Зифа РАХИМБЕКОВА, "Казахстанская правда", 18 октября

Исполнилось 108 лет со дня рождения классика казахской литературы Сакена Сейфуллина. В столице продолжаются посвященные этой дате традиционные Сейфуллинские дни. …В бумагах НКВД остались записи ответов Сакена Сейфуллина. На вопрос: "Кто члены семьи?" - он ответил: "Жена Гульбахрам Сейфуллина, сын - Аян, сестренка жены - Гульбану". Быть женой - талант, женой одаренного человека - талант вдвойне. И если когда-нибудь на казахской земле будет поставлен памятник верности мужу и семье, то он должен иметь лицо Гульбахрам-апай.

Моя мама, Назкен Айнабекова, сестра тети Гульбахрам, рассказывала мне, как познакомились Гульбахрам и Сакен Сейфуллин. Писатель очень уважал моего деда Жайю Айнабекова за искренность, человечность, честность и порядочность. Однажды, возвращаясь из дома Жайи с другом, С. Сейфуллин сказал:

- Какие Айнабековы хорошие люди, с ними легко, приятно общаться, они любят меня.

На что друг, который был почему-то не в настроении, ответил:

- Так любят, что как услышат, что ты едешь в их края, сразу всех дочерей и сестер отправляют к родственникам.

- Что ты говоришь? Если у них есть красивые, умные и образованные девушки, я бы хотел с ними породниться.

- Конечно, есть. Например, Гульбахрам.

- А где она сейчас?

- Учится в Совпартшколе в Кызылжаре (Петропавловск).

Вскоре Сакен оказывается в Кызылжаре и посылает мальчишку (сына хозяина) известить Гульбахрам, что привез ей письмо от братьев. Она - высокая, белолицая, с двумя черными косами до пола, каждая толщиной с мужской кулак, - пришла в очень скромном ситцевом платье, а Сакен, как всегда, был элегантно одет в европейском стиле. Чтобы развлечь девушку, играли на домбре, пели. Незаметно пришло время прощаться, и Гульбахрам попросила письмо братьев. Сакен извинился, сказав, что забыл его в гостинице, и назначил встречу на завтра уже в другом доме.

Тонкий наблюдатель и от природы психолог, Сакен понял, что перед ним необыкновенная девушка: сохранив прелесть степного воспитания, она теперь овладела и европейской культурой. Позже в стихотворении "Моей сестре - студентке Совпартшколы", посвященном Гульбахрам, он скажет:

"...внутренний мир твой богаче,
Чем самый богатый наряд".

Когда они встретились на другой день, Сакен неожиданно для нее сделал ей предложение выйти за него замуж. Гульбахрам тактично отказала, сказав, что простая аульная девушка не может быть парой по-европейски одетому мужчине при шляпе и трости. Сакен заявил ей тогда: "Если тебе не нравится, я могу не носить шляпу и трость" - и попросил разрешения хотя бы писать ей письма.

Будучи знакомым с ее братьями, одаренный особым даром видения, Сакен сразу понял, что если эта девушка полюбит, то на всю жизнь, и что она сможет пройти через любые муки, не сломается ни перед какими трудностями, не предаст и будет ждать любимого до последней минуты пребывания на этой земле.

Приехав в Кзыл-Орду, он пишет ей письмо за письмом. Какое женское сердце может выдержать такую осаду и как оно может не потянуться к такому мужчине? Гульбахрам советуется со своим отцом. Жайя Айнабеков был категорически против замужества дочери:

- Мы очень любим Сакена. Он талантливый поэт и писатель. У него было много женщин, и их у него будет еще немало. Из-за тебя мы не можем ссориться с ним. Не выходи за него замуж! Не выходи! Если выйдешь, то потом не жалуйся! Гульбахрам решила прислушаться к биению своего сердца… и отправила телеграмму Сакену о своем приезде.

Ехала она в плацкартном вагоне на третьей полке, одетая, как она потом со смехом рассказывала, в черное платье, сверху обыкновенная телогрейка, на ногах мужские ботинки на два-три размера больше ее ноги. Когда она вышла из вагона, то была встречена радостным блеском глаз Сакена, которые не видели убогости ее одежды, - он любовался ее смущением, которое говорило о любви к нему. Приведя ее домой, он спросил, какой размер одежды и обуви Гульбахрам носит. Она об этом представления не имела. Взяв веревочку, он снял с нее мерки и через пару часов привез наряды, как будто сшитые для нее. Вскоре провели скромную свадьбу.

…Впервые я увидела тетю Гульбахрам в 1946 году: она приехала к нам в Ленгер в гости. Мама, которая до этого много рассказывала нам о ней, предупредила, чтобы мы не задавали никаких вопросов. Ведь в то время Гульбахрам Сейфуллина была женой "врага народа". Все отвернулись от нее, даже ближайшие родственники обходили стороной.

Мы, малыши, об этом, конечно, ничего не знали. Ее приезд принес нам столько радости. К чему бы тетя ни прикасалась, все превращалось в красивое, вкусное, веселое. Когда мы капризничали и не хотели кушать, она придумывала игру, когда не хотели пить кумыс - состязание. Потом она несколько раз приезжала к нам в Караганду, куда перевели работать нашего отца. В руках тети все горело. Она прекрасно шила, вышивала, ее баурсаки из кислого, слоеного, пресного теста были сказочными.

А что касается души, то она жила Сакеном. Когда его забрали, тетя верила, что это ошибка и все вот-вот выяснится. В народе говорили: Гульбахрам осталась на всю жизнь верна Сакену. А по-моему, человек никогда не бывает верен кому-то, он всегда верен себе. Гульбахрам была человеком с открытой, незаживающей раной в сердце. Что бы она ни делала, даже когда смеялась, откликаясь на какие-то веселые шутки, в ней всегда слышалась боль, трагедия ее семьи, она до последней минуты верила, что Сакен жив и что он еще вернется.

Когда мужа арестовали, ей было всего 28 лет. Всеми покинутая, отвергнутая, Гульбахрам вынуждена была искать приют у своих родственников. По дороге к ним умер маленький сын Аян. В горе, смятении она даже не запомнила остановку - место погребения. Могила Аяна будет найдена только через десять лет после ее смерти.

Очнувшись от шока, она снова обрела силы к сопротивлению, к борьбе. Обивала пороги НКВД, узнавая о судьбе Сакена, а чтобы иметь возможность носить передачи, она начала шить одежду тем женщинам, которые вчера еще заискивали перед нею. Познакомилась она и с прелестями АЛЖИРа (Акмолинский лагерь жен изменников родины). Но ничто не могло ее унизить. Она знала, что должна выжить и быть достойной своего любимого.

Когда Сакена посмертно реабилитировали, Гульбахрам приехала на празднование его юбилея в Караганду, привезла нам всем подарки, и они с мамой ходили на все собрания. Глаза ее сияли радостью от того, что дело Сакена признано, но в душе не заживала рана: она умерла вместе с Сакеном, сохранилась лишь оболочка живого человека, потому что она должна была сделать все, чтобы отстоять до конца честь мужа. Это о таких, как она, Вероника Тушнова сказала:

И никто не знает, что на свете нет меня давным-давно.

Меня всегда поражала сила духа женщин маминого рода. От неудач они только сгибались на время, а затем снова выпрямлялись. В этом роду женщины любили только раз. У казахов есть такое понятие: женщина с мужским характером (ер мiнездi). Это означает, что, несмотря на женственность, хрупкость, красоту, она сможет одолеть все трудности. У них было большое чувство ответственности за свой род, они всегда поддерживали друг друга.

Не знать, где находятся могилы мужа и сына, нести клеймо жены врага народа, не иметь работы - казалось, зло торжествует, но нет, Гульбахрам выпрямляется и подает руку помощи родственникам: становится опорой внебрачному сыну своего отца и трем осиротевшим дочерям брата. Зарабатывая шитьем нарядов, она помогла этим отчаявшимся детям найти достойное место в жизни.

По ее приглашению я приехала к ней в гости, будучи студенткой второго или третьего курса университета, в ее двухкомнатную квартиру, выделенную правительством после реабилитации Сейфуллина. Одна из комнат (которая побольше) была фактически музеем Сакена Сейфуллина: заходишь - тебя встречают его большой портрет (от пола до потолка) и его вещи, сохраненные тетей: около зеркала его расчески, одеколон… Я об этом не знала и как-то взяла расческу. Она подошла ко мне и, объяснив, что ею расчесывался сам Сакен, забрала ее у меня. Каких трудов ей стоило сохранить вещи, знала только она одна.

В первый же день после моего приезда она повела меня в магазин, выбрала шелк и сшила из него очень модное, красивое платье, в нем я с ней и сфотографировалась. Я спросила ее как-то: "А вы дяде тоже шили?".

"Для него мне особенно шить не приходилось, - ответила она. - Он покупал все готовое. Но в одно время вошли в моду пиджаки из чесучи - китайского шелка. А он любил красиво и модно одеваться. Я, не говоря ему, купила материал, сняла тайком мерки с его костюмов и шила, когда он уходил на работу. Когда я с волнением подала ему готовый пиджак, он очень обрадовался". В качестве подарка по случаю приобретения обновки Сакен предложил купить швейную машинку. "Ножную трудно будет возить, лучше ручную", - попросила я. И он купил мне ручную машинку, которая много лет кормила меня, Шору и трех дочерей Бозтая".

Как в любой семье, наверное, не все было "гладко" и в семье Сейфуллиных, но именно Гульбахрам была скалой его веры в людей.

В газете "Лениншiл жас" в 1960 году вышла статья "Белая скатерть" Балтабая Адамбаева, в которой описаны воспоминания тети Гульбахрам. "Наш дом всегда был полон людей: дочь брата Сакена - Малика, моя сестренка Гульбану Айнабекова, Айнаш - племянница Сакена. С каждой поездкой на родину Сакен привозил молодежь на учебу. Например, в 1930 году из Караганды привез Жайю и Серика Рахимбековых. Первый поступил на агрономический факультет, после окончания которого работал долгое время в Алматинской области председателем колхоза "30 лет Казахстана", Серик поступил на курсы шоферов. Муса Жусупбеков в 1932 году окончил зооветеринарный институт. Вечером, после ужина, Сакен нас всех собирал и проводил уроки. Обучение начинал с азбуки, затем переходили на чтение книг, которые он сам покупал и приносил.

Все вещи и одежда, которыми он пользовался, я сохранила: кепки, бешмет, костюмы, ботинки (Сакен, кстати, имел 41-й размер обуви, но любил, чтобы ноги вольно себя чувствовали и покупал 42-й размер), чемоданчик, с которым он ходил в баню, три пары золотых часов, блокноты разных видов, среди них и именные, трости, мундштуки из слоновой кости (он сам не курил, это были подарки друзей), посуду, из которой он ел. Его золотые часы и портсигары сохранила сестренка Жайи - Бибижан: она спрятала их в платок, который всегда носила на поясе. Последние часы застыли на 7 часах 15 минутах утра - это был последний завод рукой Сакена.

У нас с Сакеном было двое детей. Дочь Лаура (отец называл ее Дардана) родилась в 1932 году в Москве. Умерла она, когда ей было около двух лет. Сакен очень любил детей, и горю его после смерти Лауры не было границ. Поэтому, когда 16 ноября 1936 года родился Аян, радость наша была беспредельной.

Когда Сакена забрали, нам с Аяном запретили жить в Алма-Ате, и мы поехали в Акмолинск. Тогда поезд шел из Алма-Аты сначала в Караганду, затем он следовал по курсу Семипалатинск - Кокчетав - Акмолинск. В общем, на дорогу уходило пять-шесть суток. Аян по дороге заболел, поэтому мы вынужденно сошли в Кокчетаве и показали врачам. Они не смогли уже помочь".

Не была тетя Гульбахрам, как она сама говорила, писаной красавицей, но ее чистота, правдивость, человеколюбие, внимательность, отзывчивость, умение поддержать в решающую минуту притягивали к ней людей. Умерла она 2 ноября 1973 года. Родственники собрались со всех концов республики. Имя ее вышло в своеобразный уран - клич рода.

…В 1985-1986 годах из Целиноградского областного историко-краеведческого музея наша мама получила два письма с просьбой поделиться воспоминаниями о Сакене. И вот что написала она в ответ на эти письма: "Сакен Сейфуллин, друг моего отца Жайи Айнабекова по установлению Советской власти в Казахстане, часто бывал в нашем доме. Отец был членом первого Совдепа Казахстана, его фотография приведена в книге С. Сейфуллина "Тернистый путь".

Основные этапы суровой школы - жизни Сакена Сейфуллина: учеба в русско-казахской школе при Нильдинском заводе, работа в машинных мастерских, участие в Нильдинской забастовке рабочих, годы учебы в Омске, годы гражданской войны, месяц, проведенный в вагоне смерти Анненкова, борьба за установление и строительство Советской власти в Казахстане. Сакен Сейфуллин всегда был в гуще революционных событий, в первых рядах борцов за светлое будущее страны. Вот как он говорил о себе: "Не томись, душа моя, все пройдет, все муки, словно день один, забудутся. Взойдет еще заря и сгинет мрак". И мечта Сакена-ага сбылась, взошла заря над Родиной, расцвел любимый край Сакена. Его мы знаем как основоположника казахской современной литературы, проникнутой страстным революционным призывом к борьбе за лучшую жизнь простого казахского народа. Боролся за ликвидацию безграмотности, в тех аулах, где устанавливали Советскую власть, он помогал организовывать ликбезы.

Друг отца, муж моей сестры, Сакен-ага часто бывал у нас в доме. И везде, где бы ни проходили мои встречи с ним - в родном ауле или в его доме, который находился впоследствии в Алма-Ате, или в Большом Кремлевском дворце на Декаде казахской литературы и искусства (тогда я оканчивала рабфак в Москве), - всегда передо мной был простой, сердечный, большой души человек.

Я запомнила 1928 год, когда Сакен-ага приезжал с Гульбахрам к нам в аул. Поздороваться с ними съезжались из ближайших аулов. Сакен-ага был приветлив со всеми, беседовал, играл на домбре, иногда пел, с большим удовольствием слушал аульных домбристов и певцов, где-то их исправлял, подсказывал. Большое значение Сакен-ага придавал закаливанию, водным процедурам, прогулкам, рано уходил далеко в степь, купался в аромате свежего степного воздуха, а затем купался в реке Нуре".

Так написала о нем коммунист с 54-летним стажем, чья жизнь была сломана из-за этого родства: первая на Востоке женщина - инженер-нефтяник, она так и не смогла посвятить себя любимой работе. Вместо этого моя мама прошла школу страданий, но никогда, даже в мыслях, она не роптала на судьбу: сестринская нить между ней и тетей Гульбахрам всегда была прочной.