Наталья Чернова, novayagazeta.ru, 6 ноября

Я - целевая аудитория. Фейсбук сообщил мне об этом, прислав приглашение на городской фестиваль для людей 50 плюс. Под кодовым названием Young Old (закоренелый, давний, поношенный, поживший, обветшалый, опытный - варианты перевода слова old). Молодая старая - это, выходит, про меня.
Нет, никаких иллюзий по этому поводу я не испытываю. Но мой возраст - это возраст зрелости, а не "юной старости", как бы креативно ни звучал мой возрастной ценз в английском предъявлении.
Впрочем, прочь стилистические придирки. Я пошла на фестиваль с чувством скептического, но трепетного ожидания. Чего такого мне расскажут и покажут на большой площадке культурного центра ЗИЛа о том, что я сама не знаю?
Как и ожидалось, в основном рассказывали о перспективах, радостях, новых возможностях, о сложностях, кризисах, вызовах возраста и их преодолении. Все в тему. Местами было интересно, местами - не очень. Но в целом это было классное мероприятие. Нового, современного формата.
Но осадок остался. Его наличие у меня лично отнюдь не претензия к организаторам фестиваля. Это претензия к государственному тренду, который навязывает подмену понятий и ловко манипулирует сложнейшей социальной проблемой, возлагая ее решение исключительно на гражданина, вступившего в "возраст дожития". (Обожаю этот термин, используемый ПФР, который означает количество лет, которое вы проживете, выйдя на пенсию).
Это очень похоже на ситуацию, когда человеку, погрязшему в глубокой депрессии, что является клиническим диагнозом, пытаются бодро советовать: "Ты что захандрил? А ну, возьми себя в руки, пойдем есть-пить-веселиться. Смотри, какой сегодня солнечный день, чертов ипохондрик!" (варианты текста приободрения могут быть разными). Однако никогда эти доброжелатели не предложат пойти к врачу и начать принимать лекарства.
Государственная инициация оптимизма в людях пред- и пенсионного возраста, возникшая как тренд аккурат после пенсионной реформы, выглядит цинично ровно потому, что никаких иных ресурсов, кроме мантры "старость меня дома не застанет", человеку не предлагает.
Ответственность за счастливую старость (главный месседж фестиваля) - дело рук самих стареющих со средней пенсией по стране в 15 тысяч рублей.
В эту сумму, видимо, должны вместиться (кроме банального выживания) и курсы йоги, и путешествия в иные города и страны, и новые хобби, и воплощение отложенных мечт.
Между тем идеологи российского тренда оптимизации пенсионного возраста умалчивают, что в России, как нигде больше в мире, распространена модель, которую социологи называют поколением "сэндвича". Поколение сэндвича - это 45–60-летние люди, которые одновременно несут материальную и иную ответственность за своих повзрослевших, но еще не вполне самостоятельных детей, и за стареньких, больных, но, слава богу, живых родителей. То есть они работают на два фронта, а в провинции зачастую и на три - это когда молодая бабушка еще и растит своих внуков, пока их родители уезжают на заработки.
Это поколение, по оценкам специалистов, самое депрессивное и самое изношенное в стране. Им не то что думать о "новых возможностях", им хронические кредиты как-нибудь осилить до конца жизни.
Осваивать новые реалии возраста зрелому человеку по силам только тогда, когда возраст, кроме физиологических проблем, дает и ощущение свободы. Свободы от обязательств, от рутинной работы на износ, от хронических ограничений. Давайте честно: свобода с дырявым карманом - это иллюзия. Она даже у подростков заканчивается стремительно.
Поэтому не надо вдохновлять нас этой иллюзией. Лучше помогите материально.
Впрочем, мне лично государство обещало помочь. Через несколько месяцев я получу социальную карту предпенсионера и буду вдоволь кататься на метро. Даром.