары, прячется где-то в лесу и меняет женщин каждую ночь". Разочаровавшись в кубинской революции, уехал в Марокко, где была дешевая жизнь и дешевый гашиш. Принял ислам, причем шиитского толка, и новое имя Абдаллах. "Шииты разрешают временные браки - на неделю, на месяц. Мне это страшно понравилось. Любому вожделению можно придать приличную форму". В 60 лет женился на черной суданской красавице, с ног до головы увешанной золотом.
Марк - профессиональный свидетель всех злодеяний XX века, много лет работавший журналистом на Ближнем Востоке, и лучший друг всех палестинских радикальных организаций. "Нельзя долго находиться рядом с насилием и не оказаться вовлеченным в него, - говорит Марк. - В конце концов зритель становится участником. Это беда всех военных журналистов. Однажды мне случилось перейти черту. Мне было 35 лет, и я был чертовски амбициозен, работал в Иерусалиме корреспондентом одной известной телекомпании. Мои палестинские друзья сообщили мне, что такого-то числа они собираются напасть на израильское поселение в секторе Газа, и предложили мне сделать классный репортаж. Я позвонил в свою компанию и возбужденно сообщил: "Черт! У меня есть эксклюзив. Готовьте еще одну группу для съемок. Они зайдут справа, я зайду слева..." "Ты хотя бы понимаешь, что ты делаешь? - в ужасе спросили меня в компании. - Ты становишься участником террористической операции. Ты уже не журналист!" Не могу тебе сказать о последствиях всей этой истории - я был наказан, и сейчас, в свои почти 70 лет, я понимаю, что никогда бы не сделал этого снова!
Я не знаю, насколько близко "Аль-Джазира" подошла к этой опасной черте. И я не знаю, перешел ли черту их знаменитый корреспондент Тайсир Алони, арестованный в Испании по подозрению в подготовке теракта в Мадриде. Я надеюсь, что нет. Я лишь хочу сказать, какой это соблазн - сделать еще один шаг".
А я вспомнила, как продюсер "Аль-Джазиры" Самир Кхудур спросил меня: "Если тебе известно, что через три часа террористы взорвут этот дом, что ты сделаешь? Позвонишь в полицию или приготовишь камеру для съемок?" "А ты?" - ответила я вопросом на вопрос. "Не знаю, - честно ответил Самир. - Надеюсь, моя человеческая сущность подавит мой профессионализм. И я счастлив, что у меня никогда не было такой дилеммы".
P.S. Но на один вопрос, который задавали мне все журналисты "Аль-Джазиры", пришлось ответить: "Если тебе предложили сделать интервью с преступником № 1 в мире - бен Ладеном, ты позвонишь в спецслужбы?" И я ответила честно: "Нет. Я сделаю интервью". Итак, я тоже готова перейти черту. Но кто провел эту черту? И где кончается профессионализм и начинается преступление? На этот вопрос я предлагаю ответить нашим читателям. E-mail: [email protected] |