Юрий Киринициянов, "Вечерний Алматы", 25 августа

В истории Казахстана 29 августа – особая дата. В этот день в 1949 году над Семипалатинским полигоном прогремел первый атомный взрыв. А спустя сорок два года Президент Казахской Советской Социалистической Республики Нурсултан Назарбаев вопреки воле Москвы своим указом закрыл ядерный полигон. Как встречают юбилей атомщики Казахстана? Что удалось сделать за два десятка лет? И что еще сделать предстоит? Диалог об этом ведут корреспондент "Вечернего Алматы" Юрий КИРИНИЦИЯНОВ и генеральный директор Национального ядерного центра Республики Казахстан доктор физико-математических наук Кайрат КАДЫРЖАНОВ
Курчатовскому району – быть!
– Кайрат Камалович, с каким настроением встречают праздник ваши сотрудники?
– В Национальном ядерном центре Республики Казахстан (НЯЦ) работают более двух с половиной тысяч человек. Это четыре научно-исследовательских института, два крупных промышленных предприятия. В том числе бывший Семипалатинский ядерный полигон и Институт ядерной физики, который находится в поселке Алатау, но территориально принадлежит Алматы. Настроение у всех наших сотрудников бодрое, рабочее.
– Поговорим о научной деятельности. Двадцать лет – достаточный срок, чтобы сохранить старые кадры и воспитать новые…
– Ученые Института ядерной физики вместе с коллегами из Евразийского национального университета участвовали в строительстве Междисциплинарного научно-исследовательского комплекса (МНИК). Он недавно вступил в строй в Астане. Там смонтирован суперсовременный ускоритель, которому нет равных на территории постсоветских стран, поскольку в течение последних 20 лет объектов такого уровня не создавали, предпочитая обходиться советским наследством. Штат этого уникального предприятия – 40 человек, из них 15 человек получили дипломы в Евразийском национальном университете и в Дубне, где расположен Объединенный институт ядерных исследований стран СНГ. Это специалисты высшего класса. Другое наше направление – обследование людей, проживающих в районе полигона. В ауле Саржал, рядом с Курчатовым, находится Институт ядерной безопасности. Более 150 человек прошли здесь комплексное обследование. Теперь мы можем точно сказать, какое влияние на них оказала радиация. Это не просто врачебный диагноз, который иногда бывает ошибочным, а абсолютно объективные физические показатели. Таким образом мы снимаем радиофобию. Очень часто человек внушает сам себе, что он облучился. Это не лучшим образом действует на его здоровье.
– Насколько я знаю, в Астане с помощью ваших коллег был осуществлен запуск современного диагностического центра…
– Совершенно верно. В столице каждый житель может пройти позитронно-эмиссионную томографию, которая дает возможность обнаружить опасные болезни на ранних стадиях. Я имею в виду прежде всего онкологические заболевания. Молодые ученые Национального ядерного центра помогли запустить эту технологию, достаточно сложную с точки зрения физики. Этот прибор эксплуатируют специально обученные врачи. Ну а в критических ситуациях физики приходят на помощь.
– Хочу спросить о вашей давней идее создать единый Курчатовский район в составе одной области – Павлодарской или Восточно-Казахстанской.
– Все не так просто. Но этот вопрос не снят с повестки дня. Дело в том, что сильнозараженные участки земли есть на территории как одной области, так и другой. Их надо серьезно охранять. Вот почему мы говорим: давайте объединим эти неблагополучные участки, создадим единое управление, сосредоточим контроль, что называется, в одних руках. В том числе и за сельхозпродуктами – по специальной методике. Таким образом, создание Курчатовского района смогло бы серьезно продвинуть работы по изучению обстановки на полигоне, по преодолению последствий ядерных испытаний. С чем мы столкнулись? Вроде явных противников нет. Но каждый передел земли – явление болезненное.
– Существует проблема организационного плана. В Курчатове находится парк ядерных технологий, который занят собственными исследованиями и никак не координирует их с Национальным ядерным центром Республики Казахстан. Как такое могло случиться?
– Увы, последствия непродуманного административного решения лихорадят город до сих пор. Хотели как лучше – создать здоровую конкуренцию между нашими предприятиями. Однако у нас не так много толковых ученых, чтобы заниматься пресловутой "конкуренцией", которая в ядерной физике просто опасна. Проблема не в том, что он нам не подчиняется. Многие возможности ПЯТ просто не используются. Я уже не говорю о единой программе исследований, которая должна быть у нас с ними.
– По итогам 2009 года восемь ученых из Национального ядерного центра, в том числе и вы, получили госпремии. Чем живет сегодня "великолепная восьмерка"?
– Слава богу, мы все живы и здоровы. Все верны своей профессии, все продолжают работать на благо физики и Отечества. Отмечу, что до сих пор трудится в системе НЯЦ лауреат Госпремии Казахской ССР Эмиль Сабирович Айтхожин. Он главный специалист лаборатории радиационного материаловедения. Старшему из "восьмерки" 77 лет, младшему – 50. Наш аксакал – Гадлет Андиянович Батырбеков. Он был первым директором Национального ядерного центра. Сейчас он живет в поселке Алатау, работает моим советником. Он ведущий специалист в области ядерной энергетики. К 20-летию закрытия полигона написал статью, которую мы вскоре опубликуем. Речь идет о перспективах ядерной энергетики в Казахстане, о выборе ядерного реактора. На смену ветеранам идет талантливая молодежь. В частности, могу отметить Максима Здоровца, начальника Астанинского филиала Института ядерной физики, где работает ускоритель заряженных частиц ДЦ-60. Одновременно Максим возглавляет Междисциплинарный научно-исследовательский комплекс, о котором я уже рассказывал. Он лауреат государственной премии "Дарын", которой награждают молодых талантливых ученых.
– Фукусима потрясла весь мир. Многие страны стали отказываться от ядерной энергетики. Мы пойдем "своим путем"?
– Я думаю, что разум в конце концов восторжествует. Альтернативы атомной энергетике не существует, что бы ни говорили наши оппоненты из лагеря "зеленых". Никакой ветер, никакое солнце не дают должного экономического эффекта. С помощью солнечной батареи мы можем осветить юрту, а вот выплавить миллион тонн металла – увы. Нужна базовая энергетика, основная, основательная. Несмотря на все запасы угля, нефти и газа, выбора ни у Казахстана, ни у мира в целом нет. После Чернобыля появился так называемый "чернобыльский синдром". Потом он сошел на нет. Думаю, что так же будет с "фукусимским синдромом". К слову, в июне принята отраслевая программа развития атомной энергетики в Казахстане, рассчитанная до 2014-го, а в перспективе и до 2020 года. Планируется возвести две атомные электростанции – в Актау и Курчатове, а также провести комплексные исследования в целом по республике.
Разговор с природой
– Боюсь, что без краткого курса физики нам не обойтись. Какая разница между реактором и ускорителем?
– У физиков, собственно, два класса приборов, которые позволяют им разговаривать с природой, – это атомный реактор и ускоритель. Ускоритель "выдает" заряженные частицы – протоны, ионы и так далее. А реактор – нейтроны, то есть нейтральные частицы. Чтобы исследовать природу, надо ее чем-то "поковырять". За эти годы в ИЯФ мы не только улучшили параметры атомного реактора, но и выработали ряд методик на нем. Комплекс работ, за которые мы получили высокую награду, называется так: "Фундаментальные прикладные исследования в области ядерной физики на базе усовершенствованной экспериментальной базы Института ядерной физики и разработка на основе их прикладных традиционных технологий". То есть у этой работы как бы несколько горизонтов. Во-первых, нужно было ясно видеть цель, когда мы модернизировали экспериментальную базу. В девяностые годы это был настоящий подвиг. Гайку невозможно было достать, а мы создавали новые машины. Во-вторых, мы создали абсолютно новые технологии. И, в-третьих, на их основе наладили производство радиационных фармацевтических препаратов, сумели получить надежный материал для наших строек – кровлен (это покрытие для крыш). И, наконец, сумели разработать специальные противоожоговые повязки на гелиевой основе. Фундаментальные технологии в ядерной физике и в физике твердого тела мы поставили на службу простому человеку. И мы гордимся достигнутыми результатами. В атомной отрасли сегодня больше всех лауреатов Госпремии по сравнению с другими сферами казахстанской экономики. Выходит, государство не ошиблось. В ядерной физике мы сумели сформировать серьезный интеллектуальный потенциал.
– Как выглядит Казахстан на фоне остальных постсоветских государств?
– Россия, естественно, – это гигант в ядерной физике. Нам с ней соревноваться трудно. Традиционно сильна Украина, ведь там, собственно, и рождалась советская физика. Я могу сказать точно: мы на третьем месте. А где-то и "перешибаем" Украину. Имея такой объект, как Семипалатинский ядерный полигон, мы с Украиной можем разговаривать на равных. У нас четыре исследовательских реактора на полигоне, три из них абсолютно уникальные.
– Три года назад вы были увлечены идеей создания суперускорителя в Астане. Что случилось – как всегда, денег не хватило?
– Идея эта до сих пор меня согревает. Тем более что она одобрена президентом. Но мир достаточно сложен. У этого ускорителя есть масса противников. Нет, на научную ценность идеи никто не покушается. Но высказывают "опасения": дескать, сооружение такого плана не окупится в ближайшем будущем. Да, действительно, размером эта "машина", источник синхротронного излучения, с футбольный стадион. Но она, эта "машина", поднимет всю казахстанскую науку на принципиально новый уровень. Ускоритель "Номад" (имя уже придумали) поставил бы наше государство практически вровень с законодателями мод в ядерной физике. В Евразийском национальном университете мы открыли филиал Института ядерной физики, построили ускоритель, но гораздо меньших размеров и возможностей. Сейчас два ведомства – Министерство энергетики и минеральных ресурсов, с одной стороны, и Министерство образования и науки – с другой – бурно обсуждают нашу идею о создании "Номада". Установки такого рода стоят две-три сотни миллионов долларов. В Великобритании, когда запустили такой ускоритель, на церемонию открытия приезжала королева. Это было событие для всей страны. Сейчас это визитная карточка английской науки. А нам говорят: "Зачем нам такие траты?". Логика простая: эти игрушки – для богатых стран. А мы бедные и убогие. Я даже думаю, что не денег нам не хватает – фантазии маловато. И беспокойства о будущем Отечества. Нам нужны нестандартные, красивые, по-хорошему сумасшедшие идеи, чтобы продвигаться вперед и не застрять в "третьем мире".
Россия – близкий партнер
– С какими институтами вы сотрудничаете в Москве?
– Прежде всего с федеральными ядерными центрами в Арзамасе и в Челябинске. Когда-то именно в этих секретных городах сделали атомную бомбу. Сегодня мы работаем не на войну, а на мир и безопасность как государства в целом, так и отдельно взятого человека. Россияне потеряли контроль над Семипалатинским ядерным полигоном, но не потеряли интереса к нему. И я этот интерес всячески поощряю. Полигон – он же "живой", он "дышит". Какие процессы идут под землей, мы можем только догадываться. И это как раз тот случай, когда две головы лучше, чем одна. С Институтом ядерной физики в Новосибирске плотно работаем. Весьма конструктивно складываются наши отношения с Объединенным институтом ядерной физики в Дубне. Это международная, межправительственная организация, но все-таки Россия здесь играет доминирующую роль. С ними у нас огромный объем работ. Мы с помощью ученых из соседнего государства создали ускоритель в Астане. И сейчас планируем еще одну очень серьезную большую машину поставить в Институте ядерной физики, в поселке Алатау. Мы предполагаем синтезировать новые элементы таблицы Менделеева. Как это сделать, уже ясно – для настоящей науки государственных границ не существует.