Федор Лукьянов, "Коммерсант-Ъ", 5 декабря

Что общего между средневековой Туркменией и сделавшей "европейский выбор" Украиной, революционной Грузией и автократическим Узбекистаном? Между уверенной в себе Россией, снова готовой вершить судьбы мира, и хрупкой Киргизией, переживающей один кризис за другим? Как и полтора десятилетия назад, у власти практически во всех постсоветских странах находится одна руководящая и направляющая сила. Сегодня это ПКСС – Партия контроля над советской собственностью.

22 августа 1991 года стало понятно, что путчисты в Москве потерпели поражение. В этот день первый секретарь ЦК Компартии Туркменской ССР Сапармурат Ниязов, который, как и большинство местных начальников, сидел тише воды, ниже травы, выжидая, чем кончится противостояние, издал указ. Все союзные предприятия, находившиеся на территории Туркмении, переводились в республиканское подчинение.

За редким исключением, руководители союзных республик руководствовались не стремлением к национальному возрождению. Желание местных номенклатур отгородиться от агонизирующего федерального центра позволило им ощутить вкус реальной, никому не подконтрольной власти. А власть моментально обрела привкус собственности, ведь с крушением СССР на постсоветские пространства стремительно ворвался рынок.

Основным содержанием прошедших лет повсеместно стала борьба за раздел советского наследства. Активы распределились по республикам неравномерно. Но вне зависимости от масштаба "кусков" методы освоения были схожими. В более плюралистических политических системах приобретение активов носило характер конкуренции между группами. В авторитарных странах все сразу доставалось правящему клану. Как замечает экономист Леонид Григорьев, все постсоветские государства объединяет одно: ни в одном из них не сложилось многочисленного слоя акционеров, массовых собственников.

Контроль над активами является на постсоветском пространстве главным источником власти. Где-то это сырьевые отрасли, где-то – доходы от транзита, где-то – уцелевшая промышленность. Поэтому избирательные страсти, например, всегда крутятся вокруг вопроса о крупной собственности и финансовых потоках. А победители прежде всего берутся за перераспределение. И даже тогда, когда происходят события, которые называют революциями, быстро оказывается, что основное содержание политики не меняется.

Главное, в чем виновны элиты всех без исключения государств, образовавшихся на месте СССР,– это циничное злоупотребление энтузиазмом своих народов. На закате советской системы ее глубочайший кризис – идейный, экономический, политический – был очевиден. Люди искренне хотели перемен и готовы были их поддержать, даже пойти на серьезные жертвы. Но этот порыв был использован в корыстных целях, а жадность властителей новорожденных государств оказалась поистине безграничной. Едва ли стоит удивляться, что спустя 15 лет большинство населения бывшей сверхдержавы не верит в идеалы и предпочитает решать личные проблемы, не ожидая, что кто-то ему поможет.

Правление ПКСС, как и доминирование любой другой партии, не будет вечным. Рано или поздно граждане потребуют иного. И тогда эта общность прекратит существовать, потому что в каждой из стран будут даны свои ответы на нынешнюю корысть и безыдейность. Некоторые из возможных ответов пугают. Но только тогда можно будет сказать, что Советского Союза действительно больше нет.