Азамат Ибраев

Ни одна реформа не доводится до конца, отсутствует ответственность чиновников и контроль за исполнением законов и программ – и это первичные социальные проблемы Казахстана. Все остальное, инфляция, рост цен, коррупция и безработица – лишь производные, считают в ОФ "Центр межрегиональных программ". Эксперты предлагают госорганам пути решения, основанные на аналитических и статистических данных. "Нельзя говорить, что у нас все плохо. Нужно говорить о недостаточной работе", – уверен один из экспертов Центра, политолог Данияр Ашимбаев.
– Болезней у казахстанского общества очень много. Каким из них вы бы отдали приоритет?
– Есть классический ряд социальных проблем, который выявляют экспертные опросы и социологические опросы населения – это инфляция, безработица, низкое качество услуг в той или иной сфере, коррупция и так далее. Вместе с тем здесь нужно ставить вопрос о самой политической и административной модели социальной политики. Анализируя те или иные программы, мы наталкиваемся на ряд факторов, которые не позволяют им нормально реализовываться. В первую очередь, это межведомственная несогласованность. Один и тот же вопрос может находиться в ведении нескольких министерств, также зачастую невозможно понять, входит ли он в сферу деятельности правительства или относится к акиматам. Элементарно иногда не с кого спросить: а кто несет ответственность?
На самом деле, перечень социальных проблем есть, есть осознание на экспертном уровне, более того, эти проблемы прописаны и в Посланиях президента, и в стратегических программах развития, но фактор несения ответственности за выполнение обязательств, к сожалению, просто "отваливается". При этом я даже не говорю о политической или уголовной ответственности, речь идет хотя бы об уровне отчетов. Давайте возьмем рейтинг регионов республики. Есть экономические, статистические, социологические данные, но возникает ощущение, что деятельность исполнительных органов оценивается только по тому, сколько голосов на выборах получила партия "Нур Отан". Соответственно, мы можем внедрять любые программы, изобретать любые идеологические ценности социальной политики, но все упирается в отсутствие четкого механизма контроля. И этот момент касается и здравоохранения, и образования, и социального обеспечения, и трудовых отношений, и даже культуры и науки.
– Безответственность отправная точка. Вероятно, есть и другие причины?
– Вторая важнейшая социальная проблема: мы слишком любим реформировать. Каждый новый министр практически любого министерства сразу по вступлении в должность начинает проводить реформы по своему сценарию. Меняет аппарат и кадры, зачастую даже не подводится черта под теми реформами, которые проводили до него. В ведомстве внедряют какие-то наработки, потом глава меняется, и все начинается по-новому. Фактически, понять текущую ситуацию с реформами невозможно. Возьмем для примера схему управления в социальном блоке: несколько лет назад там ввели систему разграничения полномочий между управлениями. В итоге за здравоохранение отвечало три-четыре структуры, за социальную политику две, за образование тоже несколько, и никто не мог твердо уяснить, что к чему относится. А сейчас, в рамках реформы, объявленной президентом, огромный объем полномочий передается на места. Объем-то передается, но не все полномочия там принимают, и вновь начинается путаница.
Еще показательный пример: сейчас мы осуществили реформу пенсионной системы. Реформа вызвала массу критики, тем не менее, она уже запущена, а провести аудит в пенсионной сфере – такую задачу никто на себя брать не хочет.
– Есть еще порочная практика, когда реформы и программы, о которых много говорят, после попросту уходят в небытие.
– Да, мы часто с помпой о чем-то заявляем, а потом благополучно забываем. Здесь крайне характерный пример – Жанаозен и вся сопутствующая ситуация. После того, как случилась трагедия, все говорили о регулировании миграции, о развитии малых городов, о необходимости модернизации трудовых отношений и реформе трудового законодательства, о повышении роли профсоюзов. Прошло три года и что мы наблюдаем? Миграцией никто не занимается, стратегия в этой сфере по-прежнему не выработана, программа развития моногородов мелькает в основном в сводках финконтроля и финполиции, про профсоюзы опять же ничего не слышно. Не понятно даже, существует ли единый профсоюз работников нефтегазовой сферы? То есть проблема была поставлена, о ней на всех углах год-полтора кричали, чтобы потом "положить под сукно". Что, если ситуация, подобная жанаозенской, возникнет вновь? Возникнет трудовой конфликт, но его по-прежнему ничем будет регулировать, так как полномочий акимата и компании-работодателя не хватит. Я говорю о том, что системного решения таких вопросов так и не появилось. Жанаозен, как и до трагедии, продолжает расти демографически, хотя о проблеме перенаселенности этого города твердят много лет. Акимат пытается создать рабочие места, но это чайная ложка в море. И мы видим, что акимат старается, но что о положении думают в правительстве, не известно. Также общественность имеет весьма смутные представления о реакции на ситуацию в Жезказгане, в Аркалыке, где назревают осложнения в социально-трудовой сфере.
Кроме того, не так давно весь социальный блок правительства был сведен в одно министерство. Понятно, что подобным образом удобней осуществлять управление, но при этом нельзя забывать о том, что такое слияние приводит к понижению эффективности. То, чем раньше занимался департамент, стало заниматься управление, чем раньше занималось управление, стал заниматься отдел, а тем, чем раньше занимался отдел, стал заведовать один инспектор. И получилось так, что те проблемы, которые должен решать целый штат специалистов – экономистов, социологов, юристов, демографов и прочих, теперь решают один-два человека. То есть, классические схемы управления: анализ ситуации, выработка решения, контроль за исполнением и корректировка, у нас практически не действуют.
– При слабости управления нечего и говорить об идеологическом ракурсе социальной политики?
– Разумеется, последняя из основных проблем общества напрямую соотносится с двумя первыми. Третья основная социальная проблема – это непонимание, какой модели социальной политики мы придерживаемся. Ясно, что в наших условиях, где государственный сектор прямо или косвенно остается доминантой, и где присутствует огромный спрос граждан на государственный патернализм, создается максимальное противоречие с рыночно-либеральной моделью, которую мы реализовывали в начале независимости. К прежней советской модели никто возвращаться не хочет, да и она сегодня уже не осуществима. И мы выбираем между социальным государством и государством рыночным, но получаем странный гибрид. На практике этот гибрид зачастую реагирует лишь в пожарном порядке, на ходу меняя и перестраивая модели. Думаю, здесь большую и в данном случае негативную роль сыграли высокие цены на нефть середины "нулевых" годов. Вместо того, чтобы довести социальное реформирование до конца, мы закрывали все имеющиеся проблемы общества увеличением финансирования. Вместо того, чтобы повышать эффективность управления и ужесточить контроль за расходом средств, мы просто закрывали прорехи деньгами. Вместо выстраивания нормальной пенсионной реформы повышали пенсии, вместо модернизации социальных выплат – повышали эти выплаты, в итоге приемлемой системы мониторинга соцвыплат так и не создано. И вместо того, чтобы повышать качество образования и наладить регулирование рынка труда, мы ставили вопрос о повышении зарплат. Таким образом, государство часто тратило деньги достаточно бестолково. Более того, население привыкло, что при любых конфликтах государство начинает запросто и с удовольствием швыряться деньгами.
Возьмем программу ФИИР, первый старт которой был дан еще в 2003 году: тогда деньги ушли на ипотеку, на строительство торговых домов, на банковский "пузырь". В результате, программа заработала в условиях экономического кризиса 2009-2011 годов. Можно было довести ту же пенсионную реформу, под которой мы в прошлом году подвели финальную черту, до конца, и она бы заработала. Можно было создать для нее необходимые инструменты, раньше реализовать программу народное IPO, можно было ограничивать деятельность фондов и не допускать их слияния с банками, чего тоже не было сделано…Теперь, когда цены на нефть падают, выясняется, что мы уже не можем тратить средства на реформы с прежним размахом, и в условиях мировой экономической рецессии опять вынуждены "изобретать колесо".