Максим Артемьев, www.globalrus.ru, 25 апреля

Очередной ленинский юбилей (хоть дата и не совсем круглая - 135 лет, но в нашей стране, соскучившейся по праздникам, любят отмечать и не такие годовщины, мэр какого-нибудь Тмутараканьска с помпой созывает гостей на праздник 455-летия города) прошел совсем незаметно. Коммунисты как всегда возложили цветы к Мавзолею, Дума буднично отвергла их пожелание почтить вождя, в "красной прессе" появились проходные материалы о Владимире Ильиче. Вот, кажется, все. Но апрельская дата, некогда памятная всем советским людям, - хороший повод вспомнить недавнее прошлое, а, главное, окинуть взором настоящее.

Имя Ленина всегда и везде с нами. Где бы вы ни жили, но улица Ленина, площадь его имени, памятник Ильичу, что-нибудь еще в честь вождя мирового пролетариата находятся неподалеку. Мы воспринимаем ленинскую топонимику как нечто само собой разумеющееся, не придавая ей особого значения. И взор проезжающих по столичному Ленинскому проспекту равнодушно скользит по малоприметным табличкам с названием магистрали, останавливаясь взамен на яркой рекламе победившего и бурно растущего нового российского капитализма. Вплетение имени ярого ненавистника частной собственности в вызывающий новорусский антураж общества потребления напоказ – что может быть убедительней краха ленинских идей? Но это же обстоятельство наглядно показывает противоречивость жизни современной России.

Тот факт, что страна, отвергшая примат государственной собственности и идейный монополизм, по-прежнему пестрит родимыми пятнами коммунизма, заставляет задуматься о причинах подобной противоречивости.

Казалось бы - Восточная Европа, стряхнувшая с себя сорок лет социалистического ярма, провела тщательное очищение, стирая навязанные наименования, подобно узнику Освенцима, вытравляющему вытатуированный лагерный номер – воспоминание о тягостном прошлом. Почему же в России до сих пор существуют Ульяновски, Димитровграды, Кировы, Дзержински? Отчего имя Ленина не стало для россиян одиозно-ненавистным? Причин, думается, довольно много, и они как специфически российские, так и "общечеловеческие".

Начнем с последних. На днях под Берлином состоялась конференция фонда Эйнштейна (кстати, считавшего Ильича "великим гуманистом"), на которой западные интеллектуалы попытались очень осторожно подойти к болезненной для многих теме сравнения двух тоталитарных диктатур – нацистской и коммунистической. Для большинства из них подобное сопоставление по-прежнему табу, нарушающее базовый принцип - признание "исключительности Холокоста". Известный английский историк-либерал, с левацкими замашками в молодости (именно подобная публика задает тон дискуссиям в Европе), Эрик Хосбаум объявил, что диктаторов нельзя судить по делам их – кто больше убил людей, а надо рассматривать их побудительные мотивы. В этом смысле коммунизм, прямой наследник эпохи Просвещения, выглядит куда привлекательней нацизма, поскольку исходил из желания облагодетельствовать всех, а не только избранный народ.

Потому коммунизм вкупе со своими вождями по-прежнему вполне терпим на Западе. Марксисты занимают университетские кафедры, попытка запретить коммунистическую символику, приравняв ее к фашистской, провалилась, посткоммунисты входят в правительственные коалиции безо всяких проблем, тогда как Австрию из-за электоральных успехов Йорга Хайдера - крайне правого, но все же не нациста - чуть не подвергли всеобщему бойкоту. Не удивительно, что в современных западных энциклопедиях о Ленине пишут вполне сочувственно, как о величайшем революционере XX века, без каких-либо моральных оценок.

Но то в Европе, у нас же приписывать сохраняющейся терпимости к ленинскому наследию сложные философские основания, по меньшей мере, наивно. Вспоминаю разговор прошлым летом с главой затерянного в лесной глуши Краснохолмского района Псковской области. Молодой, прогрессивный администратор, рассказывая об успехах, похвастал, показывая на маленький памятник Ильичу на низеньком пьедестале:

- Вот, к празднику и дедушку покрасили, фундамент укрепили. Пусть стоит…

Вряд ли расторопный хозяйственник держал в голове традицию нескольких веков прогрессивной мысли. Но какие мотивы двигали им? Тут нельзя не вспомнить Сергея Есенина, ответившего на вопрос мужиков "Скажи нам, что такое Ленин?" - "Он - вы".

Действительно, было что-то истинно русское в Ильиче – антипатриоте, искренне считавшим русского работника "плохим работником". В глазах народа Ленин мог казаться крайним случаем отечественного сектантства – хлыстовщины, беспоповщины и т.д. В любом случае чем-то родным. Популярная сегодня версия "чужого" (немецкий шпион или Антихрист) тогда в целом отвергалась.

Нынешнее терпимое отношение к "дедушке" - зеркальная проекция межеумочного состояния русской души. Уважение к Ленину – симптом неопределенности. Молдавский президент-коммунист Воронин, удививший всех своим обращением из Савла в Павла, избравший путь евроинтеграции, социал-демократии, отринувший пророссийскую ориентацию, открывший объятья Саакашвили, тем не менее, одним поступком поставил под сомнение все, возложив цветы к ленинскому постаменту и пропев дифирамб В.И. Умом Воронин уже на Западе, но сердцем остается на Востоке, в краю блоковского "панмонголизма", вмещающего в себя Пугачева и Ленина. Что уж говорить о Зюганове, лобызающем православные святыни, держа в руках богоборческую, богохульную ("всякий Боженька – это труположество") книгу Ильича. Who cares? - как говорят в Америке.

70 лет советской власти не прошли даром. Ленинское наследие впиталось в плоть и душу народа. Место, занимаемое у других религией или выстраданным историческим мифом, у нас принадлежало рукотворной легенде. Теперь, взамен ее, - пустота. В фойе Академии Госслужбы на Вернадского в бытность ее Академией общественных наук при ЦК КПСС, стоял памятник человеку, прожившему всего пятьдесят три года. Он не был богат, тщеславен, и ему были чужды многие людские пороки. Наверное, он был счастлив, увидев при жизни торжество идеи, которой посвятил всего себя, и служению которой обрек сотни миллионов людей. Но сегодня этого памятника, служившего центром всей внутренней композиции, нет. Пустое место заставлено искусственными цветами, но всякий входящий, даже не помнящий скульптуры, чувствует дыру в пространстве, отсутствие "держащего центра". Эта виртуальная дыра везде с нами, и с ней мы проживем, наверное, еще немало лет.