Катя Метелица, "НГ", 20 мая

Видела в журнальчике интервью одного ресторатора. Он там рассказывает, что больше всего любит прийти ночью домой, залезть в холодильник, отыскать там что-нибудь хорошее… Например, пару сосисок! И быстро слопать – прямо холодные, сырые. Жутко вкусно! Прелесть в том, что это говорит именно самый успешный из московских рестораторов, совладелец чуть ли не половины самых модных и многих просто приятных заведений, в том числе супер-пупер-мега-сливочного "Vogue cafe", куда запись на столики за неделю и где подают, в том числе… нет, сосисок в меню, кажется, нет. Но есть кефир и какао на молоке. В важнейшем из всех искусств, а именно – в кулинарии, мода на простоту. (Конечно, налить кефиру в стакан – это не совсем себе кулинария, но жест в контексте довольно многозначительный.)

Или вот: издательство Ad marginem, специализировавшееся на изысканной философии, плавно – через Сорокина – перешло к Проханову, а оттуда, через "Байки кремлевского диггера", к забытому советскому трэшу, произведениям про шпионов, милиционеров и подводников. Серия "Атлантида" идет весьма успешно. В литературе мода на простодушие, да.

А в кино она вообще давно – они первые и начали.

В музыке – торжествующая попса, Бритни, всякие "сюси-пуси". Любимая, кстати, песня того же Александра Иванова… Удивительно, но редко у какого понятия есть столько оттенков, сколько у понятия "простота".

На первый взгляд оно кажется почти абсолютным, как "пустота", но это совсем не так. Пустота – она и в самом деле абсолютна; а стоит в ней завестись хоть какой-то дребезге, какому-то огрызку сосиски, куску булки, двум-трем нотам, шпильке, букве, нехитрому сюжетцу, малиновой беретке, как она перестает быть пустотой, превращаясь в простоту, которая бывает… Тут хочется обвести слово "простота" в кружок и отвести от него три стрелочки, как нас учили делать в школьных конспектах: а) благородная, она же дорогая, б) вульгарная, она же хуже воровства, в) святая – но в этом последнем определении тоже полно лукавства... А святость и лукавство вещи, как известно, диаметрально противоположной знаковости. Ну, во всяком случае, так принято считать. Эта популярная антитеза отличается тем, что работает почти безотказно; самая успешная чертовка конца прошлого века практически только на ней построила свой супер-пупер-мегауспех – я имею в виду Мадонну. Конечно, там и другие приложили руки, но благодаря Мадонне и ее стилисту Готье вульгарность была почти что канонизирована. Стиль "секс-шоп" – он теперь, похоже, forever.

Чулки в крупную сетку, акцентированные лифчики, перчатки выше локтя, кожаный ошейник… Что там еще? Ботфорты, безумноватые гетры, прозрачные кружевные майки, блестки всех видов, микрошорты… В общем, весь боевой арсенал go-go girls. Сравнительно недавно всякие такие вещи любители искали в специальных магазинах типа "все для стриптиза", а теперь – зайдите вот в переход на Пушкинской. Что ни киоск – такая красота, что мало не покажется. А цвета! Позапрошлогодний оранжевый (в том смысле позапрошлогодний, что в позапрошлом году женские журналы объявили его "новым черным") сейчас кажется таким… сдержанным, что ли. Интеллектуальным, экологичным. Почти что скромным. Васильковый, который пытались назначить "новым черным" после оранжевого, как-то не прижился. Видимо, слишком прохладным показался, с недостаточно сильным энергетическим посылом. Но что получилось с розовым. В глазах больно от всех оттенков так называемой фуксии – а попросту говоря свекольника со сметаной или раствора марганцовокислого калия всех возможных степеней интенсивности. Как будто на фабрику, где шьют наряды для Барби, попала атомная бомба, все Барбины одежки выросли во много раз, и их растащили самые неожиданные люди. Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?..

Альтернатива цвету фуксии – кислотно-салатовый. То же самое было в начале 80-х, в годы диско. В народе эта модная тенденция так и называлась – "зеленка с марганцовкой". Ярко, просто, как бы жизнерадостно – во всяком случае, витально. Очень экстравертно. По сути – дико агрессивно. Модная городская детка: розовый спортивный костюм с белыми лампасами, голый загорелый пупок, много золота, много всяких смешных пуховок и побрякушек, макияж для глаз в цвет кроссовок – тоже розовый, влажный блеск для губ… Клюква в сахаре, клубничный йогурт, колючий шиповник, кровь с молоком. Наступательная, агрессивная юная женственность: все наружу, ничего не боимся.

В "Vogue cafe" величественно пьет кефир редактор отдела дизайна русского журнала Vogue Нелли Константинова. Поверх черной водолазки на ней колье – огромные золотые буквы: Nelly. Из-за соседнего столика три Барби косятся не без зависти – по Нелли сразу видно, что она ничего не боится. Нелли рассказывает, что она нашла где-то на проспекте Вернадского великий магазин second hand, где можно за копейки купить настоящий позднесоветский китч, вроде часов с водопадом. Или даже полный директорский кабинет!

Директорский стол на даче, сосиски с горошком, кефир в широких стеклянных бутылках, серия "Атлантида". Как любят писать в журналах – "новая простота".

В таком случае стиль "розового плюшевого мишки-терминатора" я бы назвала "новой вульгарностью". Такой самой-в-себе-осмысленной вульгарностью, да. И это все о том же: vulgaris на латыни значит простой или обыкновенный, как ни крути.