Николай Кузьмин, "kazworld.info", 14 августа

Как нам стало известно, в ближайшие дни состоится назначение послов в ряд ключевых для нашей внешней политики государств. Заутбек Турисбеков поедет в Россию, Икрам Адырбеков - в Узбекистан, Нурлан Ермекбаев - в Пекин.

Как мы и прогнозировали, послом в Тегеран был направлен Нурбах Рустемов, в свое время работавший в Министерстве иностранных дел, а в последние годы возглавлявший парламентский комитет по международным делам, обороне и безопасности. Назначение на должность посла профессионала и одновременно политического тяжеловеса - это недвусмысленный сигнал о приоритетности для Астаны иранского направления. А для Нурбаха Рустемова это не только высокая ответственность, но и возможность продемонстрировать качества дипломата, которые очень важны сегодня в отношениях с Ираном, но которые не будут лишними никогда и нигде.

У любого посольства по большому счету есть всего две функции - представительская и коммуникативная. Конечно, у американских посольств есть функции и более специфические, но речь не о них, а о посольствах нормальных стран. Представительская функция проста - представлять свою страну на всех мероприятиях, в которых посол сочтет нужным участвовать. Например, на приемах других посольств по случаю национального праздника. Присутствие на приеме не слишком обременительное занятие, если бы эти приемы не происходили едва ли не через день, а присутствие на большинстве их них не было обязательным. Возможно, для Ботсваны или Коста-Рики отсутствие казахстанского посла пройдет незамеченным, но большинство стран будут просто обязаны как-то его объяснить. Потому что весьма вероятно, что оно было неким знаком, сигналом, то есть посольство выполняло уже не представительскую функцию, а коммуникативную.

Помню, как много лет назад в одном из советских еще посольств мне, молодому лейтенанту, довелось наблюдать за тем, как сотрудники аппарата военного атташе после приема по случаю 9 мая готовили информацию в центр о прошедшем мероприятии. Прием уже давно закончился, половина офицеров хотела заснуть прямо на месте, половина - выпить еще, а лишь потом уснуть. Но военный атташе требовал закончить составление шифровки. Она была практически готова, нужно было лишь как-то объяснить отсутствие на приеме представителя одной из стран Юго-восточной Азии, отношения с которой были неплохими, но которая в то же время была союзником США. В конце концов была сочинена вполне логичная и стройная теория о намечающейся смене курса политического руководства этой страны под воздействием комплекса внешних и внутренних факторов. Все дело испортил один офицер, который позвонил дежурному и поинтересовался, не было ли звонков из посольства этой страны. Оказалось, что звонок был, причем от военного атташе этой страны, который сообщал, что заболел, приносил свои извинения и выражал надежду на развитие дружеских отношений между нашими странами.

Коммуникативным посланиям в межгосударственных отношениях всегда уделялось особое внимание, но порой они бывают буквально жизненно важными. Именно такая ситуация сегодня сложилась в Иране. 12 июня там прошли президентские выборы. До начала избирательной кампании мало кто из зарубежных наблюдателей сомневался в том, что победу одержит действующий президент Махмуд Ахмадинежад. И казалось, что его победа в общем и целом устраивает Запад. Ахмадинежад как политик и возможный партнер по диалогу был достаточно известен, а его поведение предсказуемо (если, конечно, этот термин вообще применим к современной политике Тегерана).

И в зарубежной, и в иранской прессе его принято обозначать как выдвиженца консервативных кругов, на политической сцене представленных коалицией из 14 политических партий. Его политических оппонентов, включая кандидата в президенты, бывшего премьер-министра Ирана Мир Хусейна Мусави, принято называть реформаторами.

Махмуд Ахмадинежад впервые баллотировался в президенты в 2005 году, имея за плечами четырехлетний опыт руководства одной из провинций и двухлетний стаж на посту мэра иранской столицы. Выходец из бедной семьи, он не имел ни опоры в иранской политической элите, ни широкой популярности среди населения. Возможно, именно это и привлекло симпатии верховного лидера Али Хаменеи, который выразил ему свою поддержку на выборах и тем самым помог выиграть их. Предшественник Ахмадинежада Мохаммад Хатами считался реформатором, достаточно откровенным, чтобы вызвать неприязнь религиозных кругов и КСИР, но недостаточно последовательным, чтобы сохранить симпатии и поддержку студенчества, когда-то бывшего его главной опорой.

Став президентом, Ахмадинежад заручился поддержкой молодого поколения политиков, сформировавшихся в условиях ирано-иракской войны и презирающих политическую элиту, состоящую из лидеров революции 1979 года. Он быстро получил известность во всем мире, возобновив ядерную программу, а его откровенные антиизраильские высказывания принесли ему популярность в арабском мире.

Большинство аналитиков отмечают, что в политических взглядах и практических целях Ахмадинежада и Мусави больше сходства, чем различий. Считается, что оба они против того, чтобы влиятельный экс-президент Али Акбар Хашеми Рафсанджани занял мсто верховного лидера после смерти аятоллы Хаменеи. Во внешней политике оба они являются сторонниками конфронтации с Западом.

Неожиданно широкая поддержка, которую получил Мусави во время предвыборной кампании, была вызвана скорее явными провалами экономической политики Махмуда Ахмадинежада, чем требованием либеральных реформ со стороны иранского общества. Тем не менее, она вызвала и акции протеста против якобы сфальсифицированных выборов (нарушений было немало, было даже принято решение о пересчете голосов на нескольких участках), и объединение оппозиционных лидеров в их противостоянии с Ахмадинежадом.

Церемония принесения присяги президентом стала символом раскола иранской правящей элиты. Депутаты парламента из числа реформаторов, как называют сторонников бывшего президента и самого богатого человека страны Хашеми Рафсанджани не пришли на церемонию или покинули ее, когда Ахмадинежад начал свое выступление. Не пришли на церемонию и кандидат в президенты Мир Хусейн Мусави, а также экс-президенты Али Акбар Хашеми Рафсанджани и Мохаммад Хатами.

Все происходящее в Иране после выборов напоминает цветные революции в Грузии и на Украине. И прокуратура Ирана это сходство использует для обвинений оппозиции в предательстве национальных интересов и сотрудничестве с Западом, то есть в шпионаже в пользу западных стран. Европу, США и некоторые арабские страны Тегеран обвиняет в организации массовых беспорядков и попытках свержения законного правительства.

Согласно официальным данным, во время беспорядков погибли 26 человек, по данным оппозиции, 69 человек были убиты, 220 человек задержаны. Один из кандидатов в президенты на прошедших выборах Мехди Каруби заявил, что некоторые из арестованных во время протестов оппозиционеров были изнасилованы в тюрьмах. На судебных процессах, проходящих в открытом формате, многие обвиняемые заявляют о признании своих ошибок и раскаянии. Впрочем, такие заявления дают повод западным наблюдателям для сравнений с процессами 1937 годы в СССР.

Вашингтон истолковал волнения и беспорядки в Тегеране как признак слабости режима и счел момент подходящим для ужесточения экономических санкций в отношении Ирана. Генерал Джеймс Джонс, советник Обамы по национальной безопасности, в ходе недавнего визита в Израиль попытался убедить израильтян отказаться от постоянных намеков на готовность нанести удары по ядерным объектам Ирана (намеков, которые воспринимаются как реальная угроза, если вспомнить, что подобные удары ранее наносились по Ираку и Сирии). Белый дом хочет, чтобы в этом году на переговорах с Тегераном было использовано новое оружие - санкции в отношении поставок топлива.

Одно из уязвимых мест иранской экономики (и в этом иранцы удивительно похожи на нас) - зависимость от импорта бензина и других продуктов переработки нефти. Если США с помощью Европы и Израиля введут запрет для компаний-поставщиков, то Иран может лишиться 40 процентов потребляемого бензина. Это, по мнению Белого дома, может сделать Тегеран более уступчивым на переговорах пот ядерной программе. Сегодня же иранцы от любых переговоров на эту тему просто отказываются.

Разумеется, в Вашингтоне прекрасно понимают, что для успешности бензинового эмбарго необходимо подключение к нему Китая, России и Казахстана. А они не только крупные торговые партнеры Ирана, но и члены одной организации - ШОС.

Но самый главный риск, связанный с введением новых экономических санкций, связан с объявленной Ираном готовностью блокировать Ормузский пролив, через который проходит маршрут поставок нефти из Персидского залива. На фоне продолжающегося экономического кризиса, когда мировые и национальные рынки нервно реагируют на любые новости, такое развитие событий вызвало бы новую волну кризиса.

Вне зависимости от того, чьи позиции укрепятся, а чьи ослабнут в результате борьбы консерваторов с реформаторами, национальные интересы Ирана останутся неизменными. И в системе этих интересов не последнее место занимают отношения с соседями, в том числе и с Казахстаном. Как бы ни выстраивались отношения иранского руководства с Вашингтоном и Брюсселем, Астана будет рассматривать отношения с Ираном сквозь призму национальных интересов Казахстана.