Василий ШУПЕЙКИН, "Вечерний Алматы", 30 июля

В газетах об этом курьезе не писали. А вот в архивах горисполкома до недавнего времени хранился проект приказа об увольнении с должности некоего директора с формулировкой "за личную нескромность".
Семена Кирьяновича Петрова, назовем героя нашего рассказа этим вымышленным именем, всегда влекла военная карьера. Но в военное училище он поступить не смог. Один путь для исполнения мечты оставался ему: после срочной остаться на сверхсрочную службу. Что и было сделано.
Оттрубив положенных 25 календарных лет, был уволен Петров в запас Вооруженных сил. Но как коммуниста и рьяного служаку его рекомендовали на руководящую должность. Стал он директором Центрального кладбища.
Втихаря в народе это место называлось "ЦК", а всякого, кто начальствовал здесь, так же негромко называли первым секретарем этого самого "ЦК".
Надо сказать, шутка по тем временам крайне опасная, но юмор народный, как пелось в песне, не задушишь, не убьешь. Самому же Петрову это шуткой не казалось, более того, весьма нравилось. А народишко подчиненный, он ведь такой сметливый: раз начальнику нравится, работник, посмеиваясь в кулачок, будет лизать то самое место, от прикосновения к которому начальство млеет. Потом же, в своем кругу, обсмеет шефа и плюнет на его чистые мечты.
Работал Петров честно и самозабвенно, как приучили в армии, – без выходных и проходных. Быстро навел на кладбище порядок, равный полковому. При этом не пил, не курил, взяток не брал. Да кто ж ему их дал бы? В те времена и рождаться, и умирать можно было бесплатно. Не считая, конечно же, расходов на обмывание при рождении или поминание. Эх, если бы не тщеславие, цены бы не было нашему герою в глазах городского руководства и партийного высшего номенклатурного ряда, изредка из горисполкома и ЦК заезжавшего в "ЦК" для проводов товарища в последний путь.
И было бы все в его жизни гладко, но грех гордыни и ощущение несбывшейся мальчишеской мечты, видение себя во сне в штанах с лампасами не давали Петрову покоя.
Еще при вступлении в должность он как бы невзначай, случайно так, между слов и строк обронил землекопам и сторожам:
– Я порядок в воинской части держал на высшем уровне, с подчиненными не церемонился. И тута не намерен эфтого делать! Так что работать у меня будете, как в атаку ходить. Ясно?
Причем последнее слово он произнес, как и принято на построении воинского подразделения, в два слога: первый отрывисто и громко, второй еще громче и протяжно: "Яс – но-о?".
– Не иначе командиром полка был наш Семен, – с гордостью и страхом констатировали члены кладбищенского коллектива на совете, что завсегда проходил на парапете самой отдаленной от начальственного вагончика могиле. Работяги закрепили за ним прозвище Командир и решили, что начальник их чином никак не менее полковника. От того и гордость, от того и страх – все помнили фронтовые законы: за невыполнение приказа – расстрел! А ну как у полковников такая воля осталась и после войны? Стали они и в глаза звать Петрова полковником.
Через несколько успешно проработанных лет и почитания подчиненными Петров и сам поверил, что он командир. Очень ему это импонировало. Привык вояка, привык. Да и как к хорошему не привыкнуть-то?
Как и всякий из нас, однажды он задумался о вечном покое. Ему ли не позаботиться о месте на "ЦК", коли земля здесь свободной обещалась не быть уже через пару лет. Застолбил он участочек, к которому под страхом гауптвахты запрещалось прикасаться кому-либо в дни его отпуска или болезни. Могли и в день всенародного праздника, когда он, надев на гражданский пиджак медали за безупречную службу и юбилейные награды, отправлялся на маевки, демонстрации и парады, произвести захоронение на его участке. Так что приходилось проявлять повседневную бдительность.
В те годы, когда Петров уже был на хорошем счету и начальство подумывало о повышении его в должности, при кладбище стал работать очень талантливый, но сильно пьющий скульптор. Картинки, а не надгробия делал он с портретов покойников.
"А ну как к моему последнему причалу совсем сопьется этот рукодел?" – подумалось однажды Петрову, и решил он заказать себе памятный бюст при жизни…
О том, что из этого получилось, рассказывал бывший член бюро горкома партии настоящий полковник Леонид Гирш.
– Нам поступил сигнал, что директор Центрального кладбища соорудил себе бюст из казенного мрамора, – вспоминал он. – Меня послали туда выяснить достоверность доноса. Приезжаю. Петров рапортует об успехах. Все четко, по-военному. Предлагает пройти по вверенной ему территории – осмотреть, стало быть, внутренний порядок. Но мне это зачем? Я направляюсь в его вагончик, а он:
– Да у меня там не прибрано.
Догадываюсь, что искомое именно там, и проявляю упорство.
Вижу, в дальнем углу накрытый тканью бюст. Я объявляю о цели прибытия и прошу снять покрывало…
Петров побелел как стена, но команду настоящего полковника выполнил. Секунда, другая – и вот на члена горкома… смотрит Петров, как живой. И только табличка с датой рождения и тире после группы цифр не оставляли сомнения: эта работа предназначена для надгробия. Проверяющий попросил документ на приобретение мрамора. На удивление, Семен Кирьянович предъявил таковой. Следовало, что за мраморный монолит уплачено наличными. А то, что человек себе при жизни гроб или памятник делает, ну и что с того? Никаким уставом или законом это не запрещено.
Казалось бы, факт не подтвердился, и дело с концом, но внимание проверяющего было притянуто великолепным исполнением бюста. К тому же сам Петров все время суетился и пытался прикрыть изделие.
– Да погоди ты, Семен Кирьянович, – попросил полковник. – Дай полюбуюсь на работу. Класс!..
Сказал и осекся – он увидал на погонах, а Петров, конечно же, не мог изобразить себя в гражданской одежде, три большие звезды: полковник!
…Именно за присвоение себе хоть и, так сказать, посмертно чужого воинского звания, и был уволен с поста один из лучших директоров Центрального кладбища.
Не выдержав позора, Петров запил. Очень скоро его компаньонами стали местные алкаши. И однажды кто-то из них усомнился, что Семен Кирьянович был директором кладбища. На спор, за бутылку, естественно, он предложил провести собутыльника ночью по тихим аллеям.
– А нам в доказательство, что были там, принесете крест с могилы! – приказали другие алкаши.
На входе в "ЦК" собутыльник струсил:
– Ладно, я проиграл. Иди сам возьми какой-нибудь крест, принесем им, пусть тоже пузырек купят.
Петров смело шагнул за ворота кладбища…
Его нашли утром на одной из могил, за надгробие которой он зацепился рукавом. В справке патологоанатома причиной смерти значилось: "разрыв сердечной мышцы".
Семена Кирьяновича похоронили на застолбленном участке – уважали шефа землекопы и сторожа. Бюст к тому времени куда-то исчез. Пришлось сооружать другое надгробие. Попроще и поскромнее.