Ванденко Андрей, "Собедник", 17 июля

Пять лет назад успешный писатель Поляков променял творческую свободу на редакторскую поденщину, согласившись возглавить некогда преуспевающую, а к тому моменту дышащую на ладан "Литературную газету". С тех пор Юрий Михайлович вынужден регулярно покидать ставшее родным Переделкино, катить через всю Москву в офис и править, сокращать, переписывать, вычитывать. И зачем человеку это надо? А тут еще слух прошел, будто владельцы газеты собираются ее продать…

Дожил я до 50 лет без орденов…

– Пакуете чемоданы, Юрий Михайлович?

– С чего вы взяли?

– Не я, а ваши хозяева, прозрачно намекнувшие, мол, двигайте с вещами на выход, лавочка закрывается…

– Заметьте, слова о продаже "Литературки" ни разу не звучали из уст акционеров. Да, кому-то хочется, чтобы сменились владельцы "ЛГ" и ее курс. Но с какой стати нас продавать? За 5 лет у газеты в три раза вырос тираж, к мнению "Литературки" прислушиваются не только слабые, но и сильные мира сего. Впрочем, первые нам гораздо дороже.

– А акционерам, подозреваю, дорого ваше материальное положение.

– Оно вполне стабильно. "ЛГ" перестала быть убыточной и в состоянии себя прокормить. Мы третий год как на самоокупаемости.

– Но хочется, чтобы кто-нибудь деньжат подкинул, правда?

– Нет, не хочется! Прекрасно понимаю: стоит только взять, а не заработать, как можно сразу прощаться с незаангажированностью и независимостью. При этом не принципиально, кто именно будет подкармливать: Фонд Сороса или Рососа. Результат один – несвобода слова.

– Само собою: кто платит, тот и девушку танцует.

– Современная журналистика по преимуществу – именно такая, танцуемая девушка. Но у нас особый случай. Западным доброжелателям мы с идеей просвещенного патриотизма и сильного государства неинтересны. А нынешняя российская власть традиционно равнодушна к сочувствующим, она все силы тратит на приручение оппозиции. Ей милее профессиональный фрондер, с гримасой презрения принимающий очередную награду. Кстати, расскажу, как меня решили удостоить чего-нибудь к пятидесятилетию…

– Вы ведь, кажется, получили по такому случаю Госпремию за 2004 год?

– Премию правительства России. А есть еще президентская премия, главная.

– В чем разница?

– В денежном наполнении. Президент дает пять миллионов рублей, а правительство – миллион.

– Значит, вам досталась та, что поменьше? Обидно, конечно, но тоже деньги, в хозяйстве сгодятся.

– Поиронизируйте лучше над "Триумфом" Березовского! Я собирался рассказать об ином. Меня хотели наградить к юбилею как главного редактора "Литературки" и активного общественника. Есть удивительная советская традиция – к круглым датам вручать людям медали, ордена… Коллектив "ЛГ" почти за год до моего юбилея оформил бумаги на орден "За заслуги перед Отечеством" IV степени.

– Почему не третьей или второй?

– Нельзя. Надо по порядку идти – четвертая, третья, вторая… Первая, как известно, у Ельцина, обеспечившего России веселую жизнь на долгие времена. Документы пошли по инстанциям и вернулись с комментарием: не годится, поскольку у представленного к ордену нет других наград. А у меня отродясь ничего такого правительственного не водилось.

– Даже удивительно.

– Отнюдь. Всю жизнь писал то, что считал нужным, не вычисляя, как к этому отнесется власть. И во времена СССР, и при Ельцине… А за роскошь говорить правду надо платить. После выхода в 1993 году (как раз в дни расстрела Белого дома) повести "Демгородок", сатиры на "демокрадов", "Литературка" на пять лет забыла о существовании писателя Полякова. Единственная рецензия называлась "Лукавая антиутопия" и содержала плохо завуалированные призывы разобраться с автором… Словом, дожил я до 50 лет без орденов и дальше спокойно продолжал бы жить, если бы не инициатива коллег.

Макаревич – "видный борец с коммуняками"

– А на медаль вы, в отличие от Василия Теркина, не соглашались?

– Почему же? Медаль так медаль. Власти видней. Но главное, мне стало интересно, чем дело закончится. А тут как раз пошли юбилеи ровесников и сверстников: Маши Арбатовой, потом этого… забыл фамилию… дребезжащие песни поет… Гребенщикова.

– Не поклонник вы БГ.

– Умоляю вас! Это же чистой воды фармазонство, философические блеянья для дебилов. Одна приличная песня – "Есть город золотой…" И ту Хвостенко сочинил.

– Еще Макаревич ваш одногодок.

– Да, видный борец с коммуняками. Помню, на Совете творческой молодежи при ЦК комсомола мы голосовали за выделение средств "подпольной" "Машине времени"… Сегодня все задним числом стали антисоветчиками. Чем крепче припадали к сосцам КПСС, тем громче кричат о заслугах перед демократией! Словом, время шло, я с сочувствием наблюдал по телевизору, как одногодков чествуют. Мои же юбилейные фанфары безнаградно отгремели, а спустя полгода стало известно: и в медали мне отказано.

– Видно, сочли, что и это для вас перебор?

– Нет, все по Кафке: решили, маловато будет. Надо бы орден дать, допустим, Дружбы. Все-таки человек давно в литературе работает, фильмов по его книгам с дюжину снято. Опять же "Литературка" – не "Мытищинская правда". Короче, документы переоформили и отправили по новой. Прошли они все этапы. Но в распоследней инстанции, перед тем как отдать на подпись президенту, опять спохватились: нет, орден многовато… Медаль! И снова-здорово. Третий год волокита тянется. Надеюсь, к 60-летию награда найдет героя. Смешно!

– Или обидно?

– Если только слегка. Чуть-чуть. По-человечески. Скажу без рисовки: всегда, с детства, относился к поощрениям спокойно. С симпатией, но без фанатизма. Известны случаи, когда нереализованное честолюбие вгоняло людей в могилу. Остроумнейший человек, прекрасный сатирик и пародист, легендарный ведущий передачи "Вокруг смеха" Александр Иванов не пережил того, что его обнесли Госпремией. Он гастролировал, кажется, по США, когда позвонили из Москвы и предложили вернуться в Отечество для получения награды. Иванов отменил концерты, прилетел в Россию и узнал, что в последний момент решение переиграли не в его пользу. Сан Саныч с горя запил и, не трезвея, помер.

– Хорошо, хоть вы, Юрий Михайлович, не принимаете все близко к сердцу.

– Мне близко другое: угроза вступления Украины в НАТО, поощряемый либералами сепаратизм российских регионов, антигосударственность отечественного ТВ, болезни моих внуков… Велика ли честь быть кавалером ордена несуществующей страны, если случится непоправимое и РФ распадется? Не задумывались, почему у нас страшная утечка мозгов за границу? Только ли из-за малых денег? Пару раз вот так "прокатят" заслуженно-невинного человека, а он и порешит: "Да идите вы к лешему, найду другое отечество, которое умеет ценить людей!"

– У вас такая мысль не возникала?

– Русский писатель – это не призвание, а приговор. Лучше быть пасынком, чем предателем. Иначе в 80-е годы сочинял бы в угоду советской власти, а в 90-е славил общечеловеческую ельциниану. Но я всегда писал, что чувствовал.

ПИПов читают, но не перечитывают

– Это не спасло вас от клейма конъюнктурщика.

– Критики ревнивы, им трудно смириться с фактом: мои книги становятся популярными без их суетливого участия. Они искренне верят, что должны направлять читателей, будто те сами не разберутся, где литература, а где – макулатура. Чтобы найти хоть какое-то объяснение, почему "Сто дней до приказа", "ЧП районного масштаба", "Апофегей" стали бестселлерами, критики записали меня в конъюнктурщики. Мол, Поляков все рассчитывает, пытается угодить публике, знает, что ей понравится. Но не задаются вопросом, в чем же был мой расчет, если "Сто дней" писались в 1980 году, а вышли в свет только в

87-м? Похожая история и с "ЧП", тут разница между написанием и публикацией 5 лет. Странная конъюнктура, не находите?

– Но и вы в долгу не остались, придумав еще более страшное ругательство – ПИП.

– Да, мой очередной неологизм. До этого были: десовестизация, отчизнофобия, соросята, погонобоязнь… Расшифровывается просто – персонифицированный издательский проект. Производители чтива, проще говоря.

– Поименно, пожалуйста.

– Имя им – легион: Акунин, Пиманов, Донцова, Маринина, Устинова и иже с ними… Как ни странно, среди ПИПов преобладают женщины.

– Вы их книги читали?

– Я глупостей не чтец. Я их филологически диагносцировал. Или вы читаете кроссворды? Поймите, я не против развлекательной книжной продукции, вопрос в ином. Никогда прежде ПИПы не претендовали на место настоящих писателей.

– Но раньше их и не было в таком количестве?

– Почему же? Не было Донцовой, но имелся ее папа – парторг московской писательской организации Аркадий Васильев, автор романа "В час дня, ваше превосходительство". Про чекистов. Книги Васильева печатали такими же тиражами, как сегодня сочинения его дочки. Это одна и та же пиповщина. Правда, отец прославлял диктатуру пролетариата, а дочь – буржуазные ценности. Главное, чтобы все – в семью. К счастью, ПИПы – литературные поденщики, чей век короток. Они не станут классиками: их читают, но не перечитывают.

– А по сто страниц в день писать реально?

– Нет. Думаю, без посторонней помощи тут не обходится. Говорю об этом со знанием дела.

Сочинял приветствие в стихах съезду КПСС

– Негром были? Или нанимали?

– Вы моих книг не читали, прозу от "коллективки" отличить не можете? А негром поработал: молодым поэтом сочинял приветствие съезду КПСС от имени учащихся ПТУ. В стихах. Старался. Получилось с чувством. Заплатили 800 рублей, солидную сумму, но и жилы заказчики помотали. Больше за подобное не брался, хотя, считаю, писать тексты для общегосударственных торжеств – дело трудное и почетное. Жаль, сегодня это доверяют в основном халтурщикам. Когда же говорил о посторонней помощи, имел в виду другое: я сочинял, например, синопсис для сериала "Салон красоты". А уже потом сценарная группа расписывала все в деталях для каждой из 100 серий. В титрах так и значилось: кто – автор идеи, а кто – конкретного сюжета. И с Говорухиным на "Ворошиловском стрелке" мы работали по схожей схеме: я отвечал за диалоги, что нашло отражение в титрах. В книжном же бизнесе продолжается застоявшееся лукавство, продиктованное коммерцией. Читатели привыкли относиться к писателю как к собеседнику, им психологически трудно смириться с мыслью, что с ними разговаривает не один человек, а, допустим, восемь. Поэтому соавторы уводятся в тень, хотя честнее было бы написать, что над книжкой работал творческий коллектив под руководством, допустим, Днестровой или Раскардашковой.

Хочу, чтобы поняли разницу между писателями и ПИПами. Первые заняты познанием внутреннего и внешнего космоса, а вторые созданием ликвидного продукта. Так было и раньше, но до конца ХХ века никому в голову не приходило сравнивать одно с другим. Все понимали, где искусство, а где способ зарабатывания денег. Именно 90-е годы минувшего столетия ознаменовались попыткой вытеснить писателей и заменить их ПИПами. Они неприятных вопросов не задавали, народ не будоражили, куда идет Россия, не вопрошали… С писаками же одна морока, вечно они нос совали куда не следует. Но проблема в том, что ПИПы не стали властителями дум. Они даже по интеллектуальному уровню не способны сыграть отведенные роли. Неужели Маринина, Акунин или Устинова сформулируют национальную идею для России? Не смешите! Это удел Солженицына, Распутина, Гранина, но с ними нужно совершенно иначе разговаривать. Кажется, и наверху начинают постепенно понимать, что именно эти люди, а не ПИПы определяют мировидение народа.

– Пелевин в числе властителей?

– Это, конечно, литература, хотя и принадлежащая к молодежной субкультуре. Кстати, знаете настоящую фамилию Виктора, под которой он публиковал первые произведения в жанре фантастики а-ля братья Стругацкие? Нечайка. Гениально, правда? Что-то чеховское… Не понимаю, зачем он сменил эту абсолютно литературную фамилию на невзрачный псевдоним. Как и мой однокурсник Тимур Запоев, ставший Кибировым. Видимо, людям не хватило самоиронии… В любом случае Пелевин принадлежит к числу тех авторов, чьи новые книги обязательно читаю. Сорокина, например, давно не беру в руки. Неприятно. Скучный, румяный капрофаг. И с Улицкой мне все понятно. Есть жизненный опыт, но нет языка.

– А Аксенов?

– С человеком приключилась странная вещь. Видимо, столь долгая эмиграция и предательство идеалов молодости не прошли даром. Последние романы вроде "Вольтерьянцев и вольтерьянок" ничего, кроме жалости, не вызывают. А ведь были у Василия Павловича и иные времена, куда более успешные.

– За "Вольтерьянцев" он Букера получил.

– Моего "Козленка в молоке" даже в лонг-лист премии не включили, а книга выдержала массу переизданий, переведена на многие языки, по ней снят фильм. Букерами, кажется, вымощена дорога в забвение.

– Идем дальше: Виктор Ерофеев.

– Он не писатель, а предприимчивый имиджмейкер и неплохой литературовед, однажды понявший: чтобы вести интенсивную светскую жизнь, надо сочинить что-нибудь беллетристическое, поскольку трудно фигурировать в бомонде лишь с исследованием о маркизе де Саде. Есть определенная этика: для приглашения на международные соревнования по боксу надо хотя бы раз получить на ринге по морде. Ходить на соревнования недостаточно. Называться писателем без единой книжки неловко. Вот Ерофеев и написал. Ему понравилось…

– Борис Акунин?

– Пожалуй, один из наиболее ответственных и интеллектуальных ПИПов. Квалифицированный японист, образованный и очень неглупый человек, он подошел к проблеме зарабатывания денег системно. Ему удалось найти ход: Акунин перелицевал Честертона на российский лад и успешно разрабатывает эту золотую жилу. Честь ему и хвала за предприимчивость и тороватость, которую он не скрывает. Но какое это имеет отношение к литературе? Кстати, недавнее 50-летие Акунина отмечалось нашей прессой гораздо громче, чем юбилей Солженицына. И это стыдно…

– А бывает миграция из ПИПов в писатели?

– Крайне редко. Обратный процесс случается гораздо чаще.

Уволят из "Литературки" – засяду за сказку

– Вы свое место в строю всегда знали, Юрий Михайлович?

– Всерьез считаете ерничанье без повода признаком журналистского мастерства? Если хотите спросить, как стал писателем, так и говорите! Отвечаю: сначала это были стихи, у меня даже вышло несколько сборников. Потом, когда поэтический фонтанчик сник, перешел на прозу. Сочиняю тяжело, редактирую тексты до бесконечности, делаю до полутора десятков вариантов, поэтому не получается выпускать новую книжку чаще чем раз в три-четыре года. К пятидесятилетию вышел пятитомник – не так уж и много.

– Ну да, по сравнению с некоторыми вашими соседями по Переделкино.

– Публика там обитает разная – Церетели, Евтушенко, Вознесенский, Чухонцев, Петрушевская, Аннинский, Лиснянская, кучка бывших литгазетовцев-прихватизаторов, уперших у коллег казенные дачи… Я живу напротив дома-музея Булата Окуджавы. Постоянно вижу перед окнами толпы булатоманов и окуджаволюбов.

– Раздражают, наверное?

– Радуюсь, что поклонники не забывают талантливого человека и после смерти. Дай Бог каждому! Только мусорят много…

– А на вашей даче кто раньше творил?

– Михаил Луконин. А потом Виталий Озеров, замечательный критик и литературовед. Его дом сгорел, Литфонд отдал мне пепелище, я отстраивался заново. Нет, жить там и работать хорошо. Намоленное место.

– Словом, сиди и пиши. А вы все: "В Москву, в Москву!" Неужели не можете без "ЛГ"?

– Литератор, занимающийся только сочинительством, быстро превращается в дикого зануду. Возьмите Битова или Маканина! Нужна еще какая-то работа, дающая пищу уму, социальному чувству. Для меня это "ЛГ". Ведь любая настоящая газета – не только сверстанные полосы, но и средоточие народных разочарований и надежд.

– Так и влечет вас в высокие сферы! А чего-нибудь попроще, подушевнее хочется?

– Чтобы журналисты научились о серьезном говорить серьезно. А еще написать пару хороших книг для взрослых и хотя бы одну сказку.

– Для внуков?

– В том числе и для Егора с Любой. Сюжет уже придумал, а вот интонацию святого простодушия не поймаю. Прав Сергей Михалков: для детей надо писать, как для взрослых, но лучше! Вот уволят из "Литературки" – точно засяду за сказку.

– Пожелать вам этого?

– Увольнения? От вашего и моего желания ничего не зависит. Главный редактор предполагает, а акционеры располагают. Но что-то мне подсказывает: еще поработаю в этой должности…

P.S. Пока интервью готовилось к печати, президент Путин все-таки наградил писателя Полякова орденом Дружбы. Случилось!

зуб за зуб

Виктор Ерофеев: Писателем не считаю

– Его сочинения не имеют никакого отношения к качественной литературе. Так что не стану говорить о нем ни плохого, ни хорошего. Юрия Полякова писателем я не считаю.

справка

Литературную деятельность Ю. Поляков начал как поэт. Первый сборник "Время прибытия" вышел в 1980 году. Годом позже Поляков был принят в Союз писателей СССР. Популярность принесли две повести, написанные в начале, но изданные в конце 80-х – "Сто дней до приказа" о дедовщине в армии и "ЧП районного масштаба" о морально-политическом разложении комсомольцев.

В повестях "Апофегей" (1989) и "Демгородок" (1993) Поляков высмеивает российский либерализм. Одна из самых известных книг – роман-эпиграмма "Козленок в молоке", поставленный в кино и театре.

Последняя заметная работа – трилогия, куда вошли повесть "Возвращение заблудшего мужа", романы "Замыслил я побег" и "Грибной царь".

За сборник прозы "Небо падших" Поляков стал лауреатом Госпремии в области литературы. С "Грибным царем" номинирован на премию "Русский Букер-2006".

Живет в Переделкино. Женат, есть дочь, внук и внучка.