Алексей Иконников, "КонтиненТ", 12 августа

Спустя пять лет после Казахстана наш северный сосед начинает переход к накопительной пенсионной системе. Причем и архитектура, и общая методология российской реформы фактически копируют казахстанский путь. Приятно, что соседи идут за нами почти "след в след", но вот вопрос: можно ли сегодня назвать отечественную пенсионную систему действительно гармоничной и стабильной?

Осторожность и еще раз осторожность?

В последние годы уже стало общим местом говорить, что по многим аспектам экономического развития Казахстан опережает своего главного партнера по СНГ – Россию. Мы построили самую эффективную и стабильную в Содружестве финансовую систему, задолго до россиян провели коммунальную и пенсионную реформы. Все это радостно, но это еще и повод совершенствоваться, исправлять недостатки. Тем более что мы видим, как на наших ошибках начинают учиться другие.

Начатая россиянами перестройка их гигантской по масштабам социально-затратной сферы (сегодня Россия при населении примерно в 145 млн. человек имеет 38,4 миллиона пенсионеров) свидетельствует о том, что в рамках традиционной солидарной системы пенсионного обеспечения российское государство уже не в состоянии тянуть этот гигантский балласт. Учитывая, что с 1 августа средний размер пенсии в России составил 1892 рубля, российская солидарная система выплачивает пенсионерам ежемесячно по 2 млрд. 270 млн. 400 тыс. долларов. Сумма очень серьезная. Интересно, что объем ежемесячной пенсии россиян оказался очень близок к тому объему средств, который аккумулировала на сегодня накопительная пенсионная система Казахстана – 2 млрд. 150 млн. долл.

Российское государство столкнулось с одной из сложнейших демографических проблем – старением нации. Обеспечить четверть населения достаточными пенсиями – сложнейшая задача даже при нынешних позитивных тенденциях в российской экономике, которая, как и наша, очень зависима от сырьевого экспорта. Для того чтобы предоставить социальные гарантии огромному числу пенсионеров, российское руководство вынуждено как наращивать социальные налоги, так и идти на различные меры косвенного, внеэкономического принуждения. Взяв на себя слишком много социальных гарантий, государство искусственно создало в экономике серьезные диспропорции.

Конечно, переход к накопительной системе пенсионного обеспечения не решит этих проблем сразу. Накопительная система не сможет в обозримом будущем полностью заменить традиционную солидарную. Такой задачи государство ни у нас, ни в России не ставит даже на среднесрочную перспективу. Две системы очень долго будут существовать параллельно, а это означает, что на плечи налогоплательщика ложится двойная нагрузка. И это большой минус с точки зрения возможной реакции общественного мнения, важный при всех плюсах накопительной системы – смягчении социальной напряженности, постепенном освобождении бюджета от колоссального бремени пенсионных выплат, появлении у граждан заинтересованности зарабатывать много и легально.

На сегодня у 70 процентов россиян часть их трудового пенсионного налога перечисляется в накопительную систему. Пока все пенсионные активы по умолчанию находятся в руках единственной управляющей компании – государственной (ГУК), которой правительство назначило Внешэкономбанк России. Он их инвестирует в определенный, строго ограниченный правительством список фининструментов; он же одновременно является на сегодня и единственным в стране банком-трансферагентом (или, как у нас чаще говорят, кастодианом) пенсионных средств. Как многие помнят, в Казахстане все начиналось аналогично – был создан Государственный накопительный пенсионный фонд, в который по умолчанию стекались все пенсионные платежи граждан.

Но дальше начинаются различия. Прежде всего, в России не собираются разделять компании, управляющие пенсионными активами (по-нашему – КУПА, в российском варианте – УК) и собственно накопительные пенсионные фонды. Юридически эти две структуры будут объединены, то есть инвестирование и накопление денег сосредоточивается в одних руках. Это сделает российскую пенсионную систему менее громоздкой. Кстати, аналогичные шаги предприняты и в Казахстане: по предложенным ныне изменениям в Закон о пенсионном обеспечении, пенсионные фонды будут наделены правом совмещать управление пенсионными активами с основной своей функцией – привлечением взносов и осуществлением выплат.

Если взглянуть на организационную сторону российской реформы, то здесь, пожалуй, пока слишком много беспорядка. С 8 по 23 августа продлится прием заявок от вновь созданных частных компаний для конкурса на право управлять пенсионными деньгами. До 4 сентября итоги конкурса будут подведены, затем в течение 30 дней отобранные УК должны будут заключить договоры с Пенсионным фондом России о переводе денег на свои счета. При этом уже до 15 октября российские граждане должны будут решить, что делать с пенсионными накоплениями – доверить их частным управляющим компаниям и негосударственным пенсионным фондам или не делать с пенсионными деньгами ничего. В последнем случае деньгами "молчунов" будет, как и сейчас, командовать государственная управляющая компания (аналогично нашему ГНПФ). Правда, некоторые сроки даже технически оказались нереальными, не случайно на днях было объявлено о продлении срока "выбора фонда" для граждан.

Но основные неувязки касаются самих управляющих компаний. Здесь заорганизованность переплетается с некомпетентностью, и это уже тревожит. Например, перед подачей заявок, как сообщают "Известия", все управляющие компании в спешном порядке готовили внутренние регламенты, где расписывали весь механизм принятия решений по инвестированию денег. Далее, комментируя это, финансист называет подобное регламентирование "полным бредом": ведь на фондовом рынке порой принимается до тысячи инвестиционных решений в день.

Чувствуется, что государственники плохо представляли себе механизм отбора самих управляющих компаний. За прошедшие полгода в России сменился десяток вариантов требований к ним. Разработчики шарахались из крайности в крайность: от "ультражестких" подходов, при которых на рынке осталось бы не больше 2–3 УК, до слишком мягких вариантов, обеспечивающих доступ к пенсионным деньгам практически любому желающему. Принятый в итоге вариант постановления оказался достаточно либеральным: по оценке экспертов, не исключается проникновение на рынок случайных или заинтересованных игроков. "Никто не сможет гарантировать, что деньги будут использованы ими правильно", – отмечают "Известия". Впрочем, надо заметить, что таких гарантий до сих пор нет и в Казахстане.

В целом чувствуется, что практическая сторона реформы у соседей пока еще достаточно "сырая". Вместе с тем ее идеология выглядит мягче, чем в Казахстане: российская реформа выдержана с большим упором на социальный аспект и меньшим – на общеэкономический. В России накопительную систему даже назвали "системой пенсионного страхования". Разработчики сделали все, чтобы укрепить доверие к ней в обществе. Кроме четырех государственных структур, занятых контролем НПФ (Минфин России, Федеральная комиссия по рынку ценных бумаг, постоянная аудиторская комиссия и спецдепозитарий), указом президента Путина был создан еще так называемый "Общественный совет по инвестированию средств пенсионных накоплений". У него огромные полномочия, например, разрабатывать и вносить законопроекты, защищающие интересы клиентов пенсионной системы. Таким образом, как резюмируют авторы реформы, в России создана "реальная система гарантирования сохранности пенсионных накоплений". Можно заметить, что ни о чем подобном в Казахстане речи никогда не вели. За исключением определенных ограничений по финансовым инструментам, наши пенсионные фонды и управляющие их деньгами КУПА действуют достаточно свободно. Бывают и случаи падения доходности фондов, вызванные малоэффективным инвестированием, и даже потери части денег вкладчиков, если они были вложены в "провальные" инструменты (так случилось, например, со средствами, вложенными в депозиты лопнувшего в 2002 году Комирбанка).

Россияне же пока очень сильно осторожничают и много говорят о рисках, связанных с работой накопительной пенсионной системы. В их ситуации такой подход, наверное, оправдан: общественное мнение и протестный потенциал социальных "низов", к которым относятся все почти 40 млн. пенсионеров, в российских условиях гораздо более политически значимы, чем в Казахстане. Впрочем, риски нужно всегда учитывать и без поправки на общественное мнение – просто в интересах стабильности системы. Сегодня нашим соседям явно есть чему поучиться на примерах, взятых из казахстанского опыта.

Накопительная система: риски и угрозы

Как "КонтиненТ" уже указывал в одной из публикаций, риски накопительной пенсионной системы можно условно разделить на "портфельные" (они связаны с ошибочными инвестициями), внутренние (некомпетентность, злоупотребления, мошенничество) и системные (воздействие непредвиденных внешних факторов). За пять лет существования казахстанская пенсионная система уже сталкивалась с проблемами во всех трех аспектах.

Риски инвестиционного портфеля связаны со "складыванием всех яиц в одну корзину", и избежать этого КУПА и фонды могут за счет диверсификации вложений. В Казахстане за структурой инвестирования пенсионных средств жестко следит Нацбанк, она строго регламентирована, однако здесь в последнее время стало возникать все больше проблем. Казахстанская система аккумулировала уже более 2 млрд. долларов США, по отечественным меркам – очень серьезные деньги. И одна из главных задач государства на сегодня состоит в том, чтобы они оставались в отечественной экономике и работали на нее, принося достаточный инвестиционный доход. Вопрос только в том, как этого добиться.

Структура инвестирования казахстанских НПФ, подчиненная строгим ограничениям правительства, выглядит весьма однообразно. Порядка 75–80 процентов средств фонды инвестируют в ценные бумаги казахстанского Минфина и в бумаги (главным образом, облигации) относительно узкого перечня казахстанских предприятий, в основном "голубых фишек". Остальные 20–25 проц. малыми долями распределены между депозитами отечественных банков, ценными бумагами исполнительных органов, облигациями иностранных эмитентов и международных финансовых организаций. Такой схемы, с небольшими вариациями, придерживаются все казахстанские КУПА. И практически все они, на фоне насыщения экономики деньгами и крайне ограниченного поля для маневра, в последние год-полтора столкнулись с падением доходности. Причем у некоторых фондов она даже подошла к опасным пределам, за которыми начинается обесценивание денег вкладчиков.

Получается, что у нас не осталось достаточно безопасных инструментов для эффективного инвестирования пенсионных денег внутри страны, и реальных путей разрешить эту проблему нет. Экспорт пенсионного капитала пошел бы вразрез с интересами государства, стремящегося оставить деньги внутри казахстанской экономики. Предложения оживить "реальный сектор" за счет пенсионных средств также были решительно отвергнуты Нацбанком: рисковать деньгами вкладчиков он не намерен ни под каким видом. Словом, здесь по всем направлениям мы видим явный тупик. Деньги же продолжают накапливаться.

Правда, у государства есть еще один вариант, или, точнее, соблазн: накопленные на сегодня пенсионные средства реально позволяют ему провести частичную реструктуризацию внешнего долга во внутренний. Как известно, внешний правительственный и гарантированный долг Казахстана составляет немногим более 3,4 млрд. долл. Его реструктуризация за счет имеющихся в распоряжении государства средств ГНПФ могла бы помочь в значительной степени смягчить бремя выплат по внешнему долгу. Так или иначе, в практике некоторых накопительных систем пенсионные деньги уже играли подобную роль. Заметим, кстати, что "вольности" государства с пенсионными активами – это тоже серьезный вид рисков. Не нужно далеко ходить за примерами, достаточно вспомнить Аргентину в 2001 году.

Системные риски тоже довольно весомы. Например, в этом году все пенсионные фонды ощутили сложности, связанные с внезапными колебаниями курса доллара. Здесь управляющим компаниям требуются прежде всего компетентность и профессионализм. Умение грамотно работать на финансовом рынке очень важно и в отношении портфельных рисков, ведь оно необходимо при каждом решении о той или иной инвестиции. А в случаях, связанных с внутренними рисками, человеческий фактор вообще выходит на первое место.

Некомпетентность менеджеров, кстати, уже была причиной приостановления деятельности и отзыва лицензий у некоторых отечественных пенсионных фондов. Некоторые казахстанские КУПА именно по этой причине допустили очень серьезное снижение доходности в условиях кризиса инструментов вложения. Показательно, что на 2002 год специальная квалификационная комиссия Нацбанка по приему экзаменов у руководящих работников НПФ признала соответствующими должности только 71 процент их ведущих менеджеров. Как выяснилось, топ-менеджмент ряда частных казахстанских НПФ вначале вообще не имел специального финансового образования. Если учесть очень либеральный подход россиян к конкурсу будущих управляющих пенсионными активами компаний (о чем мы рассказали выше), то их в обозримом будущем ждет нечто очень похожее.

Одна из серьезных проблем связана с корпоративностью многих наших КУПА и НПФ. Они аффилированы с различными банками, финансовыми и промышленными группами. В таких компаниях сотрудников иногда ищут внутри корпорации или даже еще ближе. Например, по некоторым данным, родственница одного из руководителей ОАО "Банк ЦентрКредит" работает заместителем председателя аффилированного с этим же банком пенсионного фонда "Капитал".

Порой соблазны, которые дает сам доступ к распоряжению деньгами, приводят к чрезмерному росту "внутрикорпоративных" потребностей фондов или управляющих компаний. Так, алматинцы постоянно могут наблюдать у здания НПФ "УларУмит" несколько дорогих современных автомобилей, среди них есть даже Jaguar – машина одной из самых престижных мировых марок. Стоимость такой машины может составлять несколько сотен тысяч долларов. Злые языки утверждают, что "Ягуаром" пользуется руководство этого фонда.

Бывали в нашей пенсионной системе, к сожалению, и факты прямого мошенничества. Например, пользуясь пробелами в законодательстве, некоторые вкладчики казахстанских НПФ оформляли фиктивный выезд на постоянное местожительство за границу и получали наличными на руки свои накопления. Делалось это не без помощи входивших в "долю" менеджеров пенсионных фондов.

Сейчас в казахстанском пенсионном законодательстве идут серьезные ужесточения, связанные с целым рядом норм. В частности, усложнена процедура снятия накоплений с пенсионного счета. Более тонко и детально, чем раньше, прописаны некоторые права вкладчиков – например, связанные с наследованием пенсионных накоплений. Государство усиливает ответственность фондов и КУПА. Анализируя все новшества, можно заметить, что мы еще дальше уходим от чилийского и российского либерализма в сторону более "авторитарного" подхода к работе системы. И для наших условий это, наверное, оправдано.

Но, увы, как бы активно ни занимались в Казахстане накопительной пенсионной системой и инвестированием пенсионных денег, сегодняшние пенсионеры пока не видят от этого отдачи. Несмотря на повышения пенсий и регулярные перерасчеты, они продолжают критиковать нашу солидарную систему, кстати, опять-таки постоянно сравнивая ее с российской. Понятно, что сравнения – в пользу последней. Действительно, даже поверхностный анализ показывает, что российская солидарная система пока остается более справедливой и адекватной, чем отечественная.

Парадоксы солидарной системы

Около двух месяцев назад казахстанское правительство утвердило новый размер максимальной пенсии – 9800 тенге. В отделениях социального обеспечения начался перерасчет пенсий, сопровождаемый, как обычно, множеством самых разных эмоций. Одни радовались, другие расстраивались, и это понятно: если у первых произошла ощутимая прибавка, то вторые не менее серьезно потеряли.

Солидарная система на сей раз проделала своеобразный ход конем. Как говорят сами пенсионеры, за счет тех, кто получал высокие трудовые пенсии (более 10 тысяч тенге) были увеличены размеры пособий другим, менее обеспеченным. На самом деле это не совсем так: из 1,77 млн. казахстанских пенсионеров "высокооплачиваемых" было всего около ста тысяч, или менее десяти процентов. Поэтому те суммы, на которые были урезаны их пенсии, не могли компенсировать прибавки всем остальным, которая составила в среднем порядка 3–3,5 тыс. тенге. Тем не менее упомянутые 100 тысяч пенсионеров – это и есть своего рода социальная "цена вопроса". Другой же вопрос состоит в том, стоило ли государству такую цену платить. В данном случае его моральные потери оказались значительно серьезнее материальных, особенно если учесть, что речь здесь идет об элите старшего поколения нашей страны. Оказавшиеся в этой когорте пенсионеров деятели науки и искусства, заслуженные рабочие, многочисленные представители интеллигенции вряд ли поймут такую "заботу" о них государства, тем более в период, когда уже не первый год страна завершает с серьезным профицитом бюджета.

Общая непоследовательность, к сожалению, пока остается основной традицией солидарной пенсионной системы Казахстана. В органах соцобеспечения по-разному объясняют неоднократные шараханья с коэффициентами, размером трудового стажа, средней заработной платой на последнем месте работы и другими критериями расчета пенсий, которые имели место в последние годы. Разные составы правительства подходили к этим вопросам очень неодинаково.

В октябре 1999 года тогдашний министр труда и соцзащиты Николай Радостовец обратился к пенсионерам страны с открытым письмом, которое прямо начал словами "Прошу извинения!". Речь в нем шла о неправильном расчете базового показателя министерством еще в октябре 1994 года, в результате которого, как заявил Радостовец, значительная часть старшего поколения позднее оказалась у черты бедности. Если бы "процедурной ошибки" не было, то пенсионер, чья пенсия в 2002 составляла 3500–4000 тенге, уже в 1996-м получал бы порядка пяти тысяч. Конечно, многие тогда задали вопрос, была ли та "ошибка" действительно случайной. Но дело в другом: извинившись, государство так и не исправило изначально заложенных ею диспропорций. "Раньше пенсию начисляли по стажу работы и размеру заработной платы, – говорит лидер движения "Поколение" Ирина Савостина. – Теперь же ее объем не увязан ни с тем, ни с другим. Все решает год выхода на пенсию. В какой еще стране вахтер, не имеющий полного стажа, и кандидат наук, отработавший 40–50 лет, получают одинаковую пенсию?"

Действительно, обиженных реплик в любом "райсобесе" можно услышать десятки. Одни не имели стажа в оговоренный период времени, другие – недобрали в зарплате, третьи слишком рано потеряли работу... Вот только одна из ярких казуистических особенностей нынешнего пенсионного законодательства. От тех, кто выходит на пенсию сейчас, требуют для перерасчета справку о заработной плате за период после 1995 года. "Словно специально", говорят нам новоиспеченные пенсионеры: ведь именно 1995–1998 годы были в стране периодом массовой остановки предприятий, какие же тогда были зарплаты? С другой стороны, тем, кто вышел на пенсию ранее, выполняют перерасчет по более справедливой схеме: вы имеете право показать справку за самый "доходный" период своей трудовой биографии, и именно по этим годам будет вам начислена пенсия. Где логика? Какими критериями будет отличаться следующий перерасчет? В отделах соцобеспечения можно наблюдать бредовую картину: одни искренне радуются, другие – здесь же плачут.

Интересно, что в России с советских времен не меняли принципов начисления пенсий. Трудовой стаж, максимальный уровень вашей зарплаты, научные и государственные звания, награды и поощрения – все это влияет на расчет пенсий. В итоге при сопоставимых с казахстанскими уровнях пенсий принцип социальной справедливости не нарушается. С учетом последнего повышения, минимальный размер трудовой пенсии по старости пожилым россиянам составит 900 руб. (порядка 4500 тенге), а максимальный – 2100 руб. (эквивалент 10500 тенге). Как видим, казахстанский пенсионный "коридор" (4350–9800 тенге) очень близок российскому.

Правда, тут надо заметить, что если в России 38,5 млн. пенсионеров при населении порядка 145 млн., то в Казахстане – около 1,8 млн. при населении в 14,5 млн. Нетрудно подсчитать, что пропорциональные затраты российской казны на обеспечение солидарной системы финансами примерно в два с небольшим раза выше, чем казахстанской, при почти идентичных макропоказателях развития экономики (у нас почти одинаковый среднедушевой доход, средняя зарплата, годовой прирост ВВП). То есть Казахстан сегодня мог бы позволить себе и более высокие затраты на пенсионное обеспечение.

В целом же мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией: с одной стороны, нам, по сути, некуда девать два с лишним миллиарда долларов накоплений НПФ, которые в условиях нынешнего кризиса инструментов вложения грозят стать неэффективным финансовым балластом для экономики. С другой – наше государство, пытаясь уменьшить социальную напряженность среди пенсионеров, все-таки продолжает экономить. Конечно, пенсионная система – это очень тонкая экономическая сфера, применительно к которой всегда надо помнить старый библейский принцип: на смену шести успешным годам обязательно придет седьмой – бедный. Однако это также сфера, где очень важны этические, моральные принципы. Непорядочность можно считать общим признаком смутного, нестабильного времени, которое, надо надеяться, уже уходит. Но будет очень обидно, если потомки назовут ее нашей поколенческой чертой.

Немного из истории вопроса

Исторически в мире сложилось две трактовки идеи так называемого "социального государства". Первая – "английская концепция" – исходит из того, что государство должно заботиться только о тех, кто не способен самостоятельно обеспечить себя. В Британии эту идею последовательно отстаивал лорд Беверидж. Другая – "общеевропейская" – предполагает гарантированный минимальный уровень жизни для всех граждан. Эту идею последовательно проводил на практике Отто Бисмарк. В тридцатые годы прошлого века ее взяла на вооружение Международная организация труда и проводила в жизнь вплоть до семидесятых годов, пока окончательно не стало ясно, что этот своего рода "капитализм с социалистическим лицом" начинает изживать сам себя. Как известно, большинство стран Европы построили "социальные государства" именно по такой модели, но к концу ХХ века она обнаружила свою неэффективность и даже вредность. С одной стороны, драконовские социальные налоги значительно повысили стоимость жизни в таких странах, как Швеция или Германия, – ведь эти налоги значительно увеличили цены всех товаров и услуг. В структуре потребительских цен этих стран доля налогов доходит до 80 процентов. С другой – всесторонне "социально защищенное" население заболело иждивенчеством. Работающие столкнулись с тем, что им приходится в рамках солидарной системы соцобеспечения кормить все больше неработающих. На фоне демографических проблем, так называемого старения нации и наплыва в такие страны соблазнившихся "социальным раем" иммигрантов концепция гарантированного минимума для всех сегодня терпит фиаско.

В то же время логическое развитие идеи "помоги себе сам" вылилось в создание накопительных структур, которые позволяют каждому работающему реализовать принцип капиталистического индивидуализма до конца. Схема состоит в том, что, кроме определенного социального налога на поддержку "выброшенных за борт" (больных, безработных, детей-сирот и так далее), налогоплательщик больше не обременяет себя никакими обязательствами перед согражданами. Все остальное он перечисляет на свой личный счет для обеспечения собственной достойной старости: как зарабатывал, таков будет и заслуженный отдых. При этом пенсионные деньги становятся мощным инструментом для инвестирования и подъема экономики. Видимо, совсем не случайно эта идея приобрела популярность не на сытом Западе, а в развивающихся странах "молодого капитализма", имеющих невысокий общий уровень жизни и большую социальную поляризацию в обществе.

Казахстан, как и Россия, в период капиталистической модернизации экономики столкнулся с жестоким бюджетным дефицитом. В середине девяностых годов солидарная пенсионная система в наших странах потерпела крах – не столько экономический, сколько идеологический. Экономика не имела резервов для сохранения даже минимального уровня социальных гарантий. Росли задолженности пенсионерам. Видя это, теряли надежду на достойную старость и работающие.

Конечно, создание накопительных пенсионных фондов в Казахстане не имело своей целью "затыкание дыр" солидарной системы. Основной задачей было дать работающим идеологическую альтернативу, а также – что тоже очень важно – получить резервы для длительного внутреннего инвестирования экономики. Сегодня можно сказать, что эти задачи Казахстан выполнил. Но саму накопительную систему мы строили в достаточно экстремальных условиях экономического кризиса, и потому, наверное, она получилась относительно жесткой по сравнению, скажем, с "классической" моделью Чили. По утверждению одного из авторов российской пенсионной реформы Дэвида Кэлланда, человека, который в свое время консультировал и чилийцев, для создания накопительной системы им не потребовалось сильных авторитарных механизмов. Всем гражданам страны, как рассказывает г-н Кэлланд, было предоставлено право выбора – они могли остаться в прежней системе или перейти на новую. Более того, они имели право возврата к старой, если новая их не устраивала. При этом переход всячески поощрялся, хотя, как и у нас, были установлены возрастные лимиты для работающих (впрочем, эти лимиты вскоре сняли из-за массовых требований желающих – в итоге в течение трех лет около 95 процентов населения перешли на новую систему). Пенсионная реформа в Чили, как и в Казахстане, была неотъемлемой частью общего комплекса рыночных реформ. В основе ее лежали идеи Милтона Фридмана – максимальное сокращение роли государства при сохранении жесткого контроля за управлением активами.

Сравнивая чилийский опыт с нашим и с нынешней российской реформой, можно отметить своего рода "упрощенно-авторитарный" подход: в Казахстане, как сейчас и в России, работающим не предоставили выбора, остаться в солидарной системе или перейти в накопительную. В остальном же все очень похоже, если не считать, что российские пенсионные реформаторы выглядят очень осторожными, если не сказать даже робкими, по сравнению с казахстанскими. Опасения финансовых рисков и социальные гарантии для миллионов российских пенсионеров – это, судя по концепции российской реформы, главное, что заботило и волновало ее разработчиков. В своих заявлениях по поводу реформы российские стратеги особо акцентируются на том, что очень долго готовились к ней. И действительно, при обычном для их страны либерализме и сообразной ему организационной неразберихе российская реформа выглядит достаточно продуманной в общестратегическом плане. Например, бросается в глаза наличие инструмента публичного общественного контроля за движением и инвестированием пенсионных денег.