Ольга Исмагилова, "Известия-Казахстан", 23 марта

Перед тем как проверить новшество на людях, биологи сначала ставят опыты на крысах, потом на собаках, обезьянах. И только потом, убедившись в полной безвредности, – на добровольцах. До рядовых обывателей путь новых идей – долгий и трудный. Однако опыт, проводимый последние годы в Институте зоологии, крыс и собак не коснулся – начали сразу с сотрудников, и отнюдь не добровольцев.

После развала (назовем вещи своими именами) системы Академии наук Институт зоологии перевели в ведение Министерства науки и образования. Затем, видимо, посчитав, что общаться с учеными напрямую слишком тяжело, его сделали дочерним предприятием вновь организованного Центра биологических исследований (ЦБИ). Институт перестал быть собственником своей территории, здания, всего имущества, оборудования и, самое главное, перестал быть научным государственным учреждением. Сегодня вместе с выполнением научной программы по госзаказу, которую никто не отменял, ученых вынуждают зарабатывать деньги из внебюджетных источников – хоздоговорных тем, зарубежных грантов и тому подобное. Успешное выполнение институтом государственной научной программы в условиях тяжелых финансовых ограничений заслугой не считается. Руководство ЦБИ постоянно подчеркивает, что в счет каждого тенге отпущенных бюджетных средств ученые должны заработать один тенге своими силами, а затем поделиться ими с родным учреждением. Что же это за золотой дождь, проливающийся на зоологов из бюджета, за который они должны расплачиваться?

Раньше в институте работало около пятисот научных сотрудников, после сокращений осталось чуть больше ста. Бюджет за последние десять лет не увеличивался, на 2006 год вместо запрашиваемых ста миллионов тенге было выделено пятьдесят. Одна половина этих денег должна быть потрачена на оборудование, организацию экспедиций, командировочные. Другая – это заработная плата. Для того чтобы ее повысить, приходится или сокращать количество сотрудников, или урезать им ставки. А так как сокращать зоологов дальше уже некуда – некому госзаказ будет выполнять, – платят им за прежний объем работы половину, треть и даже пятую часть от положенного. И вот при средней зарплате в семьдесят тысяч тенге большинство ученых в институте реально получают 14-20 тысяч. Трудно представить себе главу семьи, приносящего в дом чуть больше ста долларов в месяц. Конечно, существует возможность заключения хоздоговоров, нахождения грантов, но не всегда и не для всех. Где, например, может заработать специалист по паукам? Его знания применимы только в узкой области, только в Казахстане и вряд ли способны принести дополнительный доход, хотя для биологии в целом очень важны и необходимы. Да и, согласно нашему Экологическому кодексу, государство должно контролировать состояние животного мира – значит, и зоологи прежде всего должны изучать наш животный мир и получать за это деньги. Нельзя превращать ученых в шабашников.

Легкой работу зоолога никак не назовешь. Уже в марте разъезжаются они в самые отдаленные уголки Казахстана, полевые работы длятся до сентября. Ночевки в палатке и обед у костра кажутся романтичными только в песнях и художественных фильмах, но в других условиях научный материал о жизни животного мира не соберешь. Для того чтобы узнать, например, о биологии беркута, необходимо наблюдать за его гнездом из укрытия не менее пятисот часов, несмотря на любую погоду.

Самое удивительное, что зоологи не очень­то и жалуются на низкую зарплату. Здесь остались истинные ученые, подвижники, работающие не за деньги, а ради чистой науки. Как ни тяжело это представить тем, кто за один выход в ресторан оставляет там около тысячи долларов, такие уникумы всегда были, есть и будут. В средневековье их жгли на кострах, в годы сталинских репрессий ссылали в "почтовые ящики", а теперь вот обзывают "иждивенцами". Это-то и возмущает зоологов. Они согласны терпеть унижение ничтожными зарплатами (которые, кстати, не получали уже три месяца), но такое оскорбление – это уже слишком. Впрочем, что они могут сделать? Только уволиться. Но это, похоже, никого не волнует. Как было заявлено на том же собрании: "Если не будете зарабатывать деньги – мы вас разгоним".

Вырисовывается две версии происходящего.

Версия первая, фантастическая. Над сотрудниками института проводится засекреченный опыт по изучению выживания ученых в экстремальных условиях. Наблюдают за их поведением, незаметно следят за изменениями веса, пульса, деятельностью сердечно-сосудистой и центральной нервной системы. По окончании опыта всем участникам объявят благодарность, выплатят компенсацию и предоставят наконец возможность заниматься наукой в нормальных, человеческих условиях.

Версия вторая, реалистическая. Рост экономики в Казахстане сопровождается бесконтрольным использованием и уничтожением биологических ресурсов. Скорее всего, объективные данные исследований сотрудников института крепко портят официальную картину благополучия нашей экологии. Именно зоологи констатировали и обнародовали массовую гибель тюленей на Каспии, катастрофическое сокращение численности поголовья сайги. По данным именно их учета, численность животных в национальном природном парке "Алтын-Эмель" на несколько нулей меньше, чем по подсчетам сотрудников самого парка, на широкую ногу наладивших у себя охоту.

Можно, конечно, прикрыть институт, отменив тем самым в Казахстане зоологию как науку. В одной стране балет, например, отменили, как искусство, чуждое народу. Только вот в тех пресловутых пятидесяти странах, в число которых мы стремимся попасть, это не принято. Так же как не принято охотиться на своих редких и исчезающих животных, разрешать вывоз соколов­балобанов арабским шейхам и строить торгово­развлекательные комплексы в национальных парках.