Александр МАЗИН, "Красная звезда", 6 февраля
Латинская Америка переживает сейчас невиданный за всю ее историю подъем движения левых сил. Во главе этого процесса идет Венесуэла, руководимая с 1999 года президентом Уго Чавесом Фриасом, бывшим полковником парашютно-десантных войск. Недавно прошли его перевыборы на второй шестилетний президентский срок, причем в первом же туре голосования он набрал подавляющее число голосов – 67% (на проведенном в 2004 году референдуме Чавеса поддержали 58%).
В январе наступившего года состоялось весьма показательное совпадение инаугураций Уго Чавеса и лидера СФНО Дэниеля Ортеги, вернувшегося на свой пост президента после почти 20-летнего правления в Никарагуа правых. Если же к этим двум странам добавить еще резко "полевевшие" Боливию и Эквадор, а также социалистическую Кубу, то складывается весьма внушительный "красный пояс", доселе никогда не существовавший в регионе, причем во всех этих государствах левые националисты (а назвать их так представляется вполне возможным) пришли вполне демократическим путем.
Еще более внушительным выглядит "розовый", умеренно социал-демократический и националистический пояс – достаточно сказать, что туда входят такие гиганты Латинской Америки, как Бразилия и Аргентина. Существует, впрочем, точка зрения, что это явление континентального масштаба связано не столько с дрейфом латиноамериканских стран влево, сколько со сдвигом левых сил региона вправо, но применительно к ситуации в Венесуэле с этим никак нельзя согласиться.
С социально-экономической точки зрения переизбрание обладающего к тому же несомненной харизмой Уго Чавеса представляется вполне закономерным. Также закономерным представляется и радикализация (пока, правда, чисто декларативно) изложенных в его инаугурационной речи подходов к решению национальных проблем. Напомним, что вновь избранный президент говорил о строительстве в Венесуэле "социализма XXI века", основанном на национализации добывающего, прежде всего нефтяного, а также энергетического секторов экономики.
Причины? Очень простые. ВВП на душу населения сейчас составляет, по разным методикам подсчета, порядка 4 – 6 тыс. долларов в год (в Бразилии – 3 – 5 тыс. долларов). В то же время если в Бразилии число живущих ниже уровня бедности в последние годы колебалось в районе 20 – 22%, то в Венесуэле вплоть до прихода к власти Уго Чавеса оно составляло целых 47%. Естественным образом встал вопрос о перераспределении доходов, полученных от использования общенациональных богатств, тем более что десятилетия господства в стране неолиберальной идеологии в этом отношении ничего не дали.
Столь воспеваемая правыми "невидимая рука рынка" ничего не сделала для борьбы с нищетой. В результате одна из богатейших ресурсами страна региона постоянно балансировала на грани социального взрыва, что периодически прорывалось наружу в виде всевозможных протестных акций, включая откровенно разрушительные, неуправляемые бунты.
Впрочем, на руку Уго Чавесу сыграли и резко взлетевшие во время его правления цены на нефть, в результате чего ВВП стал расти невиданными ранее темпами – вплоть до 9,2 – 9,3% в последние годы. Это, естественно, позволило существенно увеличить социальную поддержку наиболее незащищенных слоев населения. Так, если в 1998 году на эти цели уходило 7,8% от ВВП, то в 2003 г. – 11,1%.
Это же способствовало и росту инвестиций в национальную экономику (до 19% от ВВП), а также накоплению золотовалютных резервов до 30 млрд. долларов, что в пересчете на душу населения почти в 4 раза превышает аналогичный показатель Бразилии, в то время как внешний долг втрое меньше. Усилилась поддержка национального сельского хозяйства – например, по требованию Уго Чавеса Центробанк страны выделил на поддержку сельскохозяйственных кооперативов 1 млрд. долларов.
Все это закладывает устойчивую основу для развития Венесуэлы даже в условиях падения цен на нефть. Болевыми точками экономики страны остаются высокие темпы инфляции (16% в год) и уровень безработицы (12,2%), хотя с последним злом, как показывает мировая практика, лучше всего способно бороться именно имеющее сильные позиции в экономике государство.
Повышению доходов от экспорта нефти, дающего до 50% поступлений в государственную казну, способствовало также принятие еще в 2001 году (т.е. почти сразу после вступления Чавеса в президентскую должность) ряда законодательных актов относительно нефтедобывающей промышленности. Согласно им налог за пользование недрами повышался с 16,7% до 30%, а доля крупнейшей в регионе государственной нефтегазодобывающей компании PDVSA в создаваемых совместных предприятиях по разведке и эксплуатации месторождений углеводородного сырья на территории страны должна была быть не менее 51%.
С целью диверсификации экспортного потенциала велся поиск новых зарубежных партнеров: в частности, была образована межгосударственная ассоциация между PDVSA и китайской госкомпанией China National Petroleum. Вышеуказанные ограничения на нее не распространялись, поэтому доля КНР составила в ней 70%, а Венесуэлы – 30%.
Несмотря ни на что, продолжают сохраняться партнерские отношения и с ведущими компаниями США, доля которых составляет 51% от общего экспорта венесуэльской нефти. Соответственно не ослабевает и приток иностранных инвестиций в экономику страны. Попутно отметим, что PDVSA, помимо своего прямого назначения, играет и важную общественную роль, выделяя около 2 млрд. долл. в год на реализацию социальных программ, что для страны с 25-миллионным населением очень немало. Пока остается лишь надеяться, что когда-нибудь в таких же масштабах помощь населению нашей страны станут оказывать "Газпром" с "Роснефтью".
Важным показателем качества жизни является уровень использования современных информационных технологий. В этом отношении Венесуэла не отстает от ведущего регионального лидера – Бразилии. Почти половина жителей обеих стран имеет мобильные телефоны, а каждый восьмой является пользователем сети Интернет. При этом, разумеется, речь не идет о беднейших слоях населения, прежде всего индейского.
Говоря о риторике Уго Чавеса в адрес США (одно сравнение Дж. Буша с дьяволом чего стоит) и о волне национализма в стране, нельзя отделить их от общего положения в Латинской Америке в целом. Подспудно протест против гегемонии "старшего брата" в Западном полушарии, связанный с откровенно хищническими поползновениями монополий США на природные богатства своих южных соседей, вызревал среди латиноамериканцев начиная с XIX столетия – достаточно вспомнить хронику вооруженных вторжений Соединенных Штатов в страны континента. Причем в ряде формально независимых государств, особенно Центральной Америки и Карибского бассейна, периодически вообще осуществлялось прямое управление из Вашингтона. Военным же переворотам в странах Латинской Америки при прямом участии американских спецслужб вообще несть числа.
Неудивительно, что долго зревший нарыв наконец вскрылся, причем именно в тот период, когда планетарная гегемония США во всех областях стала неоспоримой, а во всем мире стали усиленно насаждаться идеи глобализма и неолиберализма в экономике, ведущие к еще большему размежеванию "золотого миллиарда" и населения прочих стран, условно называемых "Югом". Точно так же и назойливо внедряемые (вплоть до применения военной силы) американские политические и культурные стандарты далеко не всегда отвечали цивилизационным запросам других народов и суперэтносов, в том числе латиноамериканского.
Показательно, что требование смен парадигм общественного развития в Латинской Америке происходит в тот период, когда в большинстве стран региона (а именно – в тридцати двух) происходит интенсивный экономический рост, хотя в разных странах он и обусловлен разными причинами. Например, если вышедшие на докризисный уровень Аргентина и Бразилия развивались по "нормальному" пути (т.е. за счет роста производства, его структурной модернизации и увеличения экспортного потенциала), то Венесуэла (как и Россия) – благодаря повышению цен на энергоносители.
В Мексике же основной статьей доходов (до 20 млрд. долларов в год) стали переводы от эмигрантов, работающих прежде всего в США, что лишь тормозит поступательное движение собственной экономики. Катастрофические размеры приобретает отток национальных квалифицированных кадров: так, до 90% специалистов из стран Центральной Америки и Карибского бассейна предпочитают работу за рубежом, опять-таки в Соединенных Штатах.
В результате складывается парадоксальная ситуация – в этом регионе есть деньги, причем в форме никем неконтролируемых частных переводов, но нет реальных экономик, способных их переварить. Сие развращает – за неимением лучшего импортируемые доллары вкладываются в наркотрафик, приводят к росту преступности и дестабилизации общества в целом. Таким образом, несмотря на достижение Латинской Америкой в целом положительного торгового баланса и низкого уровня инфляции, в разных странах это может приводить к прямо противоположным результатам. Учитывая же цивилизационную общность латиноамериканского суперэтноса, социально-экономическое положение одной группы стран не могло не перенестись на политическую ситуацию всего региона, что во многом и способствовало возникновению левого тренда в Латинской Америке.
Нынешнее левое движение на Южноамериканском континенте весьма неоднородно – от социал-демократов до радикалов, и объединяет их, пожалуй, лишь одна общая цель – выработка своего собственного, отличного от господствующего в мире неолиберализма американского образца пути – и в экономике, и в политико-социально-культурной сфере. По сути это означает переход от могущей продолжаться бесконечно долго стратегии "догоняющего развития" к выработке собственного плана реконструкции общества, отвечающего прежде всего его общим интересам.
Активизация левых сил на континенте происходит в весьма пестром разнообразии коалиций и форм и методов действий. В Эквадоре, например, сложился весьма редкий для региона союз средних слоев населения и студенчества, вылившийся в серию протестных акций. Приходу к власти в Боливии Эво Моралеса предшествовал ряд забастовок (включая высокооплачиваемых по местным меркам работников) и актов гражданского неповиновения. Катализатором перемен в Бразилии послужил массовый поход бедноты зимой 1997 года. В принципе можно сказать, что волна противостояния политике неолиберализма как "общепризнанной истины в последней инстанции" захлестнула практически все слои социума континента, включая военных.
Причем если раньше о гражданском обществе в странах Латинской Америки можно было говорить лишь в сослагательном наклонении, то теперь оно действительно состоялось и представляет собой едва ли не решающую, создавшую "национальную идею" силу. Вместе с тем его никак нельзя считать однородным. Следует четко различать стремящийся подняться до западного уровня (уровня "золотого миллиарда") средний класс и по-прежнему преобладающей бедноты, для которой стандарты потребления существенно ниже и сводятся к удовлетворению элементарных норм жизни (нормальное жилье, возможность приобретения товаров длительного пользования, отсутствие проблем с питанием, полноценный отдых и т.д.).
Латинская Америка отнюдь не собирается отказываться от христианских и особенно католических принципов Западного мира – скорее, она стала своеобразным "диссидентом" внутри Pax Americana, равно, как и в меньшей степени Западная Европа. Не случайно, что ни одна южноамериканская страна не послала свои контингенты в Ирак во время вторжения в него США в 2003 году, а войска центральноамериканских государств были выведены оттуда сразу же после того, как такое решение приняла после прихода к власти социалистов Испания.
Новым в политической жизни стран региона стало и то, что само слово "партия" стало едва ли не ругательным и означает ныне скорее не идеологию, а стремление прорваться любой ценой к государственной кормушке. В этом вопросе в последнее время тоже произошла смена парадигм. Определяющими в идеологии стали не абстрактные теории и "голые" интересы, а те самые общечеловеческие ценности, на которые в свое время пустопорожне ссылались в СССР при Горбачеве, но которые в итоге действительно пустили свои корни на латиноамериканском континенте. Это ценности, основанные на синтезе христианства, марксизма, экологии, идей социального государства и т.д.
На их основе сейчас складываются уже не формальные партии, рвущиеся к государственной власти, а объединения единомышленников. Насколько долговечными окажутся они и как повлияют на будущее молодой становящейся латиноамериканской цивилизации, равно как и не произойдет ли откат в столь недавнее прошлое, пока предсказать очень сложно.
Не менее сложно предсказать и грядущий расклад межгосударственных отношений и группировок на континенте. Пока что ясно, что из всех ранее созданных региональных сообществ более-менее эффективно развивается МЕРКОСУР, вместе с тем как Южноамериканское сообщество наций находится скорее на фазе тления, а не горения.
Вместе с тем совершенно неожиданно в последние годы сложился радикальный треугольник Куба – Боливия – Венесуэла, основанный прежде всего на принципах антиамериканизма и неприятия вмешательства транснациональных компаний (пресловутых ТНК). В Боливии, в частности, дело дошло до национализации добывающей (прежде всего – газовой) отрасли страны, что однако ударило не столько по "империалистам", сколько по бразильской "PetroBraz", вложившей в нее до 1,5 млрд. долларов. Впрочем, можно надеяться, что бразильцам и боливийцам удастся договориться существенно проще, нежели бы если речь шла о контролируемых американцами ТНК.
Вообще же в Латинской Америке пока что трудно говорить о складывании каких-либо самодостаточных региональных экономических группировок наподобие Евросоюза или североамериканского НАФТА – слишком "завязаны" южноамериканские страны на внешние рынки, слишком большой остается их зависимость от импорта технологий извне. Попытки же обойтись собственными силами, как показала практика, приводят лишь к тупиковому пути вечно догоняющего развития, а вернее, отставания.
С экономической точки зрения вполне закономерным представляется и деление на "красный" и "розовый" пояса, если в первой группе стран безусловным лидером является Венесуэла, обладающая всегда ликвидным сырьем – нефтью, то во второй – Бразилия, теснейшим образом связанная с мировыми технологическими цепочками и международными финансовыми организациями типа МВФ.
Достаточно вспомнить авиастроительную компанию EMBRAER, четвертого в мире производителя гражданских авиалайнеров, и все встанет на свои места. Самолеты она выпускает бразильские (впрочем, теперь у нее появляются филиалы и в других странах), да вот только вся начинка для них, начиная от двигателей и заканчивая авионикой, – либо импортная, либо выпускаемая по лицензии.
Оттого-то нынешний президент Бразилии Луис Инасио Лула да Силва, проводивший свою первую предвыборную кампанию под почти столь же хлесткими, как у Уго Чавеса лозунгами, придя к власти, очень быстро встал на центристские позиции (совершив тот самый "дрейф слева направо", о котором упоминалось в начале статьи). Та же метаморфоза постигла социалистов в Аргентине и Чили, что, кстати, лишний раз подчеркивает, что в Латинской Америке сейчас ценятся не абстрактные партийно-политические догмы, а здравый смысл.
Венесуэла же и в меньшей степени Боливия, обладающие всегда востребованными запасами углеводородного сырья, разработка которых к тому же не требует "врастания" в мировую технологическую среду, вполне могут позволить себе оставаться на радикальных позициях, что, впрочем, отнюдь не означает возврата к социализму старого образца или отказу от рыночных отношений.
Речь в данном случае идет лишь об усилении госсектора экономики и о перераспределении за счет этого доходов с целью борьбы с нищетой. Удастся ли это – покажет будущее. Но точно так же нельзя говорить и о возможности возврата к тем временам, когда США рассматривали Латинскую Америку как свой "задний двор". Вполне сложившиеся, весьма активные и вполне осознавшие свою культурную и цивилизационную значимость гражданские общества стран континента этого уже не допустят.
А вот говорить о борьбе за политическое лидерство внутри региона в ближайшее время вполне возможно. И здесь очевидными соперниками выступают бразильский президент Лула да Силва с его "розовыми" и Уго Чавес с "красными" ориентирами.
Наконец, надо особо сказать о российско-венесуэльском экономическом сотрудничестве. Наиболее значимым оно пока представляется в военно-технической сфере. Это поставки тремя партиями 100 тыс. единиц стрелкового оружия на сумму около 100 млн. долларов, дополнительные партии вертолетов Ми-17 (кстати, помимо Венесуэлы они состоят на вооружении еще 6 стран региона). По заявлению Уго Чавеса, будет закуплена и партия из 24 новейших истребителей Су-35 на смену американских F-16А/B, которые уже выработали свой ресурс и лишены возможности ремонта и модернизации из-за претензий Вашингтона к Каракасу. В результате этих контрактов Венесуэла вполне может выйти на четвертое по значимости партнерское место для российского ВПК.
Этим, однако, возможности совместной экономической деятельности далеко не исчерпываются. В сфере высоких технологий предполагается сотрудничество в телекоммуникационной отрасли, включая запуски спутников связи. Более того, рассматривается вопрос о строительстве на севере Венесуэлы стартовой площадки для запуска российских космических ракетоносителей легкого класса. Перспективным обещает быть партнерство в энергетической области, предусматривающее строительство ГЭС в Венесуэле силами российских компаний. Развиваются и региональные связи, установленные, например, между Волгоградской областью и штатом Боливар.
Россия постепенно восстанавливает свои позиции в Латинской Америке, и Венесуэла в этом отношении может сыграть весьма значимую роль на долгую перспективу. |