uralskweek.kz, 12 июня

Модный тренд в российской прессе: глянцевые журналы для гедонистов уходят в оппозицию действующей власти. Если раньше язвительные стрелы испускали интеллектуальный Esquire и стильный GQ, то теперь к ним добавился абсолютно развлекательный MAXIM. За последние пару лет MAXIM постепенно превратился из разухабистого альманаха о прелестях человеческой жизни едва ли не в рупор оппозиции, подтвердил главред MAXIM Александр Маленков корреспонденту Вячеславу Половинко. А также рассказал о том, как мир движется к антиутопии; почему закон о защите чувств верующих – зло; и как в творчестве может помочь знание прикладной математики. И да, господа присяжные обыватели: в конце есть немного про голых девушек.

"Были звонки с каких-то там органов с вопросом: "Что вы себе позволяете?"
– Как так вышло, что глянцевые журналы в России стали выразителем общественного несогласия с властью – пусть и в ироничной форме?
– Ну, смотрите. Вопреки расхожим мифам, в глянцевых журналах тоже работают обычные живые люди. Это не люди, которые целиком и полностью озабочены брендами, маникюром и новыми автомобилями. Обычные мужчины и женщины среднего возраста, живущие в своей стране, в которой мало-мальски думающие люди в последние годы живут очень некомфортно. И даже у людей вроде меня, которые были отравлены политикой в 90-е годы и видеть и знать ее не хотели, потому что она заменяла все, – стал просыпаться к политике интерес. Дошло до того, что собственная гражданская позиция начала влиять на жизнь человека. Все обзавелись гражданской позицией и стали самовыражаться, как могут: через записи в соцсетях, через блоги. Да и обычные разговоры стали крутиться вокруг политического положения в стране. А поскольку журналы – это все-таки творчество, происходящее в стране не могло не сказаться на содержании. Мы, журналисты (пусть и развлекательного плана), как-то не могли этого не делать. Даже если исходить из того, что мы хотим быть интересными и актуальными, политика не могла не появиться на страницах журнала. Это первое.
Вторая причина заключается в том, что к ежемесячным глянцевым журналам никто не относится всерьез, и цензура, которая присутствует в российской прессе, просто не доходит до них. Она строга на телевидении – буквально все под цензурой там; она в сильной степени доходит до газет и до радиостанций. Но к журналам никто не относится всерьез, и там неожиданно образовался пузырь свободного воздуха. Глянцевые журналы оказались одной из самых свободных трибун. При этом по сравнению с тем же телевидением у журналов настолько небольшая аудитория, что никто особо на нас не обращает внимания – ну, пишут и пишут. И мы этим пользуемся и пишем про политику: MAXIM больше в сатирическом ключе; Esquire и GQ – чуть посерьезнее.
– Когда этот пузырь лопнет?
– Это хороший вопрос. Есть, во-первых, причина вполне естественная причина убыли объема этого пузырька, потому что после всех развитых стран наконец-то кризис бумажной прессы добрался и до России. Тенденция последней пары лет – это постепенные и неотвратимые падение тиражей и перетекание аудитории в Интернет. Поэтому влияние непосредственно бумажного носителя на умы естественным образом уменьшается.
Во-вторых, конечно, происходит сильное закручивание гаек. Мы видим, как прессуют журналистов, закрывают некоммерческие организации. После выборов, как и предсказывалось, усиление репрессий началось. Но до нас оно пока не дошло. И не сказать, что мы как-то накаляем страсти. Есть ощущение безнадежности и стучания лбом в закрытые ворота. У нас вот под выборы (имеются в виду выборы президента России 4 марта 2012 года – прим.авт.) было много политических остросатирических материалов, которые имели некий резонанс. Были даже звонки с каких-то там органов с вопросом: "Что вы себе позволяете?". Но сейчас запал как-то иссяк, и мы, например, тему политики сейчас не очень педалируем. Тут надо очень разозлить людей, чтобы это снова стало актуально. Под выборы ситуация казалась просто хамской и оскорбительной, когда фальсификации достигли невиданного размаха и казалось, что результаты не просто шиты белыми нитками, а целиком из этих ниток состоят. Это заставляло людей выходить на улицы. Потом житейское болото всех затянуло обратно. Затем был принят так называемый "закон Димы Яковлева", и гражданское сознание опять проснулось: люди снова вышли на улицы. Все вышли, покричали, никакой реакции не последовало – и все опять успокоились. Это, знаете, из серии пресловутого "протестное движение захлебнулось". Пока все так вяленько, и мы больше хотим что-то делать, нежели делаем на самом деле. Сами же переживаем по этому поводу – и только. Так что пузырь свободы в глянцевых журналах пока есть, но, конечно, он меньше, чем хотелось бы.
– А вы сами себя можете назвать оппозиционером?
– Думаю, нет – может, даже к сожалению. Я ничего не делаю оппозиционного. Все больше на словах: если меня кто-то спрашивает, как вы, я не скрываю, что нахожусь в строгой оппозиции к существующему режиму и считаю его преступным. Дальше этого дело не идет, потому что я не знаю, каким должен быть следующий шаг. Я активно недоволен и выражаюсь, как гражданин, на выборах. Все. Оппозиционер – это деятельность, а я себя в ней не вижу. Так что я – латентный такой оппозиционер.

"Нынешний режим – жидко разбавленная тирания"
– Вы сказали, что аудитория печатных изданий перетекает в Интернет, и падают тиражи. Но вот в той же России существует Доктрина информационной безопасности, в тексте которой большое внимание уделяется поддержке государственной прессы. Получается, власть не в тренде и не понимает, что все перешли в Интернет, и смысла поддерживать госгазеты нет?
– Эти бумаги плодятся естественным образом как симуляция некоей деятельности. Вместо реальных дел наверху мы видим Олимпиаду в Сочи. Вместо решения проблем мы видим Чемпионат мира по футболу в России, полеты со стерхами, заботу о правах каких-то мифических американских детей, борьбу с гомосексуализмом. Это все – отвлечение людей от реальных проблем. Не надо в этих доктринах и бумагах искать смысла – его там просто нет. Если бы чиновники всерьез захотели заняться чем-то полезным в области СМИ – они бы просто распустили все свои антимонопольные службы, которые мешают нам работать. СМИ не нужно помогать, им нужно не мешать. А сейчас вместо этого нам бесконечно вставляют палки в колеса – как, например, в случае с бессмысленным запретом рекламы алкоголя в СМИ. Я совершенно уверен, что этот закон не решит проблему алкоголизма в стране, потому что люди спиваются не элитными сортами виски, реклама которого размещена в журналах, а паленой водкой. В Советском Союзе не было никакой рекламы алкоголя, что не мешало стране спиваться. Такие законы сильно подрывают финансовую самостоятельность изданий, в которых печаталась эта реклама.
– А закон о защите религиозных чувств верующих, который был принят в прошлом году, он нужен?
– Закон не то что не нужен – это просто катастрофа! Понимаете, не нужен любой закон о защите любых чувств, потому что он открывает гигантское пространство для злоупотреблений. Обидеть человека вообще может что угодно. Особенно преуспели в обидчивости верующие люди, которых задевает любое несогласие с их позицией. Я захочу поставить крестик на заборе мелом просто так, и это их оскорбит. Любое упоминание христианства, которое для меня является, прежде всего, культурным фундаментом цивилизации, может верующих задеть. Я вот являюсь глубоко неверующим человеком, и, тем не менее, каждый день совершаю некие отсылки к христианской тематике, когда говорю, например, "слава Богу!" (тут и к автору интервью делаются отсылки, кстати: надо будет оскорбиться между делом – прим.авт.). Кто-то ведь тоже может посчитать это оскорблением. Естественно, все подобные дела рассматриваться не будут, зато этот закон превратится в удобный инструмент борьбы с любыми несогласными. Это всего лишь еще один инструмент власти в борьбе с собственным народом.
– Готов ли теперь журнал MAXIM пересмотреть свои взгляды на религию (сейчас журнал относится к ней весьма критично и даже выпускал специальный антирелигиозный номер – прим.авт.)?
– Понимаете, журнал MAXIM – это коммерческий проект. Если будет реальная угроза закрытия из-за того, что журналу инкриминируют какую-то подобную статью, – боюсь, в этом случае принимать решение об изменении редакционной политики буду не я. И я боюсь, что это будет чисто развлекательный коммерческий проект, а не рупор общества атеистов или Саши Маленкова персонально. Видимо, редакционной политике придется измениться, да. К сожалению. Конформизм в этом жанре все равно присутствует. Это все-таки не боевой листок и не газета "Искра".
– Вопрос в ту же кассу: а вы не боитесь, что в один прекрасный момент до условной Генпрокуратуры дойдет то, что было написано в "Имманентной парадигме MAXIM" (комплекс жизненных принципов и убеждений, которые отстаивает журнал в общем и Маленков в частности – прим.авт.) – и тогда вас просто обложат проверками? Там же и про религию, и про гомосексуализм, и про Советский Союз, который сейчас в тренде, написано вразрез с линией партии.
– Если мы подвернемся под чью-то горячую руку, не нужно будет докапываться до наших статей. Реальность сейчас такова, что кого угодно можно закрыть без объяснения причин или банально за несоблюдение пожарной безопасности. А если мы не подвернемся – то никто на нас не обратит внимания. Еще раз: мы слишком малы, чтобы кого-то волновать. Когда гайки будут закручены до уровня Советского Союза, тогда доберутся и до нас. Но нынешний режим – не Советский Союз. Это очень жидко разбавленная тирания. Не нужно думать, что режим – это управляемая машина. Это такой слабоуправляемый хаос, который движется в сторону некоторого закручивания гаек. И я бы не стал говорить, что это какая-то целенаправленная программа – просто потому, что во главе режима нет достаточно умных людей. Отрицательный отбор по дороге наверх умных и думающих отсеивает. Я уверен, что в высших эшелонах власти царит полный хаос.
– Вы возмущаетесь Путиным, однако рядом с Россией есть Казахстан, где президент на выборах получает больше 95% голосов. И никто особо не возмущается. Получается, вы с жиру беситесь?
– Трагизм ситуации заключается в том, что Путин победил бы и в честных выборах. Но создана система, при которой беззаконие уживается с полным равнодушием электората, у которого нет гражданского самосознания. И простые люди не понимают, что соблюдение законов нужно, в первую очередь, им, а не условному Ходорковскому. Завтра будут по их даче прокладывать трубопровод, и дачу просто снесут, а человеку выдадут компенсацию три рубля. Или какой-нибудь урод с мигалкой собьет их на машине, человек пойдет по судам, а потом еще в итоге окажется в тюрьме. Вот только тогда тот или иной человек поймет, как важно правовое государство. Но пока большинства эти вещи не касаются, их будут устраивать развлекательные программы по Первому каналу и наличие колбасы в магазине. Поэтому думающие люди, к которым я себя с некоей натяжкой причисляю, переживают.

"Мы можем позволить себе расстроить часть аудитории"
– Вы вручаете премию "Золотой джокер" за достижения в области юмора. Вы согласны с тем, что юмор в России волей-неволей тоже стал политизирован?
– Если мы рассматриваем такую часть юмора, как сатира, то она всегда была политизирована. Хотя сатиры могло бы быть и больше. Юмор не стал более политизирован, даже наоборот. Сейчас для этого мало платформ. Я общался с ведущими популярных юмористических шоу, и они четко мне сказали, что у них есть цензура. Поэтому шутить на политические темы они не могут. А в массах, в Интернете – достаточно свободный поток политических шуток идет. Люди всегда шутили над политикой.
– Стал ли журнал MAXIM по сравнению с 2002 годом (год выхода первого номера. И да, давайте признаемся: автору просто жутко нравится писать что-то в круглых скобках – прим.авт.) злее?
– Да. Он стал позлее, поострее и как-то поциничнее. Ситуация в обществе меняется, мы сами меняемся. Ну, и в 2002 году мы были более рафинированные. Английским обладателям лицензии на журнал было важно, чтобы мы сохраняли формат. Потом им стало все равно, и у нас стало еще больше свободы действий. Мы очень уверенно чувствуем себя на рынке, будучи с 2005 года на первом месте по охвату читательской аудитории, поэтому можем идти на эксперименты. Мы можем себе позволить расстроить часть своей аудитории. Наш антирелигиозный номер вызвал шквал писем, в которых говорилось, что нас больше читать не будут. Но мы можем так рисковать, а издания, чьи позиции на рынке неустойчивые, так экспериментировать никогда не будут.
– Вопрос на перспективу: какой, по-вашему, будет Россия, когда MAXIM будет справлять свое 20-летие?
– Это хороший вопрос. Глядя на историческую перспективу, я не вижу поводов считать, что в ближайшее время в России будет что-то принципиально другое, чего не было в предыдущие несколько сот лет. Как говорит Жванецкий, вся история России – это борьба невежества с несправедливостью. Хочется верить, что наступит время, когда мы действительно встанем на путь реформ, и у власти встанут люди, имеющие государственное мышление, чего категорически не хватает нынешним гопникам и троечникам, которые сейчас сидят в Думе.

"Жизнь не должна быть стерильной"
– Несколько вопросов, не связанных с политикой. Планируете вы расширять свое присутствие в том же Казахстане?
– Казахстан, если говорить о русскоязычной прессе, всегда был третьим рынком после России и Украины. Пару раз мы рассматривали такую возможность, были более-менее серьезные переговоры за нашу десятилетнюю историю. Но рекламный рынок – а это критерий номер один при принятии решения о запуске журнала – всегда казался нам недостаточно объемным. Чтобы выпускать журнал, нужно собирать хотя бы 15-20 рекламных страниц в номер, чтобы окупить хотя бы траты на бумагу. Себестоимость журнала, который вы покупаете в магазине, намного выше, чем вы за него платите – это так, на всякий случай. Мы не зарабатываем на продаже тиража – особенно когда толстые номера выходят. Поэтому выпускать журнал в Казахстане просто нерентабельно.
– Как вы относитесь к попыткам копировать ваш журнал – в подписях, стилистике, рубриках?
– Я вообще борец с копирайтом, поэтому приветствую любые заимствования. Я просто не люблю, когда фотографии девушек из нашего журнала берут и ставят куда-нибудь на рекламу – тем более что тут не просто девушки, а звезды. А так я, конечно, разрешаю все перепечатывать из журнала. Мне это только ужасно приятно и лестно, если кто-то копирует наш стиль.
– Как прикладная математика пригодилась вам в вашей работе?
– Техническое образование и прикладная математика как его квинтэссенция (потому что она занимается моделированием процессов) приучает мозг к системному мышлению, к построению алгоритмов. И любая задача, которая попадает в поле моего зрения, автоматически мною раскладывается на пошаговое решение. Даже когда ты пишешь статью, ты понимаешь композицию, логическую структуру, выдержанный стиль. Начинаешь задавать вопросы от лица читателя, чтобы понять, что ни один вопрос не остался без ответа. Статью в этом смысле ты начинаешь строить. А выпускники журфака, которые ко мне приходят и пишут, выдают чистый поток сознания. Статья – это всегда доказательство какой-то теоремы, хочешь ли ты кого-то развлечь, научить или поделиться чем-то интересным. У тебя всегда должно быть вступление, исходные данные, решение и доказательство. Я вообще не понимаю, как без такого понимания можно что-либо делать.
– Как стремление журнала поощрить гедонизм соотносится со всеобщим стремлением к уравниловке?
– Мы, безусловно, не разделяем стремления к уравниловке и действуем, так скажем, вопреки. Наш журнал – противник политкорректности. Люди никогда не были равны. Не были и не будут. И притворяться, что они все одинаковые – это лицемерие. Мы против этого. Мы – хулиганский, неполиткорректный юмористический журнал. Мы – правдивые и пишем то, о чем другие думают. Мы можем себе позволить националистические шуточки, расистские, но я убежден, что юмор в этом смысле не должен иметь никаких границ. Ведь когда ты шутишь про негра, про еврея или про инвалида, ты не ставишь себя выше него, ты просто выпускаешь какой-то пар. Надо уметь принимать шутку – я так был воспитан. Хотите – шутите так же про нас. Мы шутим над нашими читателями, мы бесконечно шутим над самими собой.
– Является ли большой проблемой для общества отсутствие самоиронии?
– Это, действительно, большая проблема сейчас. Со слишком серьезными лицами принимается миллион дебильных решений на уровне законов. Бесконечная стандартизация до добра не доводит. Вообще, это очень большая тема – по поводу внедрения правил наблюдения за соблюдением стандартов во всем. Это убивает живую жизнь. Я всегда привожу пример из Саймака, когда герои пытались по-научному сварить осенний эль, взяв у гномов рецепт, а те говорили: нельзя варить его в котлах, должен быть элемент хаоса! Эль должен стоять на поляне, туда должны падать грязь, мусор и насекомые. Только тогда осенний сладкий эль станет настоящим. Герои отвечали: скажите, сколько нужно насекомых, мы их туда насыплем строго. А гномы парировали: нет, так ничего не получится! Так и в жизни всегда должен присутствовать элемент случайности. Жизнь не должна быть абсолютно стерильной – это просто всех сведет с ума. Если я хочу дать ребенок подзатыльник – я должен дать подзатыльник. А если меня за это лишат родительских прав – это неверно. И если я сам у себя вырастил на участке клубнику, а потом отравился ею – я должен иметь на это право. Никто не должен запрещать мне клубнику только потому, что я могу ею отравиться.
Мир, как ни странно, совершенно не с тоталитарного, а совершенно демократического и гуманистического бока движется к антиутопиям Оруэлла и Замятина, когда все живут в одинаковых маленьких клеточках, питаются из одинаковых тюбиков и даже думают одинаково. Мы-то всегда думали, что это будет насильственно, а это абсолютно добровольное скатывание к ужасной стандартизации. Поэтому я всегда поощряю индивидуализм и самоиронию. Только самому с собой можно спастись. Каждый должен строить свой батискаф и делать в нем все, что захочет, не слушая коллективных решений о том, как нам жить, дышать, сморкаться, ходить, читать, писать и так далее.
– Последний вопрос вообще не о вечном: кого бы вы хотели заполучить себе на обложку, но так и не можете этого пока сделать?
– Ну, это самый популярный вопрос – могу вас поздравить (звучало как "стыд и позор" – прим.авт.). Хотелось бы заполучить Анну Нетребко. Не то чтобы я хоть раз пытался это сделать – как-то мы с ней просто не пересекались. Еще Мария Шарапова упорно отказывается. Есть несколько таких персонажей, которых хочется уже из коллекционерской страсти заполучить. Но вообще 99% звезд у нас уже побывали.

Личное дело
Александр Григорьевич Маленков
Родился в 1972 году в Москве.
Окончил Московский институт приборостроения по специальности "Прикладная математика". Пять лет работал программистом.
С 1998 года стал постоянным автором журнала "Men’s Health", с 2000-го его редактором, а потом и заместителем главного редактора.
В 2002-го года и по сегодняшний день является главным редактором мужского журнала "MAXIM".
Сценарист фильма "Все включено!"

Имманентная парадигма MAXIM. Выдержки

Патриотизм
Настоящий патриот, с точки зрения MAXIM – это не тот, кто бесконечно хвалит свою страну за все, что в ней было, есть и будет. В этом вопросе MAXIM целиком на стороне Генри Торо, который в своем "Трактате о долге гражданского неповиновения" писал: "Тот, кто призывает примиряться с язвой и пороком в своем государстве, – не патриот, а своекорыстный предатель. Патриот же обязан бить в колокола, когда видит любую опасность, любую несправедливость, любую болезнь, которая распространяется в его стране. Если власть издает несправедливый закон, патриот обязан ему не подчиняться и всячески бороться с ним".

Свобода
Самое лучшее и важное, что есть в жизни. Есть люди, которых она пугает, и MAXIM относится к ним с сочувствием. Абсолютно свободны лишь покойники, да и тех все вокруг норовят зарыть. Существует порог ограничений, которое общество должно иметь право накладывать на своего члена. Важнейшие из свобод для MAXIM – это свобода слова, передвижения, сексуального общения, предпринимательства и политического выбора.

Политкорректность
Очень полезная вещь для страны, в которой еще 50 лет назад негр, севший в автобусе рядом с белым человеком, мог попасть в тюрьму. В общем, здравое зерно в идее есть, но исполнение получилось отвратное: любой текст, любая речь, любая живая мысль сейчас проходит через сотни фильтров политкорректности по отношению к разным группам населения, и на выходе мы имеем в культурном пространстве сплошь полупарализованные аксиомы о том, как вместе весело шагать, взявшись за руки. Политкорректность убивает свободу слова. Журнал MAXIM неполиткорректен.

Советский Союз
Лет через сто это геополитическое образование сможет вызывать ностальгию, интерес и прочие археологические восторги. Но пока рано. Дело в том, что немалая часть нашей редакции успела при нем как следует пожить. И если бы нам предложили вернуться туда снова, то через пять секунд мы с дикими криками паковали бы чемоданы и бежали – хоть в Канаду, хоть на Марс. Самое худшее в СССР было то, что там, помимо всего прочего, было неимоверно скучно.

Институт брака
Он отмирает. Мы скорбим. Жаль, что он отмирает так медленно и драматично. Насколько проще было бы уже похоронить его, в конце концов, и отправиться по своим делам!