Светлана Бабаева, "Профиль", N44, ноябрь 2006

Правила

...На Старой площади, аккурат рядом с комплексом зданий администрации президента, висит знак Р - парковки. Но самой парковки нет. Точнее, она есть, но "по пропускам". По каким - неизвестно. На огороженном пятачке стоят "мерседесы" и "лексусы", никаких особых отличительных знаков, за исключением разве что похожей, начинающейся с определенной величины стоимости, у них нет. Знаков о том, что это спецпарковка, нет. Зато есть гаишник неподалеку. Но он там не для этого - он ловит машины, поворачивающие под "кирпич". И у него нет ни времени, ни желания разговаривать с вами. Не говоря уже о помощи в реализации элементарного права припарковаться там, где разрешает знак. Любопытно послесловие - сотрудники администрации президента, выслушавшие историю, быстро и радостно сообщили: "Это не к нам, это к Лужкову!" Дескать, к городу. После чего вернулись к привычным "Единым Россиям", "Справедливым Россиям", прокуратурам и телеканалам…

Этот эпизод - хороший символ жизни: вот знак как бы для всех, но на самом деле лишь для своих. Причем и "все", и "свои" это знают. Кто такие свои, известно, видимо, лишь самим "своим". "Свои" при этом заняты важными государственными делами. А рядом стоит ухарь с палкой, которому тоже нет до вас никакого дела, потому что он решает свои проблемы...

Почти такую же сцену можно видеть в переулках Якиманки. Там тоже знак для всех и подземная парковка. Но "хозяин", как сказали охранники, сдает ее в аренду. И просто встать на пару часов, заплатив деньги, нет никакой возможности. "Только для арендаторов, все вопросы к хозяину". Сказал как отрезал.

Это удивительное свойство российской жизни - где-то там кто-то, кто вычленяет "своих" из общей массы "чужих" и по большому счету даже не утруждает себя обозначением этой "сословной" принадлежности. Кому надо - тот знает...

Примерно так же выглядят и взаимоотношения в обществе: есть три слоя - те, кто паркуется на Старой площади, те, кому хозяином оказана честь стать коммерческим арендатором, и остальные.

Устремления

Верхний слой все отчетливее тоскует по отсутствию так называемых креативных людей во власти и их упорному нежеланию туда идти. И одновременно отмахивается как от презренно-мелкой мысли - что креативность и начинается порой именно с организации разметки и парковки. То есть с бесконечной череды мелочей жизни.

Начинается с передачи целых сегментов саморегулирующимся организациям; с демонстрации готовности слушать новые инициативы и включать их в программы. Причем программы не "Единой России", а маленькие такие, локальные. Дом-двор-подъезд. Дальше - выше: ЖЭК, телефонный узел, дороги. И уже только потом - городские и федеральные программы, нацпроекты, выборы…

Креативный класс - это не просто прослойки среднего класса, так или иначе выигравшие от реформ или в целом успешно адаптировавшиеся. Пожалуй, этот пласт состоит из трех сегментов. Первые - обыватели. Они не вершители, они - хранители устоев. В меру патриархальные и консервативные. Вторые - средние и выше средних. Те, кому близки творчество, инновации, пробы, в общем, идеи, которыми они хотят делиться с обществом. Третьи - это прослойка, скажем так, "кухонных интеллигентов", людей творческих, научных, технических работников. Они не консервативны и не креативны, а пугливо-пассивны по сути. Они могут сетовать и ругать, но что-то поддержать способны либо из страха, либо примкнув к активным группам. Производить новое в массе своей не способны.

К креативной прослойке относятся люди лишь второй группы. По базовой профессиональной принадлежности они могут быть кем угодно: программистами, режиссерами, предпринимателями, модельерами, психологами, активистами городского движения мам или логистиками.

По исследованиям американских социологов, в частности, Ричарда Флориды, от остальных их отличает прежде всего потребность творить. Творческую работу с интересным результатом они ставят превыше всего. Комфорт и качество жизни для них важны, но они выражаются прежде всего в окружающей cреде, творческой и терпимой. Зарплата занимает второе-четвертое места, подчас уступая условиям работы, гибкому графику, размытой иерархии, возможности не ходить в костюме и галстуке круглые сутки.

В России класс выигравших за последнее десятилетие ответил на невнимание и нежелание его слушать тем же - закуклился и ушел в свою бизнес-жизнь. Цифры, заработки, рестораны для деловых встреч, квартиры, дачи, альпийские горки (в саду и в Австрии), дети, увлечения.

Набор действий "по политической части", совершаемых и намечаемых, не пробуждает у них ни энтузиазма, ни понимания. До их слуха доносится набор звуков, из которого можно заключить, сколь важно заявленное намерение и к каким невероятноблистательным перспективам оно приведет. Ни перспектив, ни чувства СОучастия эти звуки не рождают.

Анализируя востребованность Путина и его команды в 1999 году, политолог Михаил Афанасьев в числе причин назвал "невыносимость безгосударственного существования". Прошло 7 лет. Класс "выигравших" от реформ пришел к другому - к выносимости безгосударственного существования.

Состояние

Это не только печально, но и чревато социально. Как писал Иммануэль Валлерстайн, "ни один из механизмов не будет работать, пока большинство населения не осознает, что оно действительно способно оказать значительное влияние на принятие политических решений, которое выходит далеко за рамки просто выражения недоверия на выборах".

Действительно, тот самый искомый креативный класс закрылся в себе и являет лишь фееричный рост потребления. "Индивидуальный клиентизм", по выражению Валлерстайна. Если в других странах креативный класс есть двигатель нового, инновационного, того, что, будучи предложенным и внедренным, делает жизнь всех светлее, комфортнее, удобнее и безопаснее, то в России он являет собой лишь образец буржуазных фетишей, не создающих ровно никаких заделов на будущее. Проще говоря, все прожирается. Попыток сформировать единый запрос, обратив его к власти, или реализовать его, самим став властью, не просматривается. Вовлечение в социальный онтогенез минимально. Идет отчасти бессознательное, отчасти вынужденное подстраивание под существующие правила игры: зарплата и доходы калькулируются с учетом всех необходимых платежей и непременно еще и взяток, которые надо совершить для поддержания комфортной жизни.

Происходит это во многом потому, что в последнее время отчетливо проступает еще одна черта жизни: государственная политика официально, на уровне госпропаганды, все более ориентируется не на класс "выигравших", а на многочисленные слои проигравших. Или просто вечно недовольных. Большая часть публичных решений, действий и объяснений направлена именно на слои низшие и/или маргинальные.

Расхождение

Сегодня намечаются две главные линии разрыва - по линии госчиновников, руководителей разнообразных фондов, коих в последние годы произросло немало, а также крупных предпринимателей - глав корпораций, выживание и процветание которых связано с государством. В лице чиновников, принимающих соответствующие решения, или целых ведомств, поскольку одного человека подчас для этого мало. Например, чтобы делать машины "скорой помощи" для нацпроекта "Здоровье", нужно много связей и много действий.

Между этим слоем и подросшим средним классом первый разрыв. Второй - между 10-15% среднего класса и остальной, стремительно маргинализирующейся жизнью ниже.

Сообщение между слоями еще присутствует, но по большей части вынужденно или осуществляется посредством сугубо частных контактов: мамы, братья, дальние родственники. Свойство человека - тянуться к сильным, окружать себя равными. Профессор может общаться со слесарем, но закадычными друзьями они станут вряд ли. Олигарх может гостить у бабушки Аглаи в деревне Гадюкино, но не часто. И даже не потому, что кто-то так уж зазнался. Просто люди одного круга смотрят одними глазами на вещи, сходно оценивают явления, обеспокоены одними и теми же процессами. А люди из разных кругов смотрят на вещи совершенно по-разному. Подчас им и не о чем говорить.

Таким образом, если связи между этими слоями еще и есть, то они не институциональные, не активные, не взаимопроникающие и уж тем более ни на что не воздействующие.

Странным образом "верхние", если и обращаются к кому-то - то все время к нижним. Они не вовлекают их в процессы, в действия, в попытки изменить себя и жизнь вокруг. Они лишь навязывают некие картинки жизни. Этакий политический гипноз: жизнь ваша становится лучше, веселее, а скоро будет еще лучше и еще веселее.

Государство делает вид, что озабочено качеством жизни нижних слоев и аполитичностью средних. В реальности его не заботит ни то, ни другое. "Выигравшие" его интересуют либо как источник денег, либо как средство проведения досуга, "проигравшие" - как потенциальные потребители той каши из лозунгов и мифов, которыми их кормят. Обращаться к низшим стратам, несомненно, проще, менее затратно, кроме того, практически не предполагает ответственности за сказанное или содеянное. Почему? Потому что последовательность решений, принимаемых "по политической части", все более и более отдаляют три среды друг от друга. Активный сегмент из процесса вычеркивается, к "низшим" снисходят с "отчетами о проделанной работе".

Это от лени, цинизма, а также нежелания/неумения вбрасывать в общественное поле более усложненные отношения и инструменты, которые позволят оказывать воздействие на процесс представителям средних слоев. Но это требует более сложных, более тонких и одновременно более ответственных и прозрачных инструментов. "Правящие" к этому не способны или не готовы. Да и зачем?

Как итог - атрофируются последние механизмы воздействия кого-либо на что-либо. А с ними уходят вера и желание работать на осознание чего-то пусть не общего, но на осознание себя, принадлежащего к чему-то большему, чем собственная зарплатная ведомость. Надежды питают не только юношей, они двигают целыми обществами. Когда же коммуникации подменяются фикциями, ответственность - малосодержательными докладами, наступает время тех, кого Ницше называл "неправдоподобными".

Неправдоподобны слова и их носители, неправдоподобны инициативы и их радужные последствия. Потому что они не чувствуются ни кожей, ни глазами.

И на этом фоне просматривается еще одна новая черта жизни.

Опасности

Один преуспевающий бизнесмен недавно заметил: "Мы вновь двинулись к Средневековью. Был короткий период, когда вроде вышли на траекторию западного развития, но примерно с 2001-го вновь начали воцаряться законы джунглей".

Суверенитет ("суверенность", если угодно) не может быть самоцелью. За понятием сводной сильной нации уходит понятие суммы свободных сильных преуспевающих людей, имеющих возможности для развития (в том числе творческого), инструменты для защиты, механизмы (доступные всем) для улучшения жизни. Не может быть сильной успешной нации вообще.

Это как большой красивый лес. Но ведь это могут быть и джунгли, стоит немного углубиться…

Именно такая растительность все гуще окутывает территорию России. Что происходит? Представители низших слоев, боясь сильных, всю злобу и классовую ненависть вымещают не на "воцарившихся", а на тот самый средний класс, который не обладает ни инструментами отражения этой агрессии, ни возможностями сублимировать ее в нечто созидательное.

Фразы "че, самый умный, что ли?" и "в натуре, самый правильный, что ли?" можно слышать всюду - от товарищей в ЖЭКах до парковщиков, от охранников до мелких клерков.

Обратите внимание, на кого сейчас на дорогах "кидаются" старые советские "Жигули". Не на большие сияющие джипы, тут водители умеряют свою классовую ненависть, боясь нарваться на серьезный, хотя и короткий разговор. На автомобили среднего класса и чуть выше среднего. Они прям-таки норовят унизить, прищучить, подлезть, нахамить. Как заметил один из таких представителей, "в этой стране остались идиоты или подонки, а потому - платите". Раб, более не пребывающий в рабстве, сохранил менталитет ненависти. Холуйство и презрение - два чувства, которые способны культивировать в себе эти люди.

Про таких мелких, никчемных людей, умеющих при этом проявлять "непоколебимую" твердость характера (добавим: там, где ее проявлять не нужно), еще Герцен писал 150 лет назад: "Они умеют не видеть человека, глядя на него, и не слушать его, стоя возле".

Вместо того, чтобы попытаться помочь "средним" образовать некий единый запрос на справедливость, универсальность, действенность правил, они сами часто вынуждают эти правила нарушать. Тем самым еще больше ставя на недосягаемую высоту "правящих" и отодвигая появление в стране реальности, более или менее безболезненной для большинства.

Итоги

О привлечении к новым решениям представителей низших слоев, описанных в литературе про другие страны (когда, например, рабочий с конвейера предлагает технологию, делающую производство более дешевым, а природу - менее загаженной), и вовсе не может быть и речи. Охранник на парковке в жизни не изложит "хозяину" свои представления о том, как можно на пару часов пустить людей, извлечь из этого деньги и одновременно облегчить кошмар запруженности московских улиц. Клерк, напомнивший начальству о нормах КЗоТа, вероятнее всего, отправится после этого искать новое место работы. Программист, предложивший мэру схему новой транспортной организации городского движения, будет (если захочет) предлагать ее долго…

Как итог - в настоящем осталось мало веры, морали и стремлений.

Страна маргинализируется, хотя "правящие" слои этого, похоже, не очень замечают. Им нравится бессмысленная реакция "низших". Решения по борьбе с кем-то или с чем-то в тех слоях всячески поддерживаются. Обратная же связь уже отсутствует, поскольку нити, скрепляющие слои, практически порваны. Да и что может сделать злобный чувак на "Жигуле" большому лимузину? Что может сделать житель деревни обитателю трижды охраняемого коттеджного поселка?..

Какими последствиями могут обернуться нынешние действия/бездействия в ближайшем будущем?

Валлерстайн говорил: "Революции никогда не развивались так, как надеялись их сторонники и как опасались противники". То же можно отнести и к некоторым менее радикальным общественным процессам.

Возможно, сквозь нынешнюю неправдоподобную реальность проступит реальность новая, которую сторонники не предсказывали и от которой противники не предостерегали. Например, править балом, пусть и ненадолго, станет снова тот самый нижний слой. Злобный, ограниченный, неспособный к созиданию. Или другое - тот самый верхний, правящий класс в один прекрасный день обнаружит себя не сильным, не нужным, не значимым. Обнаружит, что его решения и действия не имеют никакого воздействия на страну. Так уже отчасти было: казалось, коммунистическая система всеобъемлюща и всесильна. А она вмиг одряхлела и скукожилась… В мировой практике эти развилки в отношении "высших" описываются так: "Они либо изменят свой образ действий, либо лишатся власти и способности влиять на систему". Сценарий с падением цен на нефть рассматривать не хочется, он уже многократно описан.

Как сказал однажды один предприниматель: "Россия - страна побочного эффекта". Это когда вроде бы малозначащий, периферийный процесс становится доминирующим в общественном развитии.

Очаровывая или ужасая.