Марсель Хамитов, ia-centr.ru, 11 октября

Что необходимо предпринять администрации Касым-Жомарта Токаева, чтобы избежать повторения участи Александра Лукашенко или Сооронбая Жээнбекова?
Об этом и других актуальных проблемах текущей политической ситуации на постсоветском пространстве Ia-centr.ru поговорил с известным казахстанским политологом, главным редактором биографической энциклопедии "Кто есть кто в Казахстане" Данияром АШИМБАЕВЫМ.
– Данияр Рахманович, в первую очередь хотелось бы услышать вашу оценку тому, что происходит в Бишкеке, отличаются ли сегодняшние события в Бишкеке от предыдущих революций? Почему Кыргызстан снова трясет? Почему завяли розы, а точнее, пожухли тюльпаны?
– Первая революция – всегда романтика: "Акаев надоел! Давайте новое! Долой коррупцию!".
Поэтому к первой волне отношение было достаточно позитивное. К тому же она давала повод задуматься и другим странам: что нужно сделать властям, чтобы не допустить такого же. Но вместе с тем, можно с уверенностью сейчас сказать, что каждый последующий режим в Кыргызстане был слабее предыдущего.
В свое время в тех республиках на постсоветском пространстве, где был допущен разрыв преемственности, политическая стабильность так и не утвердилась.
Мы видим, как постоянно трясет Молдавию, где институт президентства стал, по сути, вспомогательным и где, в свое время, отстранили прежних коммунистов от власти и к ней пришли национал-демократы.
Мы видим, как во всех кавказских республиках к власти пришли национально ориентированные элиты, что привело к межнациональным конфликтам - тот же Карабах, к примеру, или та же Грузия, которая фактически потеряла Абхазию и Южную Осетию.
Проблема в том, что резко растущее национальное самосознание у одной этнической общности тут же приводит к конфликтам с национальным самосознанием у другой. Или тот же Азербайджан. Там политической стабильности удалось достичь только после прихода Гейдара Алиева.
Но он так и не смог решить карабахский вопрос и передал страну с политической стабильностью, но с заложенным карабахским кризисом, своему сыну…
Что касается Центральной Азии, то, если Узбекистан, Туркменистан и, конечно же, Казахстан смогли сохранить стабильность, социальное благополучие и курс на реформы, то в том же Таджикистане, к примеру, сменилось два президента, несколько исполняющих обязанности президента. В стране была гражданская война и ситуация постепенно стабилизировалась только под руководством Эмомали Рахмона. Но какие перспективы будут после его ухода – говорить сложно, поскольку одно дело сам Рахмон, а другое – его сын, которому хотят передать власть.
А что касается Кыргызстана, то по мере ослабления президентской власти и по мере того, что к ней приходили с каждым разом все более слабые фигуры, совсем неудивительно, что реальная власть стала переходить к теневым элитам – родовым, географическим кланам и организованной преступности. И неудивительно, что правоохранительные органы стали действовать в угоду правящей хунте.
И к этим проблемам нынешнего президента Жээнбекова добавилось то, что он поссорился не только с другими элитами, но и со своим бывшим наставником Алмазбеком Атамбаевым, которого посадил в тюрьму. В Кыргызстане очень сложно сказать, кто за кого, и кто кого может обвинить.
Знаете, какое принципиальное отличие между Казахстаном и Кыргызстаном? У них кланы правят президентом, а у нас – президент управляет кланами и ставит их на место.
Все эти годы Нурсултану Назарбаеву удавалось держать региональные элиты в узде. Организованную преступность практически вытеснили с поля. Если сравнивать криминогенную ситуацию с 90-ми годами, то она кардинально изменилась. Организованная преступность в Казахстане практически разгромлена.
Я говорю не про коррупцию, но про криминал в чистом виде. И на этом фоне перспективность стабилизации политического поля и ситуации в Бишкеке, где президенты не смогли удержать власть, обеспечить стабильность и развитие, становится с каждым годом все меньше.
– Вы сказали, что там, где был разрыв, преемственности политической стабильности нет. В Казахстане же преемственность такая была. Следовательно, можно быть уверенными, что ситуации подобные тем, что происходят сейчас в Минске или в Бишкеке, не повторятся в Нур-Султане или в Алматы?
– Тут следует понимать, что речь идет о разных моделях. Если в Кыргызстане происходит постоянное и стабильное ослабление власти в целом (не только президентской), то в Беларуси модель другая. Там власть чересчур сильная. И причины беспорядков в Минске кроются в двух основных моментах.
Первый: Александр Лукашенко – не самая гибкая фигура, не признающая к тому же оппозицию вообще. Второй: протестами в Минске откровенно управляют из-за рубежа – Польша, в частности, и Евросоюз в целом.
В митингах в Минске прежде всего участвует молодежь, которая еще вчера была глубоко аполитична, а сегодня вдруг "проснулась" и пошла на митинги. Но все прекрасно понимают, что Лукашенко со своей моделью обеспечивает определенную социально-экономическую стабильность в республике: работающие предприятия, большой госсектор, высокая занятость и т. д.
В какой-то степени в Беларуси остался, так скажем, рыночный социализм. И демонтаж этой парадигмы нанесет удар по всей индустриальной модели страны. А это чревато и потерями рынков сбыта, и остановкой производства и тем, как это уже было у нас, перепрофилированием промышленных предприятий в торговые центры.
К тому же, у нас еще перед глазами стоит пример Украины, которая начинала под теми же лозунгами, а закончила тем, что оказалась в тяжелой экономической ситуации. Поэтому та молодежь, которая бегает сейчас в Беларуси с модными лозунгами, руководствуется, прежде всего эмоциями, нежели здравым смыслом.
Весь вопрос в том, что с одной стороны Лукашенко сам себе создал эти проблемы, а с другой – проблемы ему активно создавал Запад, отдельный фактор – определенные фигуры в российском бизнесе.
А что касается Бишкека, то, если бы у них была мудрая, сильная фигура, которая бы смогла поубавить аппетиты теневиков, привести их к компромиссу и провести Кыргызстан к стабильности, согласию и реформам, то проблем бы не было. Но, увы, киргизского Назарбаева у них не появилось.
Тот же Акаев изначально был слабой фигурой, поэтому не удивительно, что его режим рухнул. Тот факт, что он относительно долго продержался у власти, на мой взгляд, был связан с тем, что перед этим республику потрясли Ошские события, прежнее руководство себя дискредитировало, а потом внезапно свалилась независимость. Акаев изначально воспринимался как фигура, которая знает, куда вести страну, и которая имела определенный международный авторитет.
Но по мере нерешения многих социальных вопросов, усиления региональных групп, роста коррупции, кадровых ошибок эта поддержка падала, и в какой-то момент хрупкий консенсус рухнул. Долгое время возлагались большие надежды на Феликса Кулова как на потенциальную "сильную руку", но он перестал быть значимой фигурой еще при Акаеве. А в череде следующих президентов - Бакиев, Отунбаева, Атамбаев, Жээнбеков - не оказалось ни одного, кто мог бы претендовать на роль общенационального лидера. Еще раз повторюсь: проблемой Киргизии стало то, что у них не оказалось фигуры подобной Назарбаеву или Каримову. Сильного лидера у них не было и перспективы его появления в ближайшее время достаточно туманны.
– И, тем не менее, преемственность элит и сильный лидер, которые были в Казахстане, являются ли гарантией того, что у нас не повторятся подобные ситуации?
– Все эти ситуации должны служить нам уроком. Ситуация в Минске учит тому, что власть должна быть более гибкой в плане переговоров с гражданским обществом. Но у нас Токаев и так это демонстрирует.
На примере Молдовы и Украины можно и нужно учиться управлению молодежным контентом. Надо понимать, что интернет-коммуникации развиваются очень быстро, и что молодежь на них сильно ориентируется.
Но главное, что надо понимать: те, кто управляет этим контентом, находятся не в Казахстане. И весь имеющийся инструментарий зачастую показывает, что государство не успевает управлять эмоциями молодежи. Блестящий пример – прошлогодние митинги "проснувшихся" (имеется в виду движение "Оян, казак" – "Проснись, казах"), когда молодежь вдруг резко "радикализовалась".
Понятно же, что здесь был фактор определенной внешней обработки. И понятно, что государство в этом плане не успевает, а государственная идеология – не самая гибкая. И убедить людей, что все хорошо, когда все плохо и наоборот, что все плохо, когда все хорошо – это гораздо легче сделать тем, кто управляет Facebook, Instagram,Google, YouTube, чем тем, кто пытается это сделать по телевизору. И вот эта модель управления социальными сетями – это то, о чем надо задуматься. Какие-то наработки были, но кроме как отключения интернета власть, так и не смогла больше ничего придумать.
Вот, к примеру, взять ситуацию в Нагорном Карабахе. Конфликт идет с конца 80-х годов. В начале 90-х перешло все в откровенную войну. И на данный момент мы видим, что и Турция, и Азербайджан апеллируют к казахстанскому общественному мнению под лозунгом тюркского единства в пользу поддержки Баку.
До этого мы видели, как проамериканские ресурсы раскачивали активно тему так называемых репрессий против мусульман в Синьцзяне – опять же используя пантюркистскую и панисламистскую идеологию для подъема "национального и религиозного самосознания". Понятно же, что делалось это не с целью реальной поддержки тюркского единства, а только лишь для того, чтобы усилить фронт антикитайских настроений в Казахстане в контексте американо-китайских торговых войн. То есть интересы самих казахстанцев внешних игроков интересуют меньше всего. Все ведут свою игру – Турция, Запад, Китай и так далее. Но вот это их воздействие на казахстанское поле ведет к росту межнационального и межконфессионального напряжения, что в корне противоречит и самому населению, и стратегическому курсу Нурсултана Назарбаева, которому мы следовали много лет и преемственность которому обещал сохранить Касым-Жомарт Токаев.
К слову, напомню, что Токаев недавно осудил попытки использования внутриполитического контента Казахстана в геополитических разборках других государств.
И все эти ситуацию повторяются уже не в первый раз. А опыт Кыргызстана показывает нам, что опасно подпускать теневиков к власти, опасны нерегулируемые клановые разборки. Все это может привести к большим рискам для национальной безопасности. Благо, в Казахстане глобально такого влияния нет.
Но, к примеру, те же кордайские события, когда использовалась националистическая риторика для передела сфер влияния на теневых рынках – блестящий тому пример. Мы видели Кордай и видели, как быстро была разыграна дунганская карта (несмотря на то, что казахи с дунганами много лет мирно жили вместе) в контексте теневых разборок. Поэтому для Казахстана это большой урок: такие проблемные зоны надо выявлять заранее, постоянно мониторить и контролировать.