Дарья АСЛАМОВА, "Комсомольская правда", 6 апреля

Ректор пустого университета

"Ждите меня на углу Сорбонны. Весь университет оцеплен полицией, внутрь никого не пускают. Я вас проведу", - сказал мне ректор Сорбонны профессор Жан-Робер Питт.

У входа в знаменитый университет поигрывают дубинками здоровенные молодцы в черной полицейской форме. Они внимательно разглядывают прохожих и немедленно заворачивают тех, кто даже просто пытается пройти мимо. Вот уже три недели здесь опасаются повторного захвата.

"Мы боимся "брейкеров" - хулиганов, крушащих все на своем пути, - говорит профессор Питт. - Они врываются вместе со студентами, бьют стекла. Ведь Сорбонна - место символическое. Отсюда все началось".

Мы идем пустыми коридорами старинного университета, и наши шаги эхом отдаются в огромных аудиториях. Трудно представить, что здесь учатся 26 тысяч студентов.

"Что случилось с винными погребами Сорбонны? - спрашиваю я. - Говорят, их разгромили?" "Слава Богу, мой личный погреб, где стояли самые изысканные, драгоценные вина, уцелел благодаря железной двери. Студенты долго бились о нее, но так и не смогли сломать. А вот профессорский погреб, где стояла деревянная дверь, они снесли начисто, выпили все шампанское и красное вино. Студенты пировали всю ночь, а наутро по всему университету валялись пустые бутылки". "Так это же праздник непослушания!" - веселюсь я.

"Как все это ужасно и глупо, - вздыхает ректор. - Мне стыдно перед иностранцами за свою страну. Все это последствия бесплатного образования. Если бы эти молодые люди платили деньги за учебу, они бы никогда не убежали из университета делать революцию. То, что достается бесплатно, не ценится. Все эти бунты спровоцированы агрессивным политизированным меньшинством - нигилистами, анархистами и троцкистами. Большинство студентов хотят учиться, но боятся выступить открыто. А сейчас в дело вмешались политические партии Франции, они подзуживают молодых людей выходить на улицы и продолжать забастовку.

Закон о первом трудовом контракте вовсе не плох. Что страшного в том, что первые два года работы, до 26 лет, вас могут уволить? Сейчас крупные компании боятся брать на работу студентов, потому что их трудно уволить. Они не хотят покупать кота в мешке. Во Франции среди молодежи 25% безработных!

Я не понимаю нынешних молодых. Они считают, что государство - это Бог, который может и обязан дать им все: хорошую работу, высокую зарплату, богатую и легкую жизнь. Но так не бывает! Я называю их 60-летними старичками с паспортами 20-летних. Они боятся риска и перемен. Сегодня у меня были телевизионные дебаты со студентами. Один из них встал и сказал: "Почему я не могу иметь такую машину, как у вас? Почему я не могу пойти в банк, взять большой кредит и купить прекрасный дом?" И сами журналисты ему ответили: "Потому что тебе всего 20 лет!"

Престиж Сорбонны катастрофически падает, потому что мы принимаем всех без разбору. Любой человек может прийти и записаться в университет без экзаменов. Конечно, если он не сдаст сессию, его выкинут. Но представьте, сколько денег платит государство за нерадивых студентов! Невозможно оплачивать высшее образование всем, даже дуракам и лентяям. Как следствие, боссы больших компаний начинают скептически относиться к диплому Сорбонны.

Сейчас студенты требуют от университета, чтобы в этом году в связи с манифестациями всем отменили экзамены и выдали дипломы. Но я не могу подписать такой приказ! - в отчаянии восклицает ректор. - Это невозможно!"

"Ничего, ничего, я оптимист, - неожиданно воодушевляется профессор Питт. - Вот наступит Пасха, весенние каникулы, студенты успокоятся и вернутся в аудитории. Но, с другой стороны, - внезапно огорчается он, - когда потеплеет и все расцветет, будет приятно развлекаться на манифестациях. Ведь манифестации - это наш национальный вид спорта".

Манифестация. Как это выглядит?

Вас сразу охватывает эйфория, чувство бездумного счастья. Бьют барабаны, трубят трубы, поют рок-группы. Красочная толпа в живописных карнавальных костюмах смеется, танцует и выдает энергичные "кричалки" и "вопилки" - лозунги в стихах. В воздухе аппетитный запах жареных колбасок с луком и шашлыков, которые готовят прямо здесь, на уличных жаровнях. Все размахивают красными флагами, шарами и портретами Че Гевары, из динамиков гремят "Интернационал" и песни кубинских революционеров. Помните первомайские демонстрации 70-х? Вот-вот. Полное "дежа вю".

Я вижу седовласого господина с пионерским значком "Всегда готов" на груди и замираю, как сеттер в стойке: "Откуда он у вас?" "Привез из Москвы в 1972 году", - гордо отвечает господин. На книжных прилавках - "Принципы ленинизма", "Роль насилия в истории", "Три источника и три составных части марксизма", "Капитал" Маркса, полное собрание сочинений Сталина, книги Троцкого, Ленина и Мао Цзэдуна.

Вот толпа начинает движение куда-то к светлому будущему. "Почувствуй крепкое плечо французского пролетариата!" - кричит моя коллега Жанна Агалакова, уносимая людским потоком. Когда мне наконец удается выбраться из водоворота, я опрометчиво прошу прохожих сфотографировать меня на фоне демонстрации. "Как вам не стыдно! Люди борются за свои права, а вы развлекаетесь!" - атакует меня 60-летняя дама с седыми буклями в строгом костюме от "Шанель". "Вы, наверное, американка", - агрессивно заявляет дама. "Что вы, я русская". - "В таком случае я вас прощаю, - милостиво говорит старушка. - Мои родители, эмигрировавшие во Францию, родились в Астрахани и Ростове-на-Дону". Названия русских городов она произносит с очаровательным французским прононсом.

"Когда же вы, русские, наконец устроите революцию против вашего Путина?" - интересуется дама. "Да мы революций боимся как огня! Хватит, наелись. У нас миллионы погибли в 17-м". "Не надо бояться крови, - решительно заявляет моя собеседница. - В серьезных делах без крови не обойтись. Есть высокие цели и великие задачи, решить которые может только революция. Посмотрите на сытую Францию! Это позор. У нас столько богатых. Отвратительно". Я ошеломленно смотрю на ее дорогущий костюм и бриллиантовые серьги в ушах. "Что же в этом плохого, если много богатых?" "А-а, вы такая же, как американцы", - презрительно шипит старушка и отворачивается.

Американцев французы не просто недолюбливают. Их ненавидят. Мои блестящие голливудские солнечные очки вводят всех в заблуждение. Каждые 10 минут манифестанты останавливают меня вопросом: "Вы американка?" "Да я русская!" - "Тогда проходите". Студенты несут чучело дядюшки Сэма с толстой сигарой в зубах. "Это символ мирового капитализма, - торжественно заявляют они. - Мы всех призываем на борьбу с проклятыми империалистами!"

На площади Италии чучело швыряют на землю, топчут его ногами и рвут на куски. Рядом приплясывает какое-то странное существо в расписных тряпках, маске и рыжем парике. Существо заявляет, что оно символ мирового детства, задавленного империалистами.

Внезапно потянуло сладким дымком марихуаны. "Вот он, запах классовой борьбы", - шутит мой коллега. Рядом черный парень в капюшоне нюхает кокаин. Неуловимое движение в толпе, и вдруг все бегут к мэрии. В здание летят бутылки, полицейские сдвигают щиты.

Оператора 1-го канала Женю Величко атакуют сзади черные пацаны, он едва успевает прикрыть камеру. "Гады какие! - возмущается Женя. - У этих детей пригородов теперь лозунг: "Бей журналистов!" За три недели они нас достали. Сейчас отломлю аккумулятор и пойду их мочить, а ребята со 2-го канала мне помогут. Надо журналистам объединяться, загонять их, как зайцев, в круг и бить сообща".

Кроме Жени, в неравной борьбе пострадали еще 9 журналистов.

После манифестации я спускаюсь в метро и обнаруживаю, что здесь нет билетных касс. Надо идти с другого входа. На полу сидит невообразимо вонючий китайский клошар с длинными нечесаными волосами и батоном хлеба в руках. Во рту у него всего два зуба, и он щедро демонстрирует их в улыбке. Он видит мои затруднения и протягивает билетик: "Бери, сестра!" От денег гордо отказывается. Я смущена. Первый раз в жизни мне подает уличный побирушка. "Друзья, друзья!" - радостно кричит он, и я понимаю, что лозунг "Свобода, равенство, братство" во Франции жив как никогда.