Галия ШИМЫРБАЕВА, "Казахстанская правда", 6 февраля

Выдающийся исследователь в области горного дела, она стала первым в мире ученым, который изучал закономерности сдвижения горных пород с помощью радиоактивных изотопов. Этот, казалось бы, гениально простой метод - разбросанные посредством специального снаряда в толщу горных пород изотопы ставят на них метки, подающие сигналы на специальные приборы, - был настолько эффективен, что им, кроме москвичей и ленинградцев, сразу заинтересовались в Америке, Англии, Германии, во Франции… В 1964 году, как раз накануне защиты докторской, ее пригласили на Всемирный горный конгресс в Нью-Йорк. Выступила она на высоком научном уровне, но, почувствовав, что не может донести свои мысли доступным для аудитории языком, Жамал Канлыбаева по приезде домой, как вспоминает ее сын Рустэм Абулгазин, села за изучение английского языка. Сделать это было нелегко: поскольку все иностранные радиостанции глушились, она, чтобы услышать живую английскую речь, ночами ловила передачи на языке оригинала. Так же было, когда потребовались знания по высшей математике: обобщение результатов исследований с помощью метода радиоактивных изотопов нуждалось в специальных расчетах, поэтому Жамал Канлыбаева, будучи уже сложившимся ученым, прослушала курс лекций профессора-математика Вадима Александровича Харасахала.

За год до смерти, в 1973 году, у профессора Ж. Канлыбаевой была двухмесячная командировка во Францию. Но принимающая сторона дала визу только на две недели. В те годы считалось, что за границу едут только сотрудники соответствующих органов с разведывательными целями. Да и потом французы никак не могли взять в толк, как может женщина из какой-то неведомой им Алма-Аты что-то понимать в столь сложной отрасли, как горное дело. Но, познакомившись с ней поближе, не только автоматически продлили визу, но и обеспечили доступ в атомный центр под Парижем, куда еще ни разу не ступала нога советского человека. "Вам бы быть дипломатом, а не ученым", - говорили французы, слушая ее ответы на каверзные и скользкие вопросы, касающиеся советской системы. К тому же внимательные ко всему изысканному французы особо отметили ее тонкий вкус, умение одеваться и вести себя в обществе.

…Родилась Жамал Канлыбаева в Семипалатинске. Ее отец, полуграмотный степняк, будучи членом партии с 1924 года, работал на небольших руководящих должностях, мать же была вовсе неграмотной домохозяйкой. В середине 30-х семья переехала в Алма-Ату, где Жамал и окончила школу. Почему она пошла в горно-металлургический институт, а не в традиционные для девушек-казашек тех лет педагогический и медицинский? Сама она на этот вопрос уже не ответит никогда, но ее сын Рустэм считает, что здесь было большое влияние первого казахского геолога Каныша Сатпаева. В те годы родители, отправляя детей на учебу, так и напутствовали: "Каныш бол" - "Будь, как Каныш". А характера и упорства детям Мусагали Канлыбаева было не занимать. Так, Ораз - младший брат Жамал, так же, как и она, рано ушедший из жизни, - был первым в Казахстане мастером спорта по конькобежному спорту. Жамал же все, за что ни бралась, делала только на "пять".

Академик Сатпаев, видя в ней будущее казахстанской геологической науки, по словам президента Академии минеральных ресурсов РК Гинаята Бекжанова, буквально ее пестовал. Сначала пригласил в институт геологических наук, а потом, увидев ее исследовательские способности, выделил отдельную лабораторию. Подобно своему великому учителю, она обладала огромной работоспособностью и умением видеть проблему в комплексе. О том, как она училась писать научные статьи, благодаря которым привлекла к своим открытиям огромное внимание во всем мире, вспоминает Рустэм Абулгазин:

- Когда мама работала над своей кандидатской, мы жили в одном доме с первооткрывателем алмазных рудников на Колыме, лауреатом Ленинской премии, профессором Дмитрием Николаевичем Казанли, который вместе с академиком Сатпаевым разработал прогнозную металлогеническую карту Центрального Казахстана. Он не был ее научным руководителем, но часто бывал у нас. Я, совсем еще маленький в то время, сижу, бывало, на его шубе из шкуры белого медведя, а он, просмотрев исписанные мамой листочки, тут же рвет их: "Что за чепуху ты написала?! Пиши по новой!". Это был жестокий, но эффективный метод. Благодаря ему мама быстро научилась писать так, что в ее статьях даже самый пристрастный критик не обнаружил бы "воду".

Она месяцами пропадала на шахтах Караганды. Там настолько знали и любили хрупкую женщину-ученого, которая запросто могла надеть шахтерскую каску и спуститься в забой, что наградили знаком "Шахтерская слава" всех трех степеней, ради ее научных же экспериментов бесплатно пробуривали сотни и даже тысячи погонных метров скважин.

Будучи беспредельно преданной науке, она была примерной женой и матерью двоих детей. Свою дружную и крепкую семью Жамал Канлыбаева создала еще в студенческие годы. С будущим мужем Казимом Абулгазиным она познакомилась в читальном зале горно-металлургического института. В отличие от парней-фронтовиков, которые стеснялись подойти к чересчур серьезной девушке, он отважился проводить ее раз, другой… а на четвертый раз пришел свататься.

- Сказать честно, отец, может быть, был даже способнее мамы, - говорит Рустэм Абулгазин, - но так как он был сыном расстрелянного в 1937 году "врага народа", то не успел поступить в аспирантуру, как его сразу отчислили. И он, имея высшее техническое образование, два года ходил без работы. Свои чувства отец с матерью никогда не демонстрировали, но то, что они были, это без сомнения. Так же, как и она, помешанный на работе (он 28 лет проработал главным инспектором Казахстана по охране труда и из командировок практически не вылезал), отец в быту был беспомощен, как ребенок. Я никогда не видел, чтобы он сам стирал и гладил рубашки или, допустим, готовил. Мама, которая раньше 12 ночи никогда на моей памяти не ложилась спать, все это умудрялась делать сама. Могла, к примеру, прибежать с ученого совета в Академии наук и тут же сесть чистить картошку для своей немаленькой в общем-то семьи, а вечером опять отправиться куда-то по своим научным делам. Когда же уезжала в командировки, то приходила на помощь наша апа - ее мама. Зато отец ей был тем самым крепким тылом, с которым ей уже ничего не было страшно. Она ведь, хоть и умела найти язык с любым мужчиной - будь то секретарь райкома, рядовой шахтер, начальник шахты или зарубежный ученый, - как и всякая женщина нуждалась в надежном мужском плече. Когда она писала докторскую, то редактировал ее не кто иной, как наш отец. Он же был и единственным ее болельщиком, поехавшим вместе с ней на защиту в Москву.

- Когда мы с режиссером Владимиром Татенко готовили о ней документальный фильм, то были поражены тем, сколько же эта хрупкая, миниатюрная женщина успела сделать за свою короткую жизнь, - говорит автор сценария документального фильма о профессоре Ж. Канлыбаевой Нурлан Жармагамбетов. - За восемь лет она выпустила 12 кандидатов наук. Причем сделала это только после того, как сама защитила докторскую. Так что ее никак нельзя упрекнуть в том, что свою научную работу она компоновала на базе будущих кандидатских своих учеников. Вообще, как подчеркивают современники, отношение к ученикам у нее было трепетное. Не в ее характере было бояться конкуренции, и она сознательно подтягивала молодежь до своего уровня. Нас же с Владимиром Пантелеевичем особенно тронуло трепетное внимание детей и внуков к памяти ушедшей из жизни ученой.

- Даже когда она болела, то, превозмогая себя, шла на ученый совет, - добавляет Рустэм Абулгазин. - На наше возмущенное: "Мама, как же можно работать с таким давлением?!" - она отвечала: "Как же иначе? Там молодой ученый готовится к защите, для него очень важно мое присутствие, нельзя его подводить".

Жамал Канлыбаева, обладая жестким и требовательным мужским характером, от природы была очень добрым и гостеприимным человеком - в ее доме бывал весь цвет ленинградской и московской геологической науки и все известные казахстанские ученые.

Умерла Жамал Канлыбаева второго февраля 1974 года в самом расцвете своей научной карьеры в результате нелепой хирургической ошибки, вернее, от отсутствия послеоперационного ухода. Бывший директор Института горного дела член-корреспондент НАН РК Виктор Иванович Рогов в посвященном ей документальном фильме сказал, что у ученого только в 50 лет начинается отдача от вложенных в науку трудов. Так оно и было: после ее смерти родные нашли на письменном столе Жамал Канлыбаевой приглашения на участие в международных симпозиумах в Канаде, в Австрии, в ФРГ, во Франции, в Японии… Не надо забывать, что это были те самые годы "железного занавеса", когда приглашения из-за рубежа получали единицы советских ученых. Да и то пройдя предварительную и тщательнейшую проверку на "верность" системе.

- Мы с супругой Сауле и сестрой Гульнарой старались, конечно, не подводить маму, но ее внуки все же больше похожи на бабушку своим трудолюбием и целеустремленностью, - считает Рустэм Абулгазин. - И в этом, думаю, "виноваты" гены Жамал Канлыбаевой.