Руслан АБУБАКИРОВ, "Диапазон", 13 сентября

Все события, представленные вашему вниманию, в той или иной степени происходили в любом районе Актюбинска: в старом городе, микрорайонах или на Сазде. Разнятся только названия улиц и объектов, номера школ и фамилии учителей, а в остальном все было тождественно.
По странному стечению обстоятельств, семья моей мамы и семья Ирины Аркадьевны Асановой дружили в глубокой молодости, когда жили в Челкаре (Шалкаре), и тут она приходит в нашу школу преподавать русский язык и литературу. Она же стала нашим первым классным руководителем , а мы были ее первым выпуском. Самые любимые! Между собой мы называли ее Ириной, была она учителем яркого темперамента, в меру мягкая и в меру требовательная. Она научила нас думать, отвечать за свои поступки, читать и правильно писать по-русски.
Я бы хотел коротенько заострить ваше внимание на одном ярком, характерном примере взаимоотношений между учеником и учителем времен СССР. Когда разошлись мои родители, мне было 10 лет, спустя год моя мама с сестрой отправились в августе, перед школой, в город-герой Одессу, отдохнуть от меня. А так как меня не с кем было оставить, то мама попросила Ирину Аркадьевну приютить меня дней на 15-20. Так я и прожил весь остаток лета в семье своей классной руководительницы, а когда в сентябре мама с сестрой вернулись, и я отправился в школу, то первые дни я по детской наивности оговаривался и называл Ирину Аркадьевну мамой, страшно при этом краснея и вызывая у нее добрую улыбку. Возможны такие взаимоотношения в современной школе Казахстана времен недоразвитого капитализма? Не уверен! Ну и факт того, что я пишу о своей классной руководительнице в самой читаемой газете области говорит сам за себя. Чему-то она нас научила!
А еще у нас в школе работала учительница, которая вызывала и трепет, и ненависть, и уважение у самого отпетого бандита и хулигана. Легендарная Хмыча, как за глаза мы называли учителя химии, Казачкову Анну Ильиничну, была дамой самобытной. Черные глаза, вооруженные очками, строгое требовательное лицо, а самое главное – тон и манера разговаривать. Все это обезоруживало и ставило на место прохиндеев всех мастей. Хоть я и старался изучать химию на высоком уровне, а другой для Анны Ильиничны был неприемлем, но периодически давала о себе знать безотцовщина. И хулиганские выступления вырывались быстрее, чем срабатывал стоп-сигнал дальнейшей ответственности и неизбежных последствий. Как-то раз, во время урока выходит Хмыча из лаборатории, где ей не дали докурить сигаретку "Югославии" или "Бонда" и говорит так, без особых церемоний:
– Русланка! Тебя, Мышку и Вэнку [моих одноклассников Михаила и Вениамина] я больше на урок не пушЧу! Пошли вон отсюда! Козлы!
– Анна Ильинична, а чего сразу козлы-то? Обидные слова говорите, – начали было мы по очереди восстанавливать свой пацанский статус-кво.
Анна Ильинична, не двинув ни одной мышцей лица, также четко добавила:
– Ышакы! Вон пошли!
У нее был акцент. Довольно своеобразный, но все и всегда понимали, что она хочет сейчас и что будет дальше.
Информация, распространяемая школьным хулиганьем, что, дескать, она прохаживалась между ученических столов с горящей папиросой в руке, – это оговор и нелепица. Курила Анна Ильинична всегда только дорогие сигареты и всегда только в лабораторной комнате, стоя у раскрытого окна. Очень колоритная картина, надо признаться. При всей наружной твердости внутренне наш учитель химии была ранимой, порядочной и мягкой женщиной, которая практически жила работой, школой, своей собачкой Марсиком и своими учениками. Которые, кстати сказать, независимо от табеля и записей в дневнике, все как один вспоминают ее с чувством глубочайшей благодарности. Не уверен, буду ли я прав, но мне лично казалось, что мужское население класса она любила больше, чем женское, хотя девочки наши на ее уроках вели себя крайне послушно.По сути она была очень одиноким, но очень востребованным человеком, посвятившим себя школьному образованию.
А от себя добавлю, что когда я поступил на машиностроительный факультет Томского политехнического института, меня, знавшего школьную программу химии на твердую "четверочку", все время спрашивали:
– Ты что, спецшколу с химическим уклоном закончил?
Такие вот мощные и фундаментальные знания по химии давала нам Казачкова Анна Ильинична, что я всему потоку (а это ни много ни мало 200 человек) химические задачи решал, и все экзамены и зачеты по химии получал автоматом.
Чтобы не перегружать читателя учительским составом, коротко поведаю об еще одном педагоге и за сим перелистнем страницу педагогической памяти железнодорожной школы.
Когда в нашу школу пришел работать физруком Валерий Викторович Степаненко, у него тут же появилось характерное прозвище – Чемодан. Кто автор данного перла, установить не удалось, но тот факт, что фигура нашего нового учителя по физической культуре, мастера спорта по штанге явно напоминала шифоньер, никем не оспаривался! Он знал, что школьники нарекли его такой "погремухой" (кличка, прозвище), но никогда – ни тогда, ни потом – на эту тему не рефлексировал, а реагировал как раз с улыбкой и пониманием. Пацаны его и уважали за понимание и простоту. Когда мы ездили школьной командой на соревнования по футболу, он не косил под Константина Бескова, а если выезжали на турнир "Золотая шайба", то он не строил из себя Анатолия Тарасова. Он прислушивался к нам и практически не вмешивался ни в тренировочный процесс, ни в процесс игры – он уважал нас, понимал, а если и руководил, то делал это мудро и ненавязчиво. Он прекрасно видел, что перед ним уличные пацаны, у которых неполный состав родителей, не все в порядке в семьях, и вел он себя как старший брат, без учительских понтов, практически по-пацански.
Как-то мы играли в регби, и я случайно попал ему пальцем в глаз. Процедура не из приятных и я ожидал от него чего-то экспрессивного, а он поморщился от боли, протер покрасневший раненый глаз и спокойно спросил:
– Абубакиров, ты что, считаешь, для меня два глаза – роскошь?
Мы до сих пор с друзьями вспоминаем эту фразу и ржем. Когда мы ездили с ним на военные сборы, он взял надувную лодку, удочки и после "учений" давал нам покататься по озерцу и половить рыбу. А вечером, у костра, когда мы, наглючие 15-16-летние сопляки наглотались в палатках "бормотухи", он старался делать вид, что не замечает ни запаха, ни косых глаз. Но мы сами вытащили вино и предложили ему. Как брату предложили, как своему пацану, из старших. И он разделил с нами наш "комсомольский праздник". Пару глотков, чтобы не обидеть. А самое важное, что это не перешло в панибратство – обе стороны прекрасно знали границы дозволенного и за черту не переходили. И чтобы пацанва не расслаблялась, он поздно ночью поднял нас "по тревоге" на какие-то импровизированно подготовленные учения с грохотом взрывпакетов, дымовыми шашками и очередями холостых выстрелов, сопровождающих нас, солдат-автоматчиков.
Наши учителя были большими профессионалами своего дела, инженерами душ человеческих, неравнодушными, жертвующими на ниве просвещения временем и здоровьем людьми! А мы этого даже не заметили, не оценили, восприняли все как должное и не поблагодарили толком. Но глядя на нынешнее состояние педагогики, воспитания и образования, я понимаю и осознаю тот серьезный уровень, ту высокую планку, которую они ставили перед собой и перед нами.
Хотелось бы также вспомнить таких талантливых и неравнодушных педагогов, как учитель географии Алевтина Дмитриевна Новикова – красивейшая, умнейшая и добрейшая женщина, благодаря которой я искренне полюбил географию; учитель истории Валентина Викторовна Шостко, которая приучила меня думать и пользоваться историческими фактами перед тем как умничать, с пенсне на носу; учитель английского языка Галия Тауфиковна Шарипова, умница и красавица, с мягким бархатным голосом и приятным аристократическим произношением; завуч школы Надежда Константиновна Доронина, женщина строгая, но справедливая и директор школы, учитель биологии Ираида Ивановна Шумейкина, мягкая, умная учительница без каких-либо претензий на высокую статусность директора. Спасибо вам, наши дорогие педагоги!

Санитары леса
Для меня лично все началось с бревна. Росло на "Восьмерке", во дворе дома №2 большое кряжистое дерево, которое по неизвестной причине решили спилить. Видимо, оно угрожало жизни бегающих под его кроной детишек, постепенно приобретая наклон Пизанской башни, и нервировало сердобольных старушек. У нас их было в каждом дворе не менее пяти единиц и службу они несли четко: слухи, сплетни, последние новости и постановления правительства – ничто не ускользало от их цепкого взгляда и острого слуха. Окулисты и ЛОР-врачи железнодорожной больницы не зря ели свой хлеб. Спилить-то дерево спилили, на части разделали, ветки поотрубали, а самое большое бревно оставили – то ли не успели, то ли поленились, так и бросили. И напрасно. В последующие года два в теплый сезон это бревнышко стало пристанищем пацанвы всей улицы. Тут и знакомились, и дрались, и жгли костер, и пекли картошку, а тем, кому было "можно", уже покуривали и выпивали. Здесь же, на бревне учились играть на гитаре, подбирали песни "Аракса", "Воскресенья", "Машины" и горланили их до позднего вечера.
Естественный отбор по пацанской дружбе происходил приблизительно следующим образом:
– Серега, а почему мы с тобой не дружим? Мы же с тобой в одном классе учимся...
– А ты мне сначала морду набей, – Серега ухмылялся, сжимая в уголке рта окурок "Беломора", и добавлял: – Нашел друга! Хех-хе!
И это правильно. Если в нем нет самоуважения, силы и ловкости, зачем Сереге такой друг? Он же при первой стычке "стенка на стенку" спасует или, получив в глаз, покинет соревнования.
Тут же, на бревне, обсуждались дела района, здесь учились играть в карты и петь блатные песни. Сюда же нес плохую весть глашатай в случае проникновения вражеских элементов на территорию района, здесь же был и пункт мобилизации личного состава перед походом на танцы.
Позже точкой сбора служили лавки за сараем, в районе гинекологического отделения железнодорожной больницы, которое располагалось за дет­ским садиком №46 (ул.8 Марта, 1В) и название у этой точки было соответствующее - "гинекология".
А вообще, мы любили собираться в разнообразных местах района, где были беседки. Но так как во дворах сталкивались с контрнаступлением бабулек, пожилых игроков в преферанс, домино или шахматы, а иногда и какой-нибудь тетки с активной жизненной позицией, то беседки мы выбирали подальше от глаз людских и мирской суеты. В детсадах, яслях или на территориях каких-нибудь учреждений. Заборов, стен, замков и сторожей для нас не существовало. Другое дело менты! Позже, когда на ул.Кереева установили Пушку, мы какое-то время собирались там, но там особо не "расбушлатишься": рядом и РОВД, и вытрезвитель.
С наступлением ненастья коллектив перемещался либо в "подвал", либо на "крышу". Был у пацанов еще один "штаб", на чердаке дома №20, где находилась какая-то контора многочисленных железнодорожных служб. Но туда либо в выходные, либо после рабочего дня, иначе можно было "спалиться". Заботливой рукой хулиганов на чердак четырехметрового дома были заброшены панцирные сетки от кроватей, ящики, картон, свечи, какие-то матрацы, корпешки и одеяла. Так что в дни особой пацанской грусти, которую вовсе не разделяли домочадцы, а только усугубляли ее своим воспитательным процессом, каждый член коллектива (у которого был допуск) мог "переторчать" ночь-другую на "крыше", где собирались еще пара-тройка таких же непримиримых борцов за пацанские права и свободы. "Тыща", "Кинг", "Бура", какие-нибудь другие карточ­ные игры под портвейн, тушенку, при свечах, да под гитару, в компании единомышленников – романтика!

Продолжение следует