Сергей БОРИСОВ, "Литер", 5 июля

Урановая промышленность – это, по своей сути, наукоемкие, высокотехнологичные производства. Их эффективное функционирование требует высокого уровня научного обеспечения. Поэтому вполне логично, что в компании "Казатомпром" для решения задач инновационного развития был создан Институт высоких технологий.

Его задача – разработка производства новых видов продукции высокой степени готовности, поддержание конкурентоспособности действующих предприятий, решение проблем охраны окружающей среды атомной промышленности Республики Казахстан. В его составе – 11 научно-исследовательских лабораторий и проектно-конструкторский отдел. Основными направлениями института являются теотехнология, химическая технология, проектирование, управление знаниями, а также высокие технологии – тантала, бериллия, ядерных материалов, фторидные и электрохимические производства.

С его директором, доктором технических наук Бауржаном Дуйсебаевым, беседовал наш корреспондент.

ЛИТЕР-Неделя: Бауржан Оразович, кто является автором идеи создания вашего института?

Б.Д.: Наше научное учреждение было создано по инициативе президента "Казатомпрома" Джакишева. Это как раз то, что называется видением далекой перспективы. Было выбрано оптимальное решение – не охватывая фундаментальную науку, структуры нашего института должны соответствовать производственным циклам предприятий компании "Казатомпром".

Наш конек – добыча урана методом подземного выщелачивания, и от этой печки нужно и плясать. Теперь уже можно с уверенностью сказать, что стратегия была выбрана правильно. Метод подземного выщелачивания, применяемый у нас, самим МАГАТЭ признан эталонным. Он является наиболее щадящим и не оказывает отрицательного влияния на окружающую среду. После нашей работы не остается ни заброшенных шахт, ни отвалов. Выяснилось, что наша технология переводит в растворенное состояние только уран и не создает дополнительных радиоактивных отходов. Как показали наши многолетние мониторинги, в частности по месторождению Ирколь, в течение 15 лет происходит полное восстановление подземного горизонта.

ЛИТЕР-Неделя: Этот революционный шаг в технологии добычи урана, если мне не изменяет память, был сделан еще в начале 60-х годов…

Б.Д.: …учеными Всесоюзного научно-исследовательского института химической технологии (ВНИИХТ). В середине 80-х годов подземным выщелачиванием в СССР добывалось до 35 процентов урана. После развала Союза основная сырьевая база и заводы оказались за пределами России (в Украине, Казахстане, Узбекистане, Кыргызстане). В 90-е годы российские потребности в природном уране покрывались в основном за счет складских запасов. А они были дай бог! Естественно, при таких запасах новые месторождения не разрабатывались, старые кадры ушли. Практически вся минерально-сырьевая база и производство урана России сейчас сосредоточены в Приаргунье.

Насколько нам известно, участки по подземному выщелачиванию создаются в Забайкальском и Южно-Уральском регионах России. В 2005 году таким методом были получены сотни тонн урана. Но я думаю, что россиянам нас уже не догнать.

Согласно нашим расчетам, в 2010 году мы будем добывать свыше 18 тысяч тонн урана. По нашей программе планируется запускать рудник за три года, хотя обычно, по западным меркам, на это уходит 7–8 лет. У нас уже есть прецеденты, когда срок запуска рудника – до получения первого урана – составляет год и два месяца.

С законной гордостью могу сказать, что такие темпы выдерживаются и благодаря успешной работе проектно-конструкторского отдела нашего института. Его сотрудниками завершены такие проекты новых гигантских рудников производительностью 1000 и 2000 тонн в год, как ПВ-19, Акдала, Заречное, Центральный Мынкудук. Ведется проектирование рудников Южный Инкай, Харасан-1 и Семизбай.

ЛИТЕР-Неделя: Россия, объявившая о своей амбициозной программе по возрождению былой славы Средмаша, очень обеспокоена недостаточностью своей урановой сырьевой базы и намерена интегрироваться с Казахстаном.

Б.Д.: Следствие такой обеспокоенности налицо. В прошлом году во время визита делегации "Росатома" в Казахстан было подписано соглашение о создании на базе Буденновского месторождения российско-казахстанского совместного предприятия по добыче урана. Его мощность 4000 тонн урана в год.

ЛИТЕР-Неделя: Нередко бывает так: кто-то задыхается от избытка отходов производства. Их негде хранить, не на чем перерабатывать. А другому предприятию они нужны позарез. Существует ли у нас банк данных отходов производства?

Б.Д.: К сожалению, нет. Отходы бывают разные. Порой они накапливаются из-за отсутствия эффективных технологий по их переработке или невозможности использования в данный момент.

Например, при обогащении обедненный уран идет в отвалы, а это миллионы тонн. Он может быть использован в реакторах на быстрых нейтронах. К сожалению, их время еще не наступило. Когда коммерческие реакторы этого типа будут доведены до совершенства, возьмутся и за отвалы.

Но есть и другие примеры – нашего головотяпства, расточительства, недальновидности. Скажем, для добычи урана методом подземного выщелачивания требуется много серной кислоты. Раньше ее давали бесплатно. В Шиели (Кызылординская область) был в конце 80-х построен громадный кислотный завод, купленный в Польше. Его производительность 500 тысяч тонн в год Н2SO4. Завод был демонтирован и продан за рубеж, так как кислота стала никому не нужна. Помешать этой акции "Казатомпром" не мог, к тому времени он еще не родился.

Теперь наш урановый бизнес зависит от того, сколько кислоты произведут предприятия "Казахмыса" и "Казцинка". Сейчас они дают 500 тысяч тонн, но в следующем году нам ее потребуется значительно больше.

Значит, кислотный завод нужно приблизить к месту добычи урана. Слава богу, на Каспии, в Тенгизе, появилась сера, нежелательный побочный продукт нефтедобычи. Во всем мире из нее делают серную кислоту. Ее нужно брать, и в той же Кызылординской области строить новый завод.

А вот еще один пример из области "не знаем, что где лежит". Лет пять назад на научной конференции нефтяников я делал доклад "Повышение нефтедобычи пластов". Это большая проблема – почти 70 процентов нефти остается под землей. Что только ни делают, чтобы выжать ее на поверхность, даже ядерные взрывы применяли. А ведь с этим может справиться фтористоводородная, или, попроще, плавиковая кислота. В перерыве ко мне подошли нефтяники: "А мы и не знали, что вы плавиковую кислоту производите". Вот тебе и на, ведь завод существует больше полувека. Так лучше поздно, чем никогда, говорю я им, давайте завязывать контакты, будем сотрудничать, дело перспективное. Увы, с тех пор от них ни слуху ни духу.

А ведь фторный кластер весьма перспективный. Да, он основа уранового производства. Фактический ядерный клуб – это фторный клуб. Но ведь фториды можно использовать для окисления ракетного топлива, создания удивительных, немыслимых сплавов, производства оптических стекол, как идеальный диэлектрик и даже для профилактики кариеса зубов. К сожалению, его возможности в нашей стране мало востребованы. Опять же не знаем, что где лежит.

ЛИТЕР-Неделя: В советское время больным местом научных институтов было внедрение своих разработок в производство. А как с этим делом обстоит сейчас?

Б.Д.: Конечно, в какой-то степени нам легче, мы ведь отраслевое научное учреждение. Но бюджетных денег у нас нет, зарабатываем их сами. Чтобы результат договоров был стопроцентным, долго и скрупулезно работаем с заказчиком, что он хочет, что ему нужно.

В этой работе есть свои нюансы. Когда ты очень сложно объясняешь заказчику, он не будет это финансировать. Но когда ты ему все разжуешь, он подумает: оказывается, все так просто, я и сам могу это сделать. Своим молодым ученым я говорю: вы должны объяснить заказчику все просто, но так, чтобы он понял, что ему самому с этой проблемой не справиться (шутка). И тогда он выложит деньги, даже предоплату. В нашей компании приветствуется корпоративная солидарность, когда еще на стадии разработки сами производственники подхватывают идею и начинают ее разрабатывать.

И все же этот участок инжиниринга самый сложный. Получается, ученые не могут заниматься внедренчеством, так как у них нет для этого возможностей, а сами производственники не хотят, потому что у них план, конкретное задание. Новшество как бы провисает. На Западе это дело поставлено значительно лучше. Там им занимаются специальные фирмы, инновационные менеджеры. С нами с удовольствием сотрудничают иностранные фирмы, та же знаменитая Areva.

ЛИТЕР-Неделя: Надо полагать, после того как заработают российско-казахстанские совместные предприятия по обогащению урана в Ангарске и по доработке проекта АЭС средней мощности на основе реактора ВБЭР-300, разработки нижегородского ОКБМ им. Африкантова, работы у вас прибавится?

Б.Д.: Само собой разумеется. Наука ведь должна работать на опережение. У нас появится прибавка – "Лаборатория ядерных материалов и реакторов". Конечно же, в сокращенном виде. Специально под этот проект. Мы хотели бы поработать с россиянами в разработке этого реактора.

Часть специалистов найдем на МАЭКе, даже проектировщиков. Молодежь отправим на учебу в ядерные центры России. Между прочим, российские специалисты скоро приедут к нам на стажировку изучать добычи урана методом подземного выщелачивания.

На следующем этапе, когда у "Казатомпрома" появятся новые переделы – конверсия, обогащение, реакторостроение, перед нами встанут новые задачи. Уверен, они нам по плечу.

В нашем институте трудится 136 человек, из них 2 доктора, 15 кандидатов наук, 5 магистров, 10 сотрудников имеют два высших образования.

В современной теории менеджмента считается, что самым ценным ресурсом любой компании являются знания и его биологические носители – специалисты. Понимая это, мы намерены быстро наращивать наш потенциал знаний и компетентности. Для этого в числе других мероприятий создана и расширяется специализированная компьютерная база знаний, в которой аккумулирована вся ранее накопленная и вновь создаваемая информация, касающаяся урановых производств. База знаний обеспечит непрерывный и быстрый доступ к необходимой информации всем специалистам компании.

Руководством НАК "Казатомпром" среди других задач институту поручена подготовка квалифицированных технологов для отрасли, а для специалистов, пришедших из других отраслей промышленности, – адаптация к специфике технологий и условиям студентов старших курсов технологических специальностей. Специалистами института подготовлено и издано 8 учебников и учебно-методических пособий по урановой отрасли.

Предприятия компании ждут от науки не просто процесса исследований, а результатов, которые в основном будут определять инновационный облик урановой промышленности и будущей атомной энергетики страны. Времени на раскачку у института не было и не предвидится, научные исследования и разработки, проектный потенциал, накопленные знания – все направлено на обеспечение инжиниринга в стремительно развивающейся отрасли уже сегодня.

Наш институт молод. Но даже за это короткое время его специалистами выполнен значительный объем работ. Но самые главные наши достижения – квалифицированный, постоянно обучающийся персонал, заложенные 5 лет назад традиции и производственная культура непрерывного творчества, ответственности перед заказчиком, приверженности ценностям и корпоративному духу компании НАК "Казатомпром".

ЛИТЕР-Неделя: И все же атомная отрасль стареет. Уходят носители исключительно редких технологий, свидетели уникальных событий, люди штучных профессий. Уходят, так и не передав эстафетной палочки. По самым скромным подсчетам, чтобы выполнить программу по возрождению атомной отрасли, например в России, необходимо увеличить прием в вузы по всем ядерным специальностям более чем на порядок.

Б.Д.: Не так давно я был в Америке в Калифорнийском университете. Там находится лучший ядерный факультет. Обратил внимание: процентов 80 студентов – корейцы, китайцы, японцы. Закончив учебу, они, естественно, вернутся домой.

Ядерная энергетика в этих странах на подъеме, профессия физика-ядерщика там почетна и престижна. Зато не престижна в Америке, хотя к середине нынешнего века там должны появиться несколько сот новых ядерных энергоблоков.

"Не знаю, кто будет в США проектировать атомные станции? – сокрушалась декан ядерного факультета. Кстати, югославка по национальности. – Ведь 25 лет этим никто не занимался".

Помнится, что в моем родном Томском политехническом институте, только в 2 группах училось сорок ребят (из 50) из казахстанского Степногорска. Понятно, что время, когда "физика – соль, остальное все ноль", уже не вернется. Все лучшие умы кинулись в юристы и финансисты. И это не может не вызывать тревогу. На обочине прогресса Казахстан сидеть не намерен, высокотехнологичный сектор будет наращиваться – кто его будет создавать, обслуживать?

ЛИТЕР-Неделя: Бауржан Оразович, вы обижаетесь, когда вас называют атомным лоббистом?

Б.Д.: Никогда с этим не сталкивался, думаю, выражение "атомное лобби Казахстана" – это страшилка, придуманная некоторыми вашими недальновидными коллегами-журналистами для запугивания обывателя.

Если у нас и появятся одна-две АЭС, как рынки сбыта они для нас погоды не делают. Основные потребители нашего урана находятся за пределами Казахстана, а чем плохо для нашей страны стать лидером не просто по добыче урана, но и в производстве ядерного топлива? Поэтому, скорее всего, я урановый лоббист. Впрочем, лояльно отношусь и к строительству именно атомных источников энергии.

Когда меня все-таки спрашивают, почему я за строительство АЭС, отвечаю: "Хочу, чтобы наши внуки работали не в шахтном забое, а операторами атомной станции".

Благодаря Создателю Казахстану достался урановый козырь – почти треть мировых запасов урана. И было бы грешно им не воспользоваться. К тому же 10 тысяч тонн урана энергетически эквивалентны 100 миллионам тонн нефти. Впечатляет?