Тулеген БАЙТУКЕНОВ, "Время", 8 декабря

"Бір газет қызметкері:
– Сіздің статьяңызды просмотрет етіп болған соң маленки ғана редакционная изменение жасап печатет етеміз – деді телефонмен".
Бауржан Момыш-улы, "Қазақ тілі тұралы пікір", 1944 г.

Недавно я обогатился детской обучающей книгой на казахском языке, после изучения которой сразу возник вопрос: к какому именно казахскому языку мы все так стремимся?
Что показательно, книги на могучем государственном в крупнейших книжных магазинах занимают самые сиротливые полки в далеких углах. Статус у них такой же примерно, как у пособий по классификации редкоземельных металлов – видимо, подразумевается, что стандартный покупатель подобной литературой интересоваться не будет, а если кто-то будет, то опытный, который сам найдет. Найдет, как правило, в слабеньком полиграфическом исполнении, тщедушном оформлении и зачастую таких авторов, имена которых известны только почтальонам. В общем, пока казахский язык укрепляется и развивается, его печатные проявления остаются крайне скудными. Это странно, поскольку за письменной литературой всегда признавалось доминантное право в развитии языка – невозможно добиться прогресса в лингвистике, не обеспечив ее перманентное употребление и шлифовку в литературном процессе. Но язык же вроде расцветает. А книг-то нет.
Возможно, мы снова пошли своим особым путем. Как известно, у казахов до Абая не существовало традиции записывать сокровенные знания, и все сказания-песни-эпосы передавались из уст в уста, от поколения к поколению. То, что сейчас происходит, видимо, есть возобновление этого опыта, незаслуженно забытого.
Поэтому желающим погрузиться в мир казахского языка надо поехать в аул, найти там подходящего аксакала и напрямую припасть устами к живительному источнику сакрального наива. Потом вернуться, никаких дурацких книг не писать, а разъезжать по городам и весям эдаким Бухар-жырау, чтобы окружающие цокали языками, пораженные в мозг красотой и силой слога.
Есть только несколько трудностей на этом благородном пути.
Во-первых, в ауле днем с огнем не сыскать стародавних носителей языка, которые бы дорастали до ранга культуртрегеров, как тот же Бухар-жырау или Махамбет. На периферии, разумеется, можно познать язык методом языкового погружения, но он будет так же далек от новаторского казахского языка (или того, что бы мы хотели видеть в этом качестве), как слово "шешен" (острослов) от его аналога с "ң" на конце. Не видно пока на горизонте доморощенного Ломоносова, который впитывал бы всю соль земли казахской, а потом, пешком притопав в Астану, начал реформу языка, разделив его на высокий и низкий штили, и писал бы местным новоязом.
Во-вторых, на дворе XXI век (хотя в ауле это и не очень чувствуется), и культура, как ни крути, урбанизирована. Интеллектуальные силы страны сосредоточены в городах, и именно оттуда, по идее, должны фонтанировать различного рода продуктами мыслительного процесса в русле казахского языка. Как тот же Пушкин, адаптировавший европейские поэтические образцы под русское стихосложение. Или Ронсар, поставивший себе цель доказать, что французский язык не варварский, а вполне себе способный заткнуть латынь во всех областях применения.
Так что современного (то есть идущего в ногу со временем) казахского языка в ауле уже нет, причем давно, а в городах как индикатор этнокультурной состоятельности он еще не появился. Режиссер Эмир БАЙГАЗИН как-то признался мне, что будет снимать фильмы на русском, при том что является носителем казахского – но казахский не подходит под его формат. А не подходит потому, что Эмир снимает не тамаша-стайл- ленты и бытописание села, а интеллектуальное кино.
Казахские писатели, мнящие себя титанами постмодерна, могут вставать в позу, но факты не изменишь: пространство казахского языка за 20 лет независимости так и не было формализовано. До сих пор нет однозначных толкований не то что сложных научных терминов, а простейших общеупотребительных слов. Любой желающий изучить язык неминуемо наткнется на разброд и шатания в объяснении лексем, и если английский, согласно расхожей шутке, умер в Австралии, то казахский забивают прямо на родине. Свои же люди.
Чтобы не быть голословным, приведу пример с той самой детской книжкой. Это алфавит с яркими картинками для детей возраста от 2 лет и старше.
Смотрим. Под изображением петуха надпись "әтеш". Еще ту же птицу называют "қораз", но это ладно: один раз – не қораз, да и синонимичный ряд никогда слишком широким не бывает. Дальше зебра. Подпись "зебр". Хотя русско-казахский словарь под редакцией К. БАЙГАБУЛОВОЙ выдает "зебір". Невелика разница, казалось бы, но принципиальная, потому что "бір" – это все-таки не "бр", "ешкі" не "ешк", да и "тауәлсіздік" не "тауәлсздк" пока. Для полноты картины скажу, что знакомого пацана-второклассника учат говорить не "зебра", а "ала құлан".
Идем дальше. Буква "Ч" – "чемпион" (жеңімпаз), "П" – подъезд (кіреберіс), "Щ" – щетка (қылшақ), "Р" – рюкзак (жолдорба). В общем, "чемпион щетканы рюкзакка салып, подъездге кірді" – отличный пример аутентичного казахского языка, скажу я вам.
Виноваты в этом, разумеется, не издатели книжки – они-то делают все в рамках дозволенного. Просто дозволенного слишком много. Это позволяет указанному байгабуловскому словарю переводить "пиғыл" как "намерение", а А. БЕКТУРОВОЙ в своем монументальном учебнике "Казахский язык для всех" – как "понятие".
Демократия, неслыханная для других областей нашей жизнедеятельности, не прошла и мимо словообразования: "пианино" особо одаренные лингвисты перевели как "күйсандық", то бишь "сундук кюев", хотя сыграть кюй на фортепиано можно с той же вероятностью, что и скрипичный концерт на барабанах. Душ теперь у нас "шаптырғыш", при этом глагол "шаптыру" означает "испускание мочи стоя".
Так что можно понять тех апологетов поступательного развития, которые отрицают в принципе идею переложения современных терминов на казахский язык – русский, например, просто впитывает англицизмы, ассимилируя их под свой гармонический строй. Но понять можно и тех, кто настаивает на переложениях, поскольку за время застоя появилось столько новых понятий, что казахский язык рискует стать наполовину заимствованным. Волновало такое положение еще Бауржана Момыш-улы, цитата из письма которого секретарю ЦК Компартии товарищу АБДЫХАЛЫКОВУ вынесена в начало. Правда, сокрушаясь о судьбе родного языка, герой Великой Отечественной предлагал конкретные меры по исправлению ситуации: составление единого толкового словаря живого казахского языка по примеру труда ДАЛЯ, стандартизацию орфографии по сценарию словаря УШАКОВА, ревизию художественной литературы, отбор и адаптацию иностранных заимствований и так далее.
Письмо Момыш-улы писал в 1944-м. А сейчас 2011-й.
Говорят, в СССР языку не давало поднять голову прорусское давление.
Но сейчас-то кто мешает?
Почему за 20 лет независимости пространство казахского языка не было формализовано, задекларировано и адаптировано под современность? Чем все это время занимались наши уважаемые национал-патриоты, у которых температура радения за родной язык скоро начнет плавить металлические коронки во рту? А известные казахские поэты и писатели? Куда ушли деньги на реализацию языковых программ, если мы до сих пор не знаем, как на казахском будет "зебра"?
Молчат, не дают ответа.