Игорь Гольцов, "Литер-Неделя", 27 октября

Умирзак Сарсенов был депутатом трех самых знаменитых парламентов в новейшей истории Казахстана: последнего Верховного Совета СССР, прекратившего свое существование в 1991 году, и Верховных Советов Казахстана XI и XII созывов, которые закрепили государственный суверенитет и независимость нашей страны. Возглавлял Народно-Кооперативную партию РК, очень солидную по численности и довольно сплоченную. И, тем не менее, когда встал вопрос о создании новой политической партии "Отан", Умирзак Сарсенович благословил свое "детище" на объединение с другими политическими силами, стоявшими на центристских позициях – дело дороже амбиций. Самый авторитетный "кооператор" страны о минувшем и сегодняшнем…

- Умирзак Сарсенович, почему вы растворились в "Отане"? Ведь в начале своего пути Народно-Кооперативная партия смотрелась очень даже неплохо. По крайней мере, интереснее и конкретнее, чем многие нынешние партии?

- А чем вам не нравится партия "Отан"? Действительно, у нас были крепкая партия и хорошая команда. Конечно же, у нас были причины, чтобы так поступить. Одна из главных – в том, что социальная база нашей партии резко сузилась – ведь главной опорой мы видели сельчанина, мелкого и среднего сельского производителя. Но реформы Терещенко и Кажегельдина, касающиеся села, попросту разрушили его. Система Казпотребсоюза тоже переживала определенные трудности. Вот и весь сказ.

- Оригинальная оценка реформ. Особенно из уст члена бюро политсовета президентской партии…

- Всегда стоял и буду стоять горой за нашего президента. Но это не означает, что я соглашался с тем, как все эти годы действовало наше правительство, особенно под председательством уважаемых господ Терещенко и Кажегельдина. Казахстан достаточно уверенно и, что самое важное, последовательно шагает вперед, но были и издержки. И главная – это наше село. Точнее, состояние наших сельчан, для которых рыночные отношения оказались неподъемными с многих точек зрения, включая и ментальную. Хотя все должно было быть наоборот!

- Но ведь была и существует целая госпрограмма по селу. Отпускаются серьезные финансовые средства…

- Средства-то отпускаются, президенту бодро докладывают, а на деле что существенно изменилось в сельском хозяйстве? Дошли ли все эти миллиарды до адресата? Как они освоены? Есть ли у правительства хоть какие-то приличные механизмы, через которые эти средства с полной отдачей работали на селе? На фоне общего экономического прорыва сельское хозяйство, социально-экономические условия на селе выглядят маловпечатляющими.

Село сейчас еле-еле отходит от шока девяностых годов. Я не отрицаю, у нас есть успехи в других секторах экономики. Но рано или поздно придется серьезно браться за село, особенно за его социальную политику. Одной госпрограммой, рассчитанной на несколько лет, здесь не обойтись. Сельское хозяйство всегда должно быть под опекой государства.

Опять же вопрос: а что будем делать с сельским хозяйством, когда вступим в ВТО? Кто-нибудь в правительстве думает об этом? Что-то не припомню внятной правительственной программы по этому поводу. Говорят о перегреве экономики, денег, видите ли, в стране куры не клюют. Так есть же секторы экономики, которые ждут модернизации, вливаний. И в первую очередь – аграрный!

- О каких механизмах идет речь? Намекаете на систему Казпотребсоюза?

- Совершенно верно, и не стоит по этому поводу иронизировать. Казпотребсоюз в советскую эпоху представлял собой уникальную общественную организацию – самую демократическую и самую капиталистическую. Мы налаживали тесные международные связи, минуя даже МИД СССР, со всеми кооперативными организациями как в странах соцлагеря, так и в капиталистических государствах.

Когда-то люди на селе жили гораздо лучше иных горожан. Существовал такой социальный феномен – казахские городские семьи получали огромную помощь от своих сельских родственников, которые имели не только продукты, но и деньги. Сегодня на селе есть скот, увеличивается поголовье, а с деньгами – "напряг", и достаются они даже состоятельным сельчанам достаточно трудно. Цепочка между производителем и закупщиком, по сути, прервана, и перекупщик выступает монополистом. Никакой обратной связи, потому что перекупщик действует как временщик. Облапошил сельчанина, снял сливки с него, снял сливки с потребителя…

Почему раньше у колхозников водились деньги? Все оттуда же – от Казпотребсоюза, скупавшего у сельчанина его продукцию и доставлявшего ему товары первой (и не только первой) необходимости. Мы бегали за сельским производителем, и оборот потребительских союзов, от районных до центрального, был огромным. Средства при этом были общественные, а не скапливались в частных руках! Чем вам не высшая справедливость?! Только в рамках этой системы можно было заниматься предпринимательством, а руководящие кадры не назначались, а избирались.

Казалось бы, когда наступила эпоха становления рыночных отношений, мы должны были только окрепнуть. Однако все пошло наоборот. Во-первых, сама организация, представлявшая, прямо скажем, очень лакомый кусок, стала предметом атак со стороны новоявленных апологетов предпринимательства и духа капитализма. Жили-жили и не тужили, смело смотрели в будущее, и вдруг мы оказались буквально в кольце охотников на саму систему, на активы, на недвижимость нашей организации. Не хотелось бы будоражить старое, но, например, банк "Игилик", который поднял Казпотребсоюз, который в середине девяностых вышел в один из лидеров банковского бизнеса, очень приглянулся одному могущественному правительственному чиновнику. Итогом его вожделений стало закрытие перспективного банка. Разумеется, это не могло не ослабить нашу систему.

Во-вторых, вспомним время становления нового слоя собственников и крупных бизнесменов. Тогда сама специфика первоначального накопления капитала, сама атмосфера дикого капитализма, прямо скажем, не способствовала пониманию предпринимательства, которое зиждилось на кропотливом труде и сезонности. Многомиллионные кредиты летали в воздухе, а прибыль свыше двухсот процентов можно было получить, причем вполне легитимно, на финансовых спекуляциях и разнице курсов валют.

В-третьих, новое государство означает новое законодательство, а Казпотребсоюз как уже сформировавшийся институт оказался в худшем положении, чем те структуры, которые действовали практически вне какого-либо законодательства. Но самое главное – система сохранилась. Надеюсь, правительство когда-нибудь повернется лицом к системе потребительских союзов, которые отлично зарекомендовали себя во времена СССР, успешно действуют во многих государствах, в том числе и в России. Сегодня про Казпотребсоюз можно так сказать: мясо мы потеряли, скелет остался. И это не самый плохой результат – мясо всегда можно нарастить. А что такое в данном случае "мясо"? Это помощь сельчанину, повышение благосостояния. Самое главное, что идеология и механизмы кооперации, между прочим, никоим образом не вступают в противоречие с теми условиями, в которых окажется Казахстан, когда станет членом ВТО.

- Так вы пессимист?

- Я прекрасно понимаю, что все произошедшее в какой-то степени – вполне объективный процесс. Избавляясь от коммунистической идеологии и внедряя капитализм, многие просто слабо представляли себе различие между городом и деревней, между заводом и сельским производством. Увлеклись схемами, забыли о людях. Было большой глупостью разрушать коллективные хозяйства, раздавать общественные стада. Кстати, это мнение тогда разделял со мной лишь один Балташ Турсумбаев, мы старались предупредить, чем это может закончиться. А закончилось все великим забоем – баран стоил две бутылки водки, село пропивало последние штаны, купленные еще в советскую эпоху, народ побежал оттуда куда глаза глядят. Сегодня же люди вновь объединяются в крестьянские хозяйства, потому что у нас в одиночку невозможно заниматься сельским хозяйством. Знаете, это очень серьезный вопрос и он будет решаться. Его надо будет решать! Я думаю, в ближайшие пять-восемь лет начнутся прорывы и в этом направлении. Объявленная программа диверсификации экономики, отход от опоры только на сырьевой сектор должны благотворно отразиться и на сельском производстве, на сельском населении.

Но я уже от этих дел отошел. Занимаюсь лишь общественной работой.

- Точнее говоря, в предвыборном штабе Нурсултана Назарбаева. Только что вы критиковали деятельность двух премьеров, но ведь они действовали по поручению президента?

- У нашего президента очень большие полномочия, но никакой президент в мире не может один все контролировать и продвигать. Точнее, это даже не его задача. С общим руководством наш президент справляется, а когда надо, то и с точечным. Поэтому "оптом" сваливать какие-то негативные моменты лишь на одного президента – в корне несправедливо, учитывая тот факт, что президент всегда делал ставку на командный стиль работы. К примеру, говорить, что у того же Акежана Кажегельдина не было полномочного пространства, – просто смешно. Ему же план был спущен не Господом Богом, а президентом Назарбаевым, который доверил ему основную фазу первоначального реформирования экономики.

Более того, когда я говорю об ошибках, то признаю и достоинства. Честно говоря, я был очень невысокого мнения о Кажегельдине, когда он работал заместителем Сергея Терещенко. Но буквально за год он очень быстро, просто неимоверно быстро, прибавил. По сравнению с Терещенко, Кажегельдин – более сильный менеджер. Я до сих пор поражаюсь прозорливости главы государства, его умению подбирать кадры для решения той или иной задачи. Когда начался процесс приватизации, я и многие другие были в шоке: как можно отдавать предприятия в управление иностранцам?! Но теперь все скептики посрамлены, иного пути не было! Если бы мы топтались на месте, если бы президент не нашел на этот важнейший этап реформ такого исполнителя, как Кажегельдин, мы наверняка упустили бы не только сельское хозяйство, а вообще весь бывший народнохозяйственный комплекс и мало чем отличались бы сегодня от того же Узбекистана. Кажегельдинская приватизация, несмотря на свой диковатый характер, сыграла свою роль. Реформ без издержек не бывает, тем более, все действовали в условиях цейтнота. И в первую очередь – президент.

Но генеральная линия, которую, несмотря на острую критику, вел Нурсултан Назарбаев, оказалась в целом верной и правильной. Вспомните, в девяностых годах мощный вал недовольства шел именно снизу, он влиял на формирование общественного мнения. Сегодня картина совершенно иная – критика, идущая из лагеря оппозиции, где заправляют вчерашние госчиновники "из обоймы", однобока, за ней совершенно не чувствуется настроений масс, недаром проскальзывают оговорки по поводу их аполитичности. Они прекрасно понимают, что при таких темпах развития никаких маршей на Астану не предвидится, поэтому активно работают с наиболее маргинализированным слоем населения. С видимым желанием стараются накалить обстановку несанкционированными митингами, маршами по захвату земель. Но все остальные прекрасно знают основную качественную характеристику сегодняшней оппозиции: все они выходцы из власти, вдохнувшие ее сладостный фимиам. Видимо, сильно обижены тем, что оказались не нужны на данном этапе развития, и очень хотели бы вернуться во власть, тем более, когда страна находится на подъеме. Поэтому критика оппозиционеров строго адресная, им трудно замаскировать свой главный тезис: "Мы подросли, выросли, мы тоже участвовали в становлении нового Казахстана, и нам тоже хочется порулить".

- Но это люди не без способностей, и на заявления о своей причастности к становлению сегодняшней страны они имеют моральное право.

- Конечно, один из главных факторов наших реформ – человеческий. Имея за спиной такого руководителя, как Нурсултан Назарбаев, многие раскрылись, и, думаю, еще очень многие раскроются и войдут в большую политику. А что касается того, как повели себя потом отдельные "кадры" – это другой разговор. У Кажегельдина началось форменное головокружение от успехов – при всех своих очевидных достоинствах он так и не стал государственником. Застрял на уровне мышления "международного брокера", но при этом почему-то решил, что созрел для большего. Это и решило его судьбу. Почему-то все забыли, что он покидал пост премьера в статусе сверхбогатого человека, обласканного, награжденного, имевшего первую должность в перспективной организации… Причем примеры Кажегельдина или Жакиянова, Своика или Куттыкадама, Жукеева или Туякбая, Сарсенбаева или Байменова, как бы ярки они ни были, трудно назвать чем-то из ряда вон выходящим. Это объективный процесс, и его проходили не только мы. Рано или поздно нашлись бы группы и личности, которым показалось бы, что они могут заменить собой высшее руководство страны. И это универсальный закон жизни, власти. Кому-то обратные рокировки удаются, а кому-то – нет. В нашем случае критическая масса еще не достигла даже уровня той планки, после которой начинается равновеликое оппонирование действующей власти, читай – президенту и его команде. Сегодняшняя оппозиция, точнее, ее сегодняшняя верхушка, – это братья по несчастью, вылетевшие из коридоров власти. Назвать их реальной, сплоченной и, что самое важное, конструктивной силой – очень затруднительно с любой точки зрения. Они – слепок действующей власти и ничего нового предложить не в состоянии, а незаменимых там нет. Может, какое-то озарение случится с кем-то из них потом…