Жанар КАНАФИНА, "Караван", 27 июня

14 лет прослужил поваром у Кунаева Александр Владимирович Гойколов. Человек, некогда кормивший первого секретаря ЦК компартии Казахстана, нынче работает в одном из развлекательных центров Алматы. Сейчас ему 46 лет, и мало кто из его нынешнего окружения догадывается, с кем общался в свое время этот незаметный человек.

А его жизнь сначала складывалась обычно, а потом изменила рутинное направление. До армии был техникум советской торговли, после - работа в ХОЗУ третьей резиденции Совета министров. Простому парню, недавно вернувшемуся из армии, предлагали возглавить кухню Дома приемов, но неожиданно все было отменено. К тому времени уже младший лейтенант Гойколов получает направление в пятую резиденцию - обслуживать семью Кунаевых.

- Это было в июне 1979 года, - вспоминает он. - Я думал, что это обычная командировка. Сотрудники III управления часто выезжали на охотничьи угодья Карачингилья и в другие места обслуживать первого секретаря. И тут, думаю, такое же.

Первый день своей новой работы я не забуду: встретили хорошо, но обстановка, конечно, меня смутила. Я никогда раньше не бывал в подобных местах. Вышла Зухра Шариповна, она очень эрудированная, высококультурная женщина, ласково поздоровалась.

Что такое женщина и как она может воспитать мужчину, подспудно направлять и воспитывать свое окружение, я узнал благодаря ей. Все в доме буквально проходило через ее руки. До этого меня воспитывала мать, она учила меня управляться по хозяйству, быть аккуратным и многому другому. Но Зухра Шариповна преподала мне урок воспитания человека, как можно поднять его, приблизить к своему кругу. Я хорошо знал свое дело, но это был один уровень, с приходом в их дом началась легкая шлифовка не только моего мастерства, но и личности.

- А что вам сказали Кунаевы в первый день, были ли какие-то напутствия?

- Такие люди напутствия дают в течение всей своей жизни. Правда, поскольку они люди восточные, делали это очень тонко. Ты доходил до смысла некоторых вещей всю свою жизнь.

Казахстан был для него родным домом

- Каким вам запомнился Динмухамед Ахмедович?

- Я очень жалею, что мало сохранилось видеоматериалов, фотографий. В то время мы выполняли должностные инструкции. Не поощрялось и не позволялось делать личные фото, вести записи. Я, честно говоря, никогда не думал, что его не станет.

Смерть Димаша Ахмедовича была неожиданной, он настолько был жизнелюбивым, подвижным, энергичным, даже в 80 с лишним сохранял ясную память. Помнил детали многолетней давности.

Когда мы ехали с Арасан-Капала в августе 1993-го, нас сопровождали председатели колхозов, и он рассказывал хронографию прошлых лет, причем с точными датами, характеристиками людей. Мог остановиться и рассказать до седьмого колена о предках какого-нибудь знакомого. Я тогда был молод, многое умел, но поражался способностям этого человека, его эрудиции, высокой культуре. А ведь эти места он посещал лишь наездами, откуда он мог знать старые названия улиц?

Для него весь Казахстан был родным домом. С татарами он разговаривал на татарском, с уйгурами - на уйгурском. Он был любопытен и дотошен до мелочей, когда дело касалось людей, страны в целом.

Во времена его секретарства с продуктами было туго. В выходные дни утром приходили с докладами все главные сотрудники министерств и ведомств (торговли, МВД) и докладывали ситуацию на текущий момент. К примеру: "В магазин "Россия" завезено столько-то кур, масла, творога, кефира". Или: "Отремонтировано столько-то километров дорог". Чтобы проверить эти факты, на место выезжали люди. Иногда Димаш Ахмедович сажал человека в машину и молча вез, показывал, например, дорожникам их работу: там недоделано, здесь мусор. Поэтому люди старались делать все на совесть.

- Были ли у семьи Кунаевых любимые семейные блюда?

- Димаш Ахмедович обожал хороший, красивый, правильный плов. И если у меня был удачный день и плов удавался, он его ел рукой. У Зухры Шариповны (по национальности она была татаркой) имелись свои неповторимые рецепты. По ее заказу мы готовили, например, кулламу.

Куллама - это что-то вроде татарского бешбармака: мягко отваренная конина нарезается кубиками, тушится в бульоне с мелко порезанным луком, отдельно накатывается салса в виде мелких ракушечек. Потом все это тушится некоторое время, выкладывается на большое блюдо, заправляется зеленью и подается.

Также в семье любили лапшу, форма подачи была необычная. Я готовил ее, как обычно, из курицы, но сочни нарезались в виде мелких кубиков. Эстетично и красиво, вкусно необыкновенно.

- К ним можно было бы применить поговорку "Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты"?

- Они не делали из еды культа. Просто были очень воспитанными, культурными людьми. Зухра Шариповна придерживалась жесткой диеты. Преклонный возраст, напряженный ритм работы обязывали питаться щадящими блюдами. Хотя, когда Нурсултан Абишевич, который был частым гостем у Кунаевых, попробовал мой диетический плов, он не поверил, что блюдо абсолютно облегченное, для здоровья. Секрет состоял в том, что рис промывался два раза, потом припускался, чтобы из него вышел весь крахмал, и только потом его закладывали в казан.

- А чем потчевали московских гостей?

- Для московских гостей - Брежнева, Горбачева, Косыгина - резервировались дачи в Медеуском ущелье. Мы для них не готовили. Третья резиденция ХОЗУ Совмина хоть и была создана по образу и подобию особой кухни Кремля, не обслуживала союзных деятелей.

Брежнев или Горбачев привозил свою группу сопровождения из особой кухни. Мы же обслуживали только семью Кунаевых из двух человек и на всякий случай рассчитывали на гостей. Это были родные сестры Димаша Ахмедовича, председатель Совета министров Байкен Ашимов, министры.

- Как проходили дни Кунаева после смерти супруги?

- У Зухры Шариповны был диабет, в больницу ее Кунаев не отдал, мы дежурили дома поочередно с личным врачом семьи Ахатом Аминовичем Мулюковым. Я готовил ей легкую желеобразную пищу, так как есть ей было крайне тяжело.

Когда она умерла, Кунаев попросил меня купить ему трость. Я поехал на Фурманова - Шевченко, где тогда был специализированный магазин. Обратил внимание на красивую, красного дерева трость со змеиной головой у рукоятки. Он попросил выгравировать на ней даты рождения и смерти Зухры Шариповны. Позже эта трость попала в западную прессу.

Одно время, уже в 80-х, власти запретили Кунаеву общаться с журналистами. Сотрудники газеты "Вашингтон пост" подкараулили его, когда он отправился на прогулку в санаторий, и смогли перекинуться с ним парой-тройкой фраз. Позже, уже в переводе, мы прочитали: "Из машины вышел красивый, статный Кунаев в голубом костюме и с тростью старинной работы".

- Кунаев ведь очень любил оружие?

- У него были хорошие ружья, кое-что ему дарили, кое-что покупал сам. Дарили зажигалки, было много книг. И все это очень хорошей работы. Что ни вещь, то шедевр. Мне, долгое время проработавшему в такой среде, по городу ходить было неинтересно. Я на работу ходил, как в музей. Все подарки потом были переданы государству.

Негласные запреты

- Чего по инструкции нельзя было делать?

- Инструкции были. Но мы и сами понимали, что можно, а что нельзя. Нельзя было, например, передавать письма, просьбы, вещи. Хотя люди несли в благодарность цветы, какие-то подарки, иногда кумыс даже передавали. Но это запрещалось.

Как-то так получилось, что у меня за всю жизнь так и не появилось друзей. Я окончил особую школу Кремля, где нас учили мастерству комитетчиков. Даже повара на кухне должны были уметь стрелять, водить машину, вести прочие дела, владеть рукопашным боем. Готовить пищу могли все сотрудники вне зависимости от должности.

При себе оружия не было, да оно и ни к чему было. Каждый мог обойтись и кухонным ножом в случае опасности.

- Наверное, и семью заводить было трудно при такой работе?

- На удивление, именно женитьба далась очень легко. Мне предстояла командировка в Москву на учебу. Зухра Шариповна с Анатолием Ивановичем Горяйновым, начальником охраны Кунаева, сидели в холле, вызвали меня. Горяйнов сказал: "Мы подумали и решили, что тебе нужно жениться. У тебя есть девушка?"

Девушка к тому времени уже была. Ее звали Оля Лапина. Я ее всегда называл Аленкой. Она закончила медучилище и работала в IV главном управлении детской медсестрой. Была свадьба, на которую Кунаевы хоть и были приглашены, но не пришли, зато через охранника Горяйнова передали ключи от однокомнатной квартиры и немецкий ковер. Я не смог сдержать слез.

Последний день

- Вы были рядом с Кунаевым в последние минуты его жизни?

- Те дни на Алаколе - тяжелое воспоминание. Перед этим было много событий. Мы отдыхали в Арасан-Капале, за Талдыкорганом: промышленности там никакой, горная местность, чистый воздух, кумыс на горных травах, мясо совершенно другого качества. Благодатное место.

Принимали родоновые ванны, для нас был специально выделен коттедж. Потом были встречи на Черкасской обороне, застали столетие инженера Тынышпаева. Заночевали на реке Тек-Тек. А утром на Учарале встретились с аксакалами. Потом вместе с председателем совхоза "Кызыл Аши" и с начальником райотдела милиции Учарала поехали на Алаколь.

По дороге Димаш Ахмедович неожиданно уснул, склонив голову к плечу председателя совхоза. Ахат Аминович не подал вида, но всю дорогу не сводил с него глаз. Уже на Алаколе остановились в коттедже. Однако прогулка по озеру, где мы хотели пострелять уток, не удалась - поднялась сильная волна. Кунаев попросил нас вернуться. Местные охотники все-таки поехали на остров, пришли с добычей.

После ужина мы решили поиграть в бильярд, Димаш Ахмедович, наблюдая за моими неловкими движениями, произнес: "Дорогой мой, нет никакой необходимости держать кий, как винтовку перед штыковой атакой. Ты лишь слегка придерживай его рукой". И, взяв кий, двумя точными ударами загнал два шара в лузы. Потом вдруг решил отдохнуть. Ахат Аминович решил его проводить, а через пять минут я услышал крик: "Саша, скорее!"

Димаш Ахмедович лежал на кровати с закрытыми глазами. "У него приступ", - сказал Мулюков. Потом я много раз представлял себе эту картину и не мог понять, как мы все это проделывали. Я в одной руке держал капельницу, другой помогал Ахату Аминовичу делать массаж сердца. На кровати было тяжело, мы опустили Димаша Ахмедовича с одеялом на пол. Одновременно вводили разжимные щипцы, чтобы не было удушья.

Когда капельница не помогла, сделали прямой укол в сердце. Прошло минут десять, а мы все суетились вокруг, когда Мулюков сказал: "Это все, Саша". Но мне показалось, что Кунаев вздохнул. А это выходил воздух после искусственного дыхания.

Окружающие были в шоке, когда мы им сообщили о смерти. Мы завернули тело в ковер, плотно обвязали, в "Понтиаке" раздвинули сиденья, уложили его, включили на полную мощность кондиционеры в салоне, оделись потеплее и двинулись в Талдыкорган. Дано было сообщение в Алматы, в погранслужбу. Нам выделили машину сопровождения.

В пути случилось нечто странное и непостижимое. Я явственно услышал вздох, повернул голову назад. Ахат Аминович сказал: "И мне тоже показалось". Я остановил машину. Мы вытащили тело на обочину, Мулюков достал свой чемоданчик. Но тщетно. В два часа ночи мы отправили тело самолетом ЯК-40 в Алматы. Я остался в Талдыкоргане, ждал рассвета. Всю ночь не спал, а утром выехал домой.

После смерти Димаша Ахмедовича я уволился из КГБ и перевелся в службу охраны президента. Но проработал недолго. Ушел на гражданку. С Димашем Ахмедовичем Кунаевым ушла и часть моей жизни.