Михаил Хазин, "Профиль", 11 февраля

Одной из целей приватизации, даже не очень скрываемой, хотя особо и не рекламируемой, было разрушение социалистической индустрии и инновационной сферы. Для решения этой задачи либерал-реформаторы разделили вертикально интегрированные структуры и приватизировали их по отдельности.

В результате создалась абсолютно несовместимая с жизнью картина. Основные источники дохода оказались у крупных оптовых производителей, которые могли массово "клепать" подготовленные к производству еще в СССР образцы. Особенно если их при этом можно было продавать на экспорт. При этом куда тратить полученные деньги, было не очень понятно – и они улетали прямо-таки в неизвестном направлении. Опытные производства по большей части просто тихо умирали, поскольку по эффективности производства старых образцов они с крупными производителями сравниться не могли, а делать новое – тоже, поскольку КБ у них не было.

КБ тоже умирали, только еще медленнее. Специалисты старились, новые – не приходили (идиотов нет); старые, еще советские, разработки давали возможность как-то существовать, но в основном шли на "поддержку" руководителей, чтобы они могли "жить как приличные люди". То есть иметь дачку на Рублевке, пусть и маленькую, и учить детей в Англии или США…

В некоторый момент ситуация стала настолько критической, что ею озаботилось даже руководство страны. И решило восстановить вертикальную интеграцию. Так были созданы крупные государственные холдинги – концерны. И возникает естественный вопрос: насколько осмысленным было такое решение?

Поговорим вначале о плюсах. Они очевидны. Крупные концерны имеют ресурсы для того, чтобы бороться с конкурентами. Они восстановили в рамках единых структур и серийное производство, и конструкторские бюро, а значит, есть возможность прибыль от серийного производства направлять на новые разработки. Они, наконец, позволяют создать управляющие центры, которые могут принимать некоторые стратегические решения и становиться партнерами государства в части развития соответствующих отраслей. Но это пока в основном теоретически. Впрочем, о плюсах было написано уже столько, что повторяться не хочется. А вот о проблемах, которые возникают на практике, поговорить стоит точно.

Дело в том, что все описанные плюсы имеют смысл только в одном случае – если есть какие-то инновации. Создавать Объединенную авиастроительную корпорацию для того, чтобы производить "боинги" (а тот самый "Суперджет-100" Сухого – это именно "боинг"), несколько странно. А вот с инновациями есть серьезные проблемы.

Даже в СССР, при всей его пресловутой централизованности и зарегулированности, конструкторские бюро создавались под Конструктора. Именно так, с большой буквы. Но сама система построения концернов такова, что главными здесь являются те, кто распределяет финансовые потоки. Эти люди не конструкторы, они никогда ими не были и не будут – их задача, в лучшем случае, обеспечить максимальную эффективность вложения средств. Это менеджерский подход, ничему другому сейчас менеджеров не учат и в ближайшее время учить не будут. Но такой менталитет полностью противоречит самой идее "зарывать деньги" в НИОКРы!

Хорошо было в СССР, при Сталине: было дано задание, чтобы самолет, что называется, полетел, скажем, к 27 июня 1936 года. И если он к этому моменту взлететь не мог, то конструктора ругали (иногда даже сажали, правда, ненадолго), а вот директор, организатор, мог пострадать куда сильнее. После Сталина этот вопрос решался несколько иначе – гендиректорами крупных фирм назначали как раз главных конструкторов или же де-факто давали им большие полномочия (например, право прямого звонка министру или секретарю обкома), чем директорам и бухгалтерам. В результате, у конструкторов были достаточные полномочия, чтобы делать то, что они считали нужным. А сейчас?

Во всех странах мира серьезные инновации делаются маленькими фирмами. Или в отдельных небольших структурных подразделениях, которые щедро финансируются материнской компанией. Но для второго варианта нужен реальный контроль за результатами при полном понимании, что может случиться неудача. Можно ли сегодня рассчитывать на то, что какой-то группе дадут серьезные деньги "просто так"? Нет, конечно, поскольку как только такая постановка вопроса будет озвучена, то немедленно набежит крайне большое количество групп, у которых будут перед реальными специалистами серьезные преимущества: либо они лучше умеют писать красивые бумажки, либо имеют "правильные" связи. И денег они получат больше, и результата у них не будет. Я знаю, что говорю, много видел в последние годы ниокровских отчетов, сделанных на бюджетные деньги.

А руководство крупных концернов часто не только не является специалистами, но еще и отсечено от "реальной" жизни на заводах и КБ, то есть они могут изучать только бумаги, адекватно оценить ситуацию им сложно. И в результате реальные специалисты до финансирования добраться не могут. В науке еще более или менее можно жить и реальным экспертам – они просто пишут один и тот же текст сразу нескольким таким группам, получающим финансирование, и свои несколько тысяч долларов в месяц имеют. К источнику денег их, разумеется, близко не подпускают. Но в инновационной сфере, связанной с производством, так не получится, да и денег тут нужно существенно больше.

Повторю еще раз: я не говорю, что все менеджеры – воры и заняты исключительно "распилом" финансовых потоков. Но я совершенно четко понимаю, что они в принципе не могут из этих потоков финансировать инновационные разработки, это противоречит всему их миропониманию и образованию. Да и в истории никогда и нигде это не получалось. Невозможно вернуться и к позднесоветской практике – поскольку кто такие пресловутые "конструктора", в Кремле не знают (в отличие от советских времен), и никто им большие деньги не доверит, поскольку это в корне противоречит всей логике современной российской элиты, каждый представитель которой точно знает, что "вес" любого человека определяется именно масштабом финансовых потоков, которые через него проходят. Иными словами, все получат "свои", а уж как деньги доберутся до "инноваторов" – это их проблемы.

Отметим, что менеджеры крупных госкомпаний тоже нервничают по этому поводу. Поскольку они просто обязаны осваивать государственные и собственные средства. То есть откуда-то брать некоторые инновационные продукты и их производить. Поскольку своих разработок нет, старые кончились, а новые финансировать не получается (и, как мы понимаем, в рамках действующей модели не получится), то начинается поиск на стороне. В пресловутом интервью некоего Шварцмана газете "Коммерсант" были описаны некоторые методы, которые для этого используются, однако их эффективность с точки зрения государства оставляет желать лучшего. Дело в том, что "советские" разработки уже закончились, и то, что сегодня можно найти, создано конкретными людьми на собственные средства, заработанные каким-то иным способом. Они готовы разговаривать о том, как их разработки возьмут в производство на принципах раздела прибыли, но категорически отказываются даже обсуждать тему в формате "пойти к нам на зарплату". А те, кто с ними разговаривает, даже безотносительно того, что это могут быть не совсем порядочные люди, резонно объясняют, что они сами в лучшем случае начальники отделов и даже просто попасть на прием к тем, кто может разговаривать "о доле", для них дело месяцев.

В результате либо переговоры заканчиваются неудачно, либо инновационный бизнес захватывается более или менее жестко. Но в этом, последнем случае, разработчик, скорее всего, из него уходит. После чего об инновациях можно забыть навсегда – ставшие сотрудниками "на окладе" бывшие "младшие" разработчики начинают в лучшем случае спрашивать, что делать дальше, а в худшем – пить кофе и сидеть в Интернете, поскольку в домино сейчас играть не принято. А ответить на их вопросы некому – Конструктора просто нет.

Иными словами, приняв создание крупных концернов как концепцию, государство не сумело в ее рамках создать схему финансирования и разработки реальных инноваций. Это острейшая проблема, которую нужно срочно решить! Потому что в критическую фазу входит вторая главная проблема – кадры.

В СССР была создана и функционировала система подготовки кадров, которая была четко привязана к потребностям промышленности. В России она была разрушена в 1990-е годы, и сегодня возникают удивительные истории. Так, некие разработки конца 1980-х годов не могут повторить (не доработать, а просто повторить), хотя под них дают любые деньги, потому что на станке, на котором делают части для этих изделий, просто некому работать. Старики, которым в конце 1980-х было под 60, уже неработоспособны, те, кому было в конце СССР 30–40, давно работают в других сферах и их невозможно вытащить, а более молодых просто нет. Все специализированные ПТУ сделали бизнес-колледжами, преподавателей разогнали, учебные станки сдали на металлолом. И все. Пусто… Есть чертежи, есть оборудование, есть аналогичные изделия, которые созданы из комплектующих, сделанных еще в СССР, совсем недавно, но повторить – невозможно… И это, к сожалению, не шутка…

Так вот, единственное место, где еще есть связь поколений, – это маленькие КБ, новые или чудом сохранившиеся со времен СССР. Но главное – работающие. И если мы хотим, чтобы Россия была промышленной инновационной державой, то категорически необходимо срочно менять систему приоритетов в финансировании промышленности с менеджерского подхода на конструкторский. Потому что пройдет еще несколько лет – и восстанавливать станет нечего, в лучшем случае мы станем сборочным цехом "Боинга" или "Эйрбаса". А многие крупные концерны ждет судьба "Госинкора" – кто-нибудь помнит такого монстра начала 1990-х, созданного исключительно с благими намерениями?